Шарль Эксбрайя - Овернские влюбленные

• Название: Овернские влюбленные
• Автор: Шарль Эксбрайя
• Издательство: Канон
• Жанр: Детектив
• Год: 1993

---

— Ну, Франсуа, пора с этим кончать!

Тот ошарашенно уставился на вдову.

— Кончать? С кем?

— Как это с кем? Со всеми, кто решил вас извести: с полицейскими, конечно, но прежде всего с этой бесстыжей распутницей.

— Мадам Шерминьяк! — округлив глаза, выдохнул Франсуа.

— Ни слова больше! Я знаю все! Мадам Парнак заманивает вас в сети. Но я этого не допущу! Она еще не знает Софи Шерминьяк!

— О чем? Я ни слова не понимаю…

— О, я знаю, у вас душа дворянина и вы не можете обвинить женщину! Но вы не должны угодить в ее ловушку. Тем более что любите другую и любимы ею!

Лепито подумал, что, наверное, к вдове приходила плакаться Мишель.

— Откуда вы знаете? — спросил он.

— По некоторым признакам. Они никогда не обманывают! Да, Франсуа, можете не сомневаться — вам платят взаимностью… или, если хотите, чтобы я поставила все точки над i, — вас любят! От вас ожидают лишь слова или жеста, чтобы открыть объятия! Одно движение — и вы сможете прикорнуть у нее на груди!

Все еще думая, что вдова имеет в виду Мишель, молодой человек возразил:

— Прикорнуть! Не такая уж у нее большая грудь!

— Для вас она станет огромной, ибо любовь способна на все! Ну, теперь вы верите мне?

— Право же…

— Надеюсь, вы не заставите порядочную женщину совершить насилие над собственной стыдливостью и первой кинуться в ваши объятия?

— Нет, конечно, нет…

— Так решайтесь же!

— Вы думаете, надо?

— Чем раньше — тем лучше!

— Вы находите?

— Послушайтесь наконец веления своего сердца!

Но, вопреки тому, на что, вероятно, надеялась вдова Шерминьяк, веление сердца толкнуло Лепито не к ней на грудь, а на лестницу, ибо молодой человек мечтал сейчас только об одном: лечь спать и хотя бы на время забыть о кошмарном лабиринте, в котором он окончательно заблудился.

Лакоссад только собрался попрощаться с комиссаром и отправиться домой, как дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет ввалились дежурный полицейский и Альбер Парнак. Что касается последнего, то это был уже не тот самоуверенный буржуа, совсем недавно свысока беседовавший с полицейскими, а бледный, растерянный и вконец перепуганный человечек. Прежде чем дежурный успел открыть рот, собираясь извиниться за подобное вторжение, нотариус воскликнул:

— Вы были правы, господин комиссар! Кто-то преследует всю мою семью! Я лишь чудом избежал смерти!

Мэтра Парнака усадили в кресло, дали стакан воды, и, когда он немного пришел в себя, Шаллан спросил:

— Так что с вами случилось?

— В мою машину подложили бомбу!

— Бомбу?

— Да, и она разнесла машину через несколько минут после того, как я из нее вышел!

— Надо думать, не рассчитали время, — меланхолично заключил Ансельм Лакоссад.

IV

Комиссар поудобнее устроился в кресле.

— А что, если вы расскажете нам все поподробнее, мэтр?

— Хорошо… В первую пятницу каждого месяца я езжу в Польминьяк к вдове Форэ. У этой дамы весьма значительное состояние, и я веду ее дела с незапамятных времен. Точнее говоря, еще мой отец взял на себя заботу об интересах этой семьи. И вот сегодня я, как обычно, поехал навестить свою клиентку. У мадам Форэ очаровательная вилла чуть в стороне от деревни. Мы с мадам Форэ разговаривали, как вдруг услышали ужасный взрыв. Я бросился к окну и увидел охваченные пламенем обломки моей машины. Можете мне поверить, я был потрясен до глубины души!

— Охотно верю.

— Мадам Форэ всегда отличалась завидным хладнокровием, а кроме того, она в том возрасте, когда все волнения далеко позади. Поэтому она нисколько не утратила присутствия духа и немедленно позвонила пожарным. Они примчались довольно быстро, но все уже было кончено. Таким образом, меня спасла лишь счастливая случайность!

— Мэтр, вы помните слова Макиавелли: «Случай управляет лишь половиной поступков, остальное — в наших руках»? — не замедлил вставить Лакоссад.

— И что с того?

— Легче всего объяснить все как случайность, мэтр.

— По-прежнему не понимаю, куда вы клоните.

— Скажите, каждую первую пятницу месяца вы выезжаете в Польминьяк в одно и то же время?

— Точность — моя болезнь, инспектор, поэтому я выезжаю ровно в восемнадцать тридцать — ни минутой раньше, ни минутой позже. К своей клиентке я приезжаю в восемнадцать пятьдесят, покидаю ее в девятнадцать тридцать и в девятнадцать пятьдесят возвращаюсь домой.

— А когда произошел взрыв?

— В восемнадцать сорок.

— Но если вы приезжаете в Польминьяк в восемнадцать пятьдесят, то должны были находиться в дороге?

— Да, но сегодня я выехал на пятнадцать минут раньше. Мне хотелось вернуться еще до того, как моя жена уснет.

— По-видимому, это решение спасло вам жизнь, мэтр. Теперь вы видите, что случай управляет далеко не всем.

— Вы правы. Я сам себя спас.

— Вот именно.

— Блестящие логические построения Лакоссада, — заметил, в свою очередь, комиссар, — вполне очевидно доказывают, что преступник прекрасно знает все ваши привычки и имеет возможность, не привлекая внимания, подойти к машине. Иными словами, мэтр, это кто-то из вашего окружения.

— Уж не намекаете ли вы, что преступником может быть кто-то из моих родных? Невероятно! Подобное предположение просто чудовищно!

Ансельм Лакоссад не мог упустить случай прочесть нравоучение:

— У датчан есть такая пословица: «Нет худших друзей, чем родня, — говорила лисица преследующей ее собаке».

— Плевать мне на датчан и на их пословицы! Из всей родни со мной живут только жена и дочь! Вы ведь не станете утверждать, что…

— Не волнуйтесь так, мэтр, — успокоил его комиссар, — я говорил не о родственниках, а об окружении. Кроме того, ваша жена и дочь, раз уж вы сами о них упомянули, не могли не знать, что вы решили выехать пораньше. Кстати, когда вы приняли это решение?

— Почти перед отъездом.

— Стало быть, преступник не знал об этом и полагал, что вы, как обычно, уедете в восемнадцать тридцать. Кто, кроме жены и дочери, может подойти к вашей машине, не вызывая недоумения?

— Боже мой…

— Позвольте ответить за вас: прислуга…

— Абсурдно!

— …или кто-то из служащих конторы…

— Вы отдаете себе отчет, комиссар, что, по сути дела, обвиняете одного из моих клерков в попытке меня убить?

Зазвонил телефон, и Шаллану передали, что с ним хочет поговорить жена.

— Я слушаю… что случилось, Олимпа?

— С чем тебе приготовить на ужин телячью отбивную — с лисичками или со сморчками?

— Я занят и…

— Занят ты или нет, но на вопрос-то ответить можешь. Так с чем?

— Со сморчками.

— Ладно, только если я положу сморчки…

И пока нотариус обсуждал с инспектором леденящую кровь историю неудачного покушения, открывшую перед мэтром Альбером самые мрачные перспективы, Эдмон Шаллан и его жена ушли в дебри одной из тех бесчисленных кулинарных бесед, которые доставляли так много удовольствия им обоим. Когда комиссар наконец повесил трубку, глаза его блестели, словно он уже сидел над тарелкой и видел золотистую корочку котлетки, покрытой белым соусом бешамель, а сморчки распространяли тот волшебный аромат, от которого у любого гурмана заранее слюнки текут. Возмущенный таким равнодушным отношением комиссара к своей особе нотариус раскричался:

— По правде говоря, я вас не понимаю! На мою жизнь покушались, и я все еще в опасности, ибо ничто не доказывает, что убийца отступится…

— Можете не сомневаться, он не отступится, — вкрадчивым голосом перебил Шаллан.

— …и вместо того, чтобы защищать, вы ведете разговоры о кухне? Неужели у вас совсем нет сердца?

— Позвольте не согласиться с вами, мэтр, — возразил Ансельм Лакоссад, — и напомнить слова Вовенарга: «Только у человека с душой может быть хороший вкус».

— Когда мы имеем дело с преступным умыслом, — снова заговорил комиссар, — самое главное, мэтр, — не утратить хладнокровия, только тогда есть шанс остаться в живых. Этот разговор с женой для меня своего рода профессиональная уловка. Таким образом я восстанавливаю равновесие и даю другим возможность обсудить положение. Теперь, мэтр, мой помощник и я сам, мы нисколько не сомневаемся, что по какой-то пока неизвестной причине (впрочем, некоторые подозрения у нас уже есть) кто-то вознамерился устранить одного за другим почти всех членов вашей семьи. Сегодня мы можем вам признаться, что инспектор Лакоссад всегда питал глубокие сомнения относительно самоубийства вашего брата.

— Сомнения?

— Инспектор считает, что его убили. Должен признать, то, что произошло вчера с вашей женой, а сегодня с вами, побуждает меня разделить его точку зрения.

— Но это же безумие! Послушайте, ведь доктор Периньяк высказался вполне определенно!

— Доктора Периньяка могла ввести в заблуждение тонко продуманная инсценировка. Вспомните, выстрела ведь никто не слышал!

— Но доктор сказал, что мой несчастный брат обернул пистолет простыней.