Лесь Гомин - Голгофа

• Название: Голгофа
• Автор: Лесь Гомин
• Издательство: Картя Молдовеняскэ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

Роман написан на основе достоверных фактов, взятых из жизни молдавских монастырей в период между революцией 1905 года и Великой Октябрьской социалистической революцией. Центральной фигурой романа является пройдоха и жулик Иван Левизор (в монашестве иеромонах Иннокен тий), уроженец с. Косоуцы ныне Сорокского района Молдавской ССР.

Автор показывает чудовищные преступления, совершенные этим проходимцем с позволения и при участии высших духовных и светских властей, наживавшихся на обмане крестьянской бедноты.

Написанная четверть века тому назад, книга представляет большой интерес и в наши дни, так как она зримо, в художественной форме разоблачает «святость» творимых иннокентьевцами дел.

---

Но все же комиссия считает, что как проповедника христианской веры его нельзя оставлять одного и при исполнении пастырских обязанностей, ибо он под влиянием своих навязчивых идей может оказать вредное действие на темные религиозные массы верующих».

Этот акт вместе с секретными письмами временно исполняющего обязанности губернатора к «влиятельным лицам» в департаменте полиции и министерстве внутренних дел был послан в Петербург. В письмах начальник края ясно намекал, что инок достоин всяческого внимания со стороны упомянутых «влиятельных лиц».

У владыки Серафима нашлись вдруг давнишние дела, потребовавшие немедленного разрешения в Синоде, и он выехал в Петербург. Слишком доверять акту он не хотел, лучше всего самому убедиться, какое он окажет влияние на адресатов.

Дело пошло по инстанциям, наполнялось «присовокуплениями», «приложениями», «добавлениями» и «пояснениями», распухло от них, но не двигалось к окончательной развязке. «Влиятельные лица» тормозили это трудное путешествие.

Чудотворец тем временем стал о нем забывать. Он свободно выезжал в Липецкое, отправлял там богослужения в новом монастыре и возвращался снова в Каменец, где его совершенно отстранили от богослужений. Он снова пытался устроить встречу с паствой, но владыка Серафим решительно отрезал:

— Как хотите, отче Иннокентий, но при первой же попытке не вернуться вовремя или собрать своих молдаван я уже не буду оберегать вас от ареста или определения в сумасшедший дом. Хватит чудотворить!

Иннокентий больше не возвращался к этому. Тихо выезжал в путешествия по Бессарабии и так же тихо возвращался домой.

На третьем году пребывания в Каменец-Подольске Иннокентий уже не слушал приказов владыки Серафима. Он махнул на дело в Синоде и решил провести богослужение в монастыре. А для этого ему нужно было сначала побывать в Липецком. Он отправил своих мироносиц в Балту, Липецкое, Сороки, Унгены — оповестить, что отец Иннокентий победил дьявола, а по этому случаю в Липецком, а потом в Каменце состоится торжественная служба. Собрал вещи и приготовился выехать в Липецкое, чтобы лично распорядиться.

Иннокентий был в пышной одежде, с роскошными чемоданами в руках. На мужественном и привлекательном лице — удовлетворение, глаза горели, когда он покидал стены монастыря. Важно ехал он до Проскурова, так же важно шагнул на ступени проскуровского вокзала, чтобы сесть в поезд. Он весь был поглощен мыслями о будущей встрече с отцом Амвросием балтским. Не заметил даже, как рядом с ним появился жандармский полковник и тихо, но отчетливо произнес:

— Ваше преподобие, отошлите свой багаж назад, а сами следуйте за мной.

Ничего не понимая, Иннокентий посмотрел на него и приветливо улыбнулся.

— Мне некогда, господин полковник, сегодня должен выехать в Балту.

— Ваше преподобие, никуда вы ни сегодня, ни завтра не поедете. Без шума отошлите вещи домой, а сами следуйте за мной.

Иннокентий только сейчас почувствовал враждебный и сухой тон жандармского полковника, голос его шелестел, как сухая канцелярская бумага.

— Что вы хотите этим сказать? — растерялся Иннокентий.

— Ваше преподобие, на перроне неудобно передавать приказ жандармского корпуса… пройдите со мной, я вам объясню.

Иннокентий пошел за ним в канцелярию вахмистра. Здесь полковник еще более сухо и жестко сказал:

— Ваше преподобие, мне приказано следить, чтобы вы никуда не выезжали. Простите, если я буду вынужден приставить к вам жандарма, прикажу ему не спускать с вас глаз, пока не получу распоряжения отменить этот надзор. Чтобы не компрометировать вас, я переодену его монахом, и он будет послушником, только, разумеется, при нем будет оружие. И вы понимаете, конечно, что не он у вас, а вы у него будете в роли послушника. Не иначе. Идемте. Прошу, — указал он рукой на дверь.

В монастыре его ждала еще одна неожиданность, более неприятная. В дверях своей кельи он встретился с отцом Серафимом, бледным и взволнованным: тот допрашивал о чем-то монаха. Увидев Иннокентия в сопровождении жандармского полковника, владыка Серафим долго не мог вымолвить ни слова. И только когда полковник поздоровался, он смущенно спросил:

— Откуда это вы вместе с отцом Иннокентием?

Полковник неопределенно развел руками, и пожал плечами. Отец Серафим понял, очевидно, ибо прошептал побледневшими губами:

— Значит, двумя путями?

— Очевидно, двумя, — в тон ему ответил полковник. — Очевидно, двумя, ваше преосвященство.

Отец Серафим обрел дар речи и, достав из кармана рясы бумажку, поднял голову, чтобы либо сказать, либо прочитать какой-то абзац. Но его прервал заместитель губернатора, вскочивший в келью тяжело дыша.

— Отец Иннокентий, черт побери, здесь?

И умолк. Перед ним были все власти — и духовные и светские.

— Господа! — нервно выкрикнул Иовлев. — У меня приказ немедленно выслать отца Иннокентия в Муромский монастырь.

— У меня такой же, — грустно известил владыка.

— Господа, мои функции здесь — самые скромные, — сказал жандармский полковник. — Мне поручено сопровождать его и проследить за выполнением предписаний и Синода, и департамента полиции. До свидания.

Бледный Иннокентий сидел и не двигался с места. Энергия вдруг покинула его, и что-то мгновенно в нем словно надломилось. Глаза беспомощно блуждали по полу, он стал жалким. Владыка Серафим с сочувствием смотрел на него. Иннокентий поднял голову и растерянно спросил:

— Что же делать, отче? В Муромский монастырь — это же…

Не кончил. Свесил голову и тихо, непроизвольно перебирая четки, заплакал. Страх отнял у него речь, сознание, волю. Иннокентий боялся показать это и еще ниже склонил голову.

Владыка Серафим отвернулся и вышел.

Растерянный, разбитый сидел Иннокентий в пустой келье. Рядом смущенно стоял переодетый жандарм.

3

Преосвященный Амвросий, получив от отца Серафима письмо, в тот же день выехал в Каменец. Проклиная российский способ передвижения, преосвященный пастырь одолел дорогу от Проскурова до Каменца на лошадях, и у него еще хватило сил почти вбежать в кабинет отца Серафима.

— Ну что? — сразу спросил он владыку Серафима. Понимал, что вопрос глупый, но другого придумать не мог.

— Неважно. В Муромский монастырь отправляют.

— Что же это значит, отче Серафим?

— Что? Это дело давнего происхождения. Обвинения те же: пять мироносиц в келье, молдавский язык, проповеди. Особенно проповеди, отче Амвросий. Подумать только, в цари захотелось! «Не будет, говорит, императа, будет молдавский господарь, и я буду царем царей». Царь царей! Он — царь царей! Черт возьми этого вашего идиота! Поднять такую кутерьму в целой провинции, быть таким идиотом… А теперь он едет на царствование в Муромский, мне — строжайший выговор, вице-губернатору — нагоняй и т. д. и т. п.

— Круто, круто, — встревоженно сказал преосвященный Амвросий. — Теперь ничто уже не поможет. Мне это ясно. Но положение ухудшается тем, что бросить его тоже нельзя. Он сам запутается, церковь, епархию запутает.

— Да, это правда… — ответил Серафим. — Но что же делать?

Амвросий решительно кивнул головой.

— Бороться! В первую очередь не лишать его совета. Без нас он пропадет, и церковь понесет урон. Не порывать с ним отношений — это главное. Главное потому, что в Липецком он основал новую обитель. Она привлекла к себе всю Бессарабию. Ломать ее нельзя и… не нужно. Надо ее поддерживать и руководить ею, чтобы от нее не отшатнулся народ. Если отойдут от обители — отойдут от веры православной. Мы это твердо должны помнить, отче, и спасать дело для церкви. Синод видит Иннокентия, а мы должны видеть его работу и удержать Синод от неверного шага по отношению к вере. Понятно?

— Не совсем.

— Ну, если так, то я должен добавить, — осторожно, обдумывая слова, говорил Амвросий балтский. — Я считаю, что отец Серафим кишиневский допускает серьезную

ошибку. Это потому, что человек он ограниченный и дальше своего носа не видит, а руководствуется только завистью, но не ясным умом. Уничтожить Иннокентия как личность — это частное дело каждого, дело его симпатии или антипатии, это чисто личное… Но ведь Иннокентий не один, а со всей Бессарабией, которая верит в него. И получается, что уничтожить его — это уничтожить веру в сердцах многочисленного населения, сотен тысяч православных мирян. В этом ли интерес церкви? Интерес престола и державы? Разве без церкви удержится какой-нибудь престол? Нет. Это во вред церкви и государству, во вред престолу. Я не удивляюсь, что Серафима кишиневского поддерживают Пуришкевич и Крушеван. Рука руку

моет. Пуришкевич — человек светский, политик, а не пастырь церкви. Мы же, спасая Иннокентия, несем знамя веры. Правда, — выдержав секундную паузу, продолжил Амвросий, — если мы проиграем, то можем и сами попасть в Муромский, а это еще больше заставляет нас бороться, чтобы не стать жертвами.