Лариса Шкатула - Пани колдунья

• Название: Пани колдунья
• Автор: Лариса Шкатула
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-008118-9

Невесту похитили прямо из-под венца, по дороге в церковь.

Кузен жениха Станислав Поплавский насильно увез Лизу Астахову из Петербурга в Польшу в свое родовое княжеское имение, но пути обвенчавшись с йен в нервом же костеле. Лиза была как в бреду, она плохо соображала, что же произошло. А впервые пришла в себя, когда Станислав сказал ей, что он — ее судьба, а от судьбы, как известно, не уйдешь. Выходит, Поплавский считает, что укротил ее? Лиза про себя мстительно усмехнулась.

Ведь недаром петербуржцы говорили, что княжна Астахова самая настоящая колдунья…

---

Она вышла, оставив Лизу в смущении. Права ее старшая подруга: вот так по-девчоночьи хвалиться своими способностями не очень умно. Она теперь понимала своего отца, который так много знал и умел, а знанию своему не находил применения. Оно просилось наружу, требовало выхода, и бедный папа не придумал ничего лучше, как делать своеобразное кровопускание, — устраивать спектакли перед невежественными зрителями. Если и Лиза не займется чем-нибудь нужным, она тоже будет устраивать фокусы и еще больше укреплять людей во мнении, что она попросту ведьма…

Ребенок толкнулся у нее в животе, как бы напоминая о себе. «Прости, маленький, я совсем о тебе забыла. Ты прав, что может быть важнее, чем родить и воспитывать здорового малыша? Разве это так уж просто?»

Она вышла из спальни и стала спускаться по лестнице. Станислав при звуке ее шагов поднялся с кресла и следил, как она идет, отчего Лиза не выдержала и споткнулась.

— Ты действуешь на меня как удав на кролика, — нервно усмехнулась она.

— Прости, — он опустил взгляд, — но сегодня ты выглядишь как святая…

— С ребенком в животе.

— Это и прекрасно.

Она с удивлением взглянула на Станислава:

— Мне казалось, совсем недавно ты…

— Я был излишне самонадеян, — поспешно проговорил он, — как все самовлюбленные глупцы. Кто я такой, чтобы присваивать себе право казнить или миловать.

Он отодвинул стул, усаживая ее за стол, накрытый на три персоны.

— Я хочу спросить, — Лиза посмотрела в глаза мужу безо всяких чувств — так смотрят на какую-нибудь картинку в книге или просто на стену, на которую села муха, — когда мы поедем в тот, мой дом, надеюсь, я могу его так называть?

— Тебе не терпится от меня избавиться?

Станислав почти не пошевелил губами, а слегка раздвинул их, так что слова как бы выскользнули из его рта.

— Не терпится, — сказала она жестко. — Думаю, в моем желании нет ничего необычного. Как чувствует себя лиса, загнанная охотниками? Разве не мечтает она на бегу найти хоть какую-то дыру в земле, щель в скале, куда она могла бы забиться и переждать эту безумную гонку? Разве не пытается вылететь на свободу птица, когда хоть на мгновение приоткрывается дверца ее клетки?

— Прости меня, — хрипло прошептал он, пытаясь встретиться с нею взглядом.

— Поздно, — сказала Лиза. — Уже ничего нельзя вернуть. Не надо было тебе так прозревать. Думал бы, что, принося меня в жертву, искупаешь этим свой грех, не мучился бы теперь. Попробуй другой путь.

Может, еще все удастся.

Она замолчала, потому что к столу вышла Василиса, а их разговор не предназначался для ушей третьего, даже если это доверенное лицо.

Ночью Лизе приснился сон. Красивая женщина — по виду ее ровесница, но с каким-то более умудренным, что ли, выражением лица — склонялась над лежащим без памяти раненым мужчиной. Рядом стояла еще одна женщина.

Сон был необычен тем, что Лиза видела происходящее так, словно ей нарочно это ПОКАЗЫВАЛИ, и при этом женский голос ей все объяснял. Причем отвечал не на слова Лизы, а на ее мысли.

И сама красавица, и ее помощница были одеты в какие-то странные одеяния; она вспомнила, что видела подобные в какой-то иллюстрированной книжке. Старинные одеяния. Значит, она видит событие, которое происходило очень давно.

— Шестьсот лет тому назад, — подсказал ей голос.

«Интересно, — подумала Лиза, — кто эта женщина? Почему мне кажется знакомым ее лицо?»

— Понятно, ведь это твоя дальняя прабабка, тоже из рода Астаховых.

— Значит, отец правду говорил о том, что в нашем роду необычные способности передаются по наследству?

— Раз в сто лет хотя бы один из Астаховых получает ЗНАНИЕ, — сказал голос.

— Но зачем? — удивилась Лиза. — Как я поняла, знание приносит нам только несчастья.

— Знание не может приносить несчастье, — наставительно заметил голос. — Несчастными люди становятся из-за собственной неосмотрительности, неосторожности, самоуверенности… Мало ли чего еще.

— Но зачем оно нам, это знание?!

— Чтобы передать его потомкам. Настанет время, и знание понадобится не только Астаховым, а многим и многим людям. Оно и так по крупицам есть в других особях человеческих, но роду Астаховых удается сохранить его более полным. Лучше смотри, как получается у Анастасии вытаскивать своего мужа с того света.

— Нам удалось победить смерть?

— Лучше сказать, раскрыть некоторые секреты жизни.

Значит, далекую прабабку звали Анастасией? И то, что она делает, — таинство? Вон какой изумленной… да что там, восторженной, как при виде чуда, выглядит ее помощница.

…Воспаленная рваная рана на боку мужчины. Его хриплое дыхание. Наверняка у него жар. Лизе даже странно было, что она понимает так отчетливо задачу, которая стоит перед молодой целительницей.

Она даже подумала, что та возьмет сейчас острый нож, который держит в руке ее помощница, чтобы разрезать рану. Но нет, целительница сделала это одними руками. Причем… не прикасаясь к ране! Действительно, чудо!

Но каких усилий ей стоило лечение. Лоб Анастасии покрыт испариной. Кажется, она держится на ногах лишь усилием воли. А между тем руки ее продолжали нелегкую работу. Удаляли из раны нагноение, и ее помощница лишь успевала менять тампоны.

Анастасия, опять же не прикасаясь к раненому, сдвинула вместе края поврежденной кожи, и рана на глазах, под невидимым воздействием ее пальцев, стала затягиваться.

Последнее, что Лиза увидела, — молодая целительница потеряла сознание. Неужели лекарский дар Астаховых так тяжел в применении?

— Это всего лишь неумение им пользоваться, — сказал голос. — В будущем она научилась тратить лишь столько силы, сколько надо, а не выплескивать ее наружу, как воду из кувшина…

Лиза проснулась с чувством облегчения. Впервые с тех пор, как она жила в замке Поплавских, пробуждение не тяготило ее ожиданием неприятностей. Она сунула руку под подушку и нащупала письмо отца…

Интересно, как оно ей досталось. Разговор за столом в присутствии Василисы супруги вели нейтральный: обо всем на свете и ни о чем в частности. Так, обычный светский обед с тостами за здоровье княгини. Между тем все трое догадывались, что такой совместный обед, скорее всего, последний.

Станислав предложил руку Лизе, когда она выходила из-за стола, проводил ее до дверей комнаты — она хотела переодеться — и спросил вроде невзначай:

— Ты ни о чем не хочешь меня попросить?

— Дай мне письмо отца, — сказала Лиза, впрочем, не очень надеясь, что ее просьбу муж выполнит. — Хотя бы одно, последнее.

Он не только не удивился просьбе жены, но как будто ждал ее. Сунул руку в карман сюртука и протянул ей письмо.

Если бы отношения между ними не были такими натянутыми, Лиза бросилась бы на шею Станиславу и расцеловала его, а так она всего лишь произнесла:

— Спасибо. Если не возражаешь, я пойду к себе и прочту письмо.

Отцовское послание, против ожидания, оказалось невскрытым. То, что Станислав его не отдавал, очевидно, было лишь черточкой в его плане сделать жизнь Лизы рядом с ним адом.

Отец писал:

«Рим, 8 сентября 1848 г.

Дорогая доченька!

Не знаю, получаешь ли ты мои письма, но я продолжаю стучать в дверь, которая упорно не желает открыться.

Ультиматум твоего мужа я принял — ни при каких обстоятельствах не пытаться с тобой увидеться, если я не хочу сделать жизнь своей дочери в Польше невыносимой.

Как говорил кто-то из мудрецов, никогда не давай зароков! Вот я живу в Италии, а вовсе не в России, как собирался, вместе с кем бы ты думала ? С твоей матушкой, дитя мое! Я нашел ее в ужасной пишете, одинокую, всеми позабытую, и простил. Что поделаешь, человек слаб. Не судите, да не судимы будете…

Теперь у нас с нею небольшой, но очень красивый домик недалеко от Piazza del Spania, там, где ты так любила гулять.

Половина доходов Отрады управляющий высылает мне в Рим, а половину Николеньке в Петербург. К слову сказать, мы с твоей матушкой тратим не очень много у нас всего одна горничная и кухарка.

Мы теперь часто ходим в церковь — маменька твоя говорит, что ее грех перед нами всеми не замолить, и потому часто подолгу молится, что меня, признаться, расстраивает. Не потому, что я безбожник какой, а потому, что после этих долгих молитв она чувствует себя совсем разбитой все же мы уже не молоды.

Ангел мой, я так и не получил от тебя ни одного письма, кроме того, первого, из тех, что пишутся, когда за спиной кто-то стоит, но сердце мое неспокойно, и я часто вижу ваш замок — серый на фоне серых же скал, тебя с грустными глазами и рядом какую-то женщину, видимо, твою экономку, которая тебя по-настоящему любит, так что хоть это меня успокаивает.

Если все-таки напишешь мне письмо, черкни пару строк матушке, она будет очень рада.

Пишу коротко, хотя ежели мы у видимся, так и не враз наговоримся, столько всего я мог бы тебе сказать, дорогое мое дитя!