Густав Эмар - Дикая кошка

• Название: Дикая кошка
• Автор: Густав Эмар
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-300-00159-7

---

Эти подарки будут состоять из множества ружей, ножей, пятидесяти бочонков пороха, двадцати бочонков пуль, ста бочонков водки и пятисот шерстяных одеял. Вождь, который отправится в Санта Роза, приведет к великому вождю бледнолицых отряд из четырех тысяч лучших из пяти наций воинов, которые помогут нам в войне, которую мы объявили вероломным малюкосам.

Между нами и могущественной техюэльской нацией топор будет зарыт на такой глубине, что дети наших детей не найдут его в продолжение тысячи лунных годов. Пусть мои братья ульмены обдумают мои предложения. Я все сказал.

После этой речи последовало продолжительное молчание, во время которого индеец, введший посланника, вывел его. Через час дон Дьего был введен в собрание вождей.

– Брат мой, – сказал Овициата, – ульмены техюэльской нации принимают предложение их белого отца: прочный мир да будет между нами. Малюкосы бабы, которых техюэли принудят одеться в юбки; вот мой тюрбо в знак мира. Завтра один из главных ульменов отправится в Санта Роза за получением подарков, а другой отправится с тобой для того, чтобы условиться с токи бледнолицых о числе воинов, которых они от нас требуют. Пусть брат мой займет место у огня совета: он молод; но мудрость его велика. Хорошо ли я сказал, могущественные люди? – добавил он, обращаясь к воинам.

Они молча поклонились.

– Я благодарю, – ответил дон Дьего, – моих краснокожих братьев за то, что они приняли предложения, которые мне поручили им сделать; мне очень жаль, что я не могу остаться долее с вами; меня заставляет мой долг немедленно возвратиться в Санта Роза вместе с испанцами, которые находятся здесь, а также вместе с донной Мерседес, – добавил он, ударяя на последние слова.

– Мерседес остается, – с вызовом сказал Овициата, – она моя.

– Донна Мерседес – моя невеста, – продолжал молодой человек с гневом, – она почти моя жена; я не уеду без нее.

– Собака! – крикнул вождь, вставая с бешенством и ухватившись за топор; но старый вождь, который до этого времени, казалось, не принимал большого участия в том, что происходило перед ним, встал вдруг и заставил Овициата замолчать:

– Замолчи, сын мой, – сказал он дребезжащим голосом, – этот человек свят, как и все то, что принадлежит ему: его жена должна следовать за ним.

– Но эта девушка еще свободна.

– Правда ли это? – спросил старик.

– Нет, – ответил полковник, – она дала мне слово.

– Пусть она едет, – решил Ононтхио, – и да покровительствуют вам обоим Шемиин и Мишабу. Я сказал все.

Сказав эти слова, старик опустился на свое место и, казалось, снова погрузился в свои размышления.

Овициата не смел открыто сопротивляться своему отцу, он знал его влияние на ульменов; с силой притворства, свойственного индейцам, он успел подавить бешенство, кипевшее в его сердце, и спокойным голосом, с бесстрастным лицом и улыбкой на губах он приказал возвратить молодому человеку донну Мерседес и ее кормилицу.

– Хорошо, – сказал Ононтхио, – мой сын справедлив и мудр, он будет великим вождем.

Индейский вождь задрожал от радости при этой незаслуженной похвале; но овладевши собой, сказал:

– Мой брат, дон Дьего, получи обратно твою жену и позабудь о том, что между нами произошло; ты должен извинить меня, потому что я люблю ее.

– Мой брат, извини меня, а ты Мерседес, – добавил он, обратившись к молодой девушке, которую привели, – прости меня, я буду молиться о твоем счастье, сохрани доброе воспоминание о товарище твоего детства; прощай, и как сказал мой отец, да хранят вас Шемиин и Мишабу.

Молодые люди, успокоенные этими словами и по честности своей поверившие, удалились, от души поблагодарив старика и его сына.

Спустя два часа, дон Дьего де Лара, Перикко и прочие испанцы, находившиеся с ними в плену у индейцев, поспешно направились к Санта Роза де лас Андес.

Спустя несколько минут после их отъезда, из кочевья вышел толстяк, которого мы уже видели мельком, и направился по тому же пути.

Его сопровождал Овициата.

Дойдя до границы просеки, они остановились в таком месте, где их никто не мог ни видеть, ни слышать.

– Отправляйся, – сказал Овициата, – то что нам не удалось сегодня, то удастся завтра.

И положив на руку испанца тяжелый замшевый кошелек, наполненный золотым песком, спросил его:

– Могу ли я полагаться на тебя?

– Можешь, – ответил тот, пряча кошелек в свое пончо.

– Будь верен мне, – продолжал вождь. – Если изменишь мне, я жестоко отомщу.

Толстяк кивнул головой и, переговорив между собою шепотом, оба злодея расстались, по-видимому, довольные друг другом. Овициата возвратился в лагерь, а испанец продолжал свой путь к лесу.

Это был человек, по имени дон Жозуе Малягрида. Пятнадцать лет управлял он огромными поместьями тетки донны Мерседес. Подлый скряга, злобный до низости и завистливый, легко сделался слепым орудием в руках Овициата и его шпионом.

ГЛАВА IV Дон Жозуе Малягрида

Наступили первые дни ноября, которые индейцы называют такиука-они (луна козленка).

Стоял один из тех золотых и ясных дней, каких не бывает в нашем холодном климате. Солнце сильно жгло и освещало камешки и песок сада прекрасного дома в городе Санта Роза де лас Андес.

В роще апельсиновых и лимонных деревьев, покрытых цветами, приятное благоухание которых наполняло воздух, в чаще кактусов и алоэ спала молодая женщина, небрежно разметавшись в гамаке из волокон формиума, подвешенном между двумя апельсиновыми деревьями.

Откинутая назад голова, развязанные и в беспорядке рассыпавшиеся по ее груди длинные волосы, слегка полуоткрытые коралловые губки, сквозь которые была видна ослепительная эмаль ее зубов, Мерседес – потому что это она, спала таким безмятежным сном, была прекрасна; в чертах ее отражалось счастье, слегка нарушаемое страданиями и болями вследствие беременности, близкой уже к разрешению. Она около года была уже замужем и во все это время ни одно облачко не омрачало ясного горизонта ее тихой и спокойной жизни.

Дон Дьего был произведен в генералы и получил высокий пост в чилийской армии. Его уже около двух месяцев не было дома; но в то время, с которого мы начинаем вновь наш рассказ, он уведомил о своем возвращении, и жена с нетерпением ожидала его.

Было уже около полудня; ветер не шелестел даже листьями; солнечные лучи, падая отвесно, до того невыносимо жгли, что все удалившись в сады или в отдаленнейшие покои своих домов, предавались сну. Было время сиесты.

Между тем недалеко оттуда, где, улыбаясь, спала донна Мерседес, раздался шум шагов, сначала чуть заметный, но затем все более и более отчетливый; раздвинулась листва, и сквозь нее показалось толстое лицо и толстейшее тело дона Жозуе Малягрида.

Почтенный управляющий был в широких панталонах из белого холста, в камзоле из той же материи, в соломенной шляпе с широкими полями; лицо его было красное как игония; он сильно потел и дышал как бык.

– Уф! – сказал он, останавливаясь для того, чтобы перевести дыхание, в нескольких шагах от койки донны Мерседес. – Она спит, прелестная сеньора.

И со злобной улыбкой добавил:

– Как жалко будить ее!

Потом, обтерев тонким батистовым платком пот, который лился по его лицу, он продолжал сердито:

– Черт возьми это животное, которое осмелилось назначить мне в подобное время свидание вместо того, чтобы дозволить мне спокойно наслаждаться сиестой, как это делает в настоящее время всякий честный человек; я прекрасно знаю, что таким образом мы не рискуем, чтобы нас обеспокоили, потому что все спят теперь, даже и сторожевые собаки; но, несмотря на это – это неприятно. Идем! – сказал он, вздохнувши с сожалением.

И он вышел из беседки, бросив на молодую женщину последний взгляд ненависти и зависти.

Он шел некоторое время осторожно, с трудом пробираясь между деревьями и кустарниками, которые делались все гуще и гуще по мере того, как он подвигался в чаше.

Наконец, дойдя до места настолько отдаленного от дома, что его невозможно было увидеть, он с величайшим вниманием осмотрел все вокруг, но успокоившись тишиной и полнейшим уединением, в котором он очутился, он снял свою шляпу, обтер своим платком лицо; подышав немного, он два или три раза глухо произнес: «Гм», потом наклонился и удивительно непохоже крикнул пронзительным и диким голосом водяного кобчика. Подобный же крик отвечал ему тотчас. Легкий шум раздался среди листьев, и ветви кустарника тихонько раздвинулись; сначала показалась голова, потом плечи и наконец все тело индейца, который одним прыжком очутился около толстого управляющего.

– Эх! Мой друг, – сказал Малягрида, – вы скоро ответили на сигнал.

– С самого утра я лежал в высоких травах, – лаконически ответил дикарь, в котором легко можно было узнать техюэля по орлиному перу, которое он носил на своей военной туфе.

– Я не мог прийти раньше, – возразил мажордом, – никто не спал в доме, я ожидал, пока они не заснут.