Леон Юрис - Хаджи

• Название: Хаджи
• Автор: Леон Юрис
• Жанр: Научная Фантастика

---

Дамаск сделала возможным река Барада, стремящаяся сюда с гор Ливана и разби-вающаяся на сотни потоков, превращенных в мешанину каналов. Воды обогатили зеленую зону, носящую название Эль Гута. Этот район в арабской фантазии уподоблялся Саду Эдема. Эль Гута состояла из неправдоподобной смеси садов и великолепных вилл, казино, ферм и питавших город фруктовых рощ, парков и рекреационных зон.

Как раз в Эль Гуте Кабир-эфенди и обосновался в своей квадратной вилле с пропор-циями, напоминающими рыцарский замок. За воротами с охраной они проехали с чет-верть мили через маленькую метель фруктовых садов, тысячи кустов Дамаскских роз и остановились у виллы с фасадом из апельсиново-персикового алжирского мрамора, за-ключенного в обрамление персидской мозаики.

Фавзи Кабир приветствовал хаджи Ибрагима так, как будто перед ним был саудов-ский принц. Столь чрезмерное радушие повергло Ибрагима в тревогу и вдвое увеличило его подозрительность. Он отлично понимал, что его вызвали для чего-то весьма важного.

К его благоговению перед открывшимися сторонами этой сказочной страны теперь примешивались настоятельные голоса предостережения. Это был сон, райское видение, но он понимал, что гостеприимство Кабира будет иметь крутую цену.

За обедом они оказались в помещении, возникшем как будто из "Тысячи и одной ночи" и обставленном специально для гулянки. Большие вышитые полотна на стенах и потолке, усеянные зеркалами, образовывали подобие шатра. Пол покрывали не тонкие восточные коврики, а западного типа ковры с глубоким ворсом. Подушки и низкие столи-ки напоминали обстановку римского обжорства. В трапезе принимали участие лишь двое мужчин, не считая четверки находившихся здесь стройных мускулистых молодых слуг и пары телохранителей, одетых наподобие старых турецких янычар с шароварами до лоды-жек, широкими красными поясами и фесками на голове. В конце трапезы двое слуг внесли шестифутовое серебряное блюдо с фруктами, орехами, сырами и европейским шоколадом, кремами, сладостями, которые казались высотой в половину горы Арафат. Кабир хлопнул в ладони, отдал приказание и погрузился в гору послеобеденных деликатесов.

И вдруг появились пятеро музыкантов, и когда они заскулили свою повторяющуюся мелодию, из ниоткуда выскользнула исполнительница танца живота и стала крутиться пе-ред ними.

Во имя Аллаха! Чего хочет от меня этот человек! Мне надо быть очень бдитель-ным! Может быть, все это для того, чтобы размягчить и усыпить мою бдительность и потом убить меня. Зачем ему надо меня убить? Да, однажды я заставил его приехать в Табу. Хотя это было четверть века назад, такой человек, как Кабир, никогда не забудет такой обиды! Вздор! Он только пытается быть хорошим хозяином... а с другой сторо-ны...

Мухтар Табы глазел на женщину, извивавшуюся перед ними и потом оказавшуюся как раз над тем местом, где он сидел, откинувшись на подушки. Она не была арабкой, ее кожа была белой, как у европейки, волосы золотистыми, а глаза синими. Кабир откинулся, облокотился на локоть и приблизил губы к уху Ибрагима.

- Ее зовут Урсула. Она немка, очень умная, одаренная. Одна из моих любимых. Ты не поверишь, она научилась так танцевать меньше чем за год! Ночью она придет к тебе в комнату. Держи ее у себя, сколько хочешь. - Кабир прервался, чтобы расколоть орех, и его взгляд упал на стоявшего в ожидании слугу. Он кивком указал на молодого человека поразительной, по-кошачьи чувственной красоты. - Или бери их обоих.

Урсула качнула восхитительной линией своего крепкого бедра в дюйме от носа Иб-рагима, встретив исходившее от него горячее, неровное дыхание. Она поворачивалась все медленнее, и ее интимная часть почти коснулась его лица.

- Зачем меня привезли сюда? - вырвалось у Ибрагима.

- Для дел будет достаточно времени завтра, - ответил Кабир. - У тебя был долгий день. Надеюсь, и ночь будет такой же долгой.

Музыка внезапно оборвалась, как часто бывает с восточной музыкой.

Это не может быть правдой, - думал Ибрагим, лежа на атласной кровати в комнате, которая годилась бы для самого Мохаммеда. Она была слабо освещена, и маленькие струйки ладана поднимались к потолку.

Я знаю! Ей поручено убить меня. Мне надо быть крайне осторожным.

Сердце его сильно забилось, едва не выскакивая из груди, когда он уловил движение за разделявшей комнату решеткой. Он едва мог видеть сквозь нее, но все же различил де-вушку на другой стороне. Одетая в тонкий прозрачный шифон, она неслышно двигалась по комнате, остановилась у изножья кровати и стала без всякого смущения раздеваться, снимая с себя одежды одну за другой с мучительной неторопливостью.

Когда ее платье упало к ногам, она перелезла к нему в кровать на четвереньках. Хаджи Ибрагим схватил ее, опрокинул навзничь, и его атаки были сильными, быстрыми и пламенными. Через момент он отвалился, тяжело дыша, в испарине. Никогда ему не при-ходилось касаться такого тела. Это было безумие.

Первую его атаку Урсула выдержала снисходительно. В следующий раз она была более долгой и не столь свирепой. Он расслабился во второй раз. Девушка лежала, при-жавшись к нему, и ее пальцы чертили маленькие кружки на его коже.

- Ты так великодушна, - сказал он наконец. - Ты меня ненавидишь. Я неправильно делал любовь. - Он сам удивился внезапному чувству виновности.

- Ты должен научиться позволять себя трогать, - сказала она.

- Я плохо делал это.

- Довольно. Познай прикосновение. Научись наслаждаться собственным спокойст-вием.

Хаджи Ибрагим несколько раз глубоко вздохнул. Все получалось одно к одному: долгая езда из Табы, очаровательный приезд в Дамаск, и эта райская ночь, дом Гидеона, луна над Голанскими высотами, танки, пушки, Таба... Таба... Таба... дорога в Иерусалим.

- Должен сознаться, что в первый раз за всю свою жизнь я слегка устал, - сказал он.

- Ну, может быть это и не совсем так, - ответила она.

Урсула села, открыла ящик столика у кровати, вынула маленькую украшенную дра-гоценностями коробочку, открыла ее, достала палочку гашиша и затолкала немножко в трубку.

Ага! Теперь, когда я ослабел, она даст мне гашиш, вымоченный в яде.

Прежде чем тревога овладела им, он увидел, как она зажгла трубку и сделала глубо-кую, жадную затяжку, а потом предложила трубку ему. Он улыбнулся, почти откровенно, собственной глупости. Когда он зажег трубку для второй затяжки, ее рука отвела ее.

- Он очень крепок, - предупредила она.

- Да, - сказал он, испытывая удовольствие, - да.

Комната поплыла, и аромат ладана стал застилать его сознание. Вокруг все стало ат-ласным. Прикосновение Урсулы стало казаться невероятным. Он никогда не знал такой изысканности. Она облизала его всего. Находившееся у него между ног, что он уже считал мертвым, начало оживать снова.

- Не двигайся, не хватай меня, - наставляла она. - Прими.

- Я постараюсь, но ты сводишь меня с ума.

- Постарайся. Ты хороший.

- Постараюсь, - повторил он.

В полумраке она обмыла себя перед ним ароматным маслом, потом обмыла его. Скользнув на него, она снова призвала его к спокойствию. Он позволил завладеть собой. Урсула взяла инициативу и любила, любила, любила его, пока он мог сдерживать вулкан внутри себя. На этот раз она слилась с ним в восторге, заставляя его покоряться ей на крошечных остановках, пока вулкан не мог уже больше извергаться и самое блаженное из всех изнеможений не завладело им.

- Урсула, - прошептал он позже.

- Да?

- Зачем он привез меня сюда?

- Я не должна говорить.

- Ну, пожалуйста.

- Завтра ты встретишься с Каукджи и Абдулом Кадаром Хуссейни.

Ибрагим сел, туман мигом рассеялся.

- Но они мои кровные враги! Они и Кабиру кровные враги!

Хаджи Ибрагим бормотал в тревоге. Урсула снова вложила трубку ему в рот и за-жгла ее. Он глубоко затянулся и упал на подушки, и она была рядом с ним.

- Начну беспокоиться завтра, - сказал он.

Глава пятая

Ночь повстречалась с днем, и завывающий голос муэдзина пронзил воздух, призывая благоверных к молитве. Как и каждый день, хаджи Ибрагим автоматически проснулся. Он медленно открыл глаза. Он был очень слаб. Дамаск! Кабир-эфенди! Он сел, и в голове его стучало после ночи гашиша, вина и любви.

Он быстро оглянулся по сторонам. Она ушла, но он еще мог ощущать ее запах, и по-душка была смята после ее сна. Он глубоко вздохнул, вспоминая, и улыбнулся, бормоча о пережитом, снова улыбнулся и отбросил простыню. Наверно, этого вовсе не было, поду-мал он. Даже если это был сон, он стоил того, чтобы его видеть.

Хаджи Ибрагим развернул свой молитвенный коврик, положил его в сторону Мекки и сделал поклон.

"Во имя Аллаха, всемилостивейшего, участливого.

Хвала Аллаху, повелителю миров,

Всемилостивейшему, участливому.

Владыке Судного Дня.

Тебе мы служим, и к Тебе взываем о помощи;

Веди нас прямой дорогой,

Дорогой тех, на кого Ты возложил благо,