Леон Юрис - Хаджи

• Название: Хаджи
• Автор: Леон Юрис
• Жанр: Научная Фантастика

---

Как-то вечером он был дома и в ярости орал на Агарь, чтобы та отправилась в спальню к Рамизе и навела порядок. Ни я, ни Нада не могли спать и последовали за Ага-рью в комнату Рамизы.

Мы застали там жуткую картину. Рамиза опиралась на изголовье, волосы ее были распущены, глаза как у сумасшедшей, она кусала пальцы и выла, как раненное животное. Младенец кричал, кашлял и давился. Агарь кинулась к яслям и откинула одеяло. Под ним была отвратительная грязь. Ребенка не мыли, наверно, несколько дней. В дне кроватки была дыра, через которую какашки падали в горшок, и потом их выбрасывали наружу. Все это не действовало. Младенец весь был в своих испражнениях и ел их. Агарь лихорадочно все вычистила и пыталась вызвать у младенца рвоту. Она была в клане хранительницей трав и отваров и знала, что у нее нет ничего, чтобы облегчить положение. И она тоже впа-ла в истерику, доложив хаджи Ибрагиму, что ребенок очень болен, что у него сильный жар и по-видимому ужасные боли в животике.

Хаджи Ибрагим грубо обругал Рамизу за то, что она впустила джинна в дом. Нада присоединилась к истерике, а братья в испуге ушли из дома. Позвали старшую даю, чтобы она изгнала джинна, но и та оказалась беспомощной.

После того, как Агарь и дая накричали на отца, он смягчился, велел мне взять ослика и отправиться в Латрун в английский полицейский форт. Там надо попросить одного из солдат позвонить в Рамле, чтобы вызвать арабского врача.

Я попросил отца позволить мне воспользоваться его лошадью, ведь это будет гораз-до быстрее, но он гневно обругал меня за саму мысль вывести его лошадь под такой ли-вень. Я смутно помню дорогу в Латрун, помню, что подгонял скотину и упрашивал ее двигаться быстрее.

Я закрыл лицо от слепящего света фонаря.

- Стой! Кто идет!

- Я Ишмаель, сын мухтара Табы, - вскричал я.

- Капрал, позовите дежурного офицера. За воротами арабский мальчишка, он на-сквозь промок!

Помню, меня отвели за руку в большую страшную комнату, где за столом сидел офицер, видно, большой начальник. Другие солдаты забрали мою мокрую одежду, обер-нули меня одеялом и принесли миску горячего супа, пока я пытался изложить дело своим убогим английским. Последовали телефонные звонки.

- Врач Рамле находится в далекой деревне, и они не знают, когда он вернется.

Последовали дальнейшие телефонные звонки.

- Один из наших врачей приедет из Иерусалима. В такой дождь это может занять время.

- Нет! - воскликнул я. - Это должен быть арабский врач.

- Но, Ишмаель...

- Нет! Отец не согласится!

- Попробуйте в Лидду, сержант. Радируйте в наш полицейский участок, посмотрим, что можно сделать.

Ответ из Лидды был не лучше. Врача найти не смогли, а в маленьком госпитале был только санитар. Ближайший арабский врач был только в Яффо, и в такую бурю ему не до-браться до деревни раньше утра. Солдаты предложили оставить осла и отправить меня обратно в Табу на грузовике, но теперь я сам был как безумный. Моя одежда высохла над печкой. Я оделся, выбежал из здания и бросился на ворота.

- Мальчик, вернись!

- Выпустите его. Он боится отца.

Стояла непроглядная темень. Ливневый поток хлынул из Баб-эль-Вад, покрыв почти всю дорогу. Было очень трудно разглядеть, где я иду. Я старался оставаться на одной сто-роне дороги, но меня несколько раз чуть не сбили проезжающие машины, окатывая водой с головы до ног. Увидеть что-нибудь можно было только от автомобильных фар, и я бы-стро отбегал к кювету и старался разглядеть дорогу. Казалось, целый месяц рамадан про-шел, пока мне удалось заметить первые белые домики на холме Табы.

В этот момент свет фар упал на вывеску с надписью "Киббуц Шемеш". И меня потя-нуло туда как магнитом. Я помнил, что входить мне запрещено, но если бы я упросил ев-реев не говорить отцу, то может быть, они смогли бы отыскать врача-араба. От стороже-вого поста киббуца сквозь завесу дождя горели прожекторы, снова ослепив меня. Внезап-но меня окружили евреи, наставив на меня винтовки. Они впустили меня через ворота.

- Что он говорит, Ави?

- Что-то о больном ребенке.

- Кто-нибудь его знает?

- Это не один ли из детей табского мухтара?

- Позовите кто-нибудь Гидеона!

- Что здесь происходит?

- Это ребенок из Табы. Он твердит, что сильно заболел младенец.

Должно быть, я лишился чувств. Когда я пришел в себя, то увидел, что нахожусь в грузовике, и господин Гидеон Аш поддерживает меня рукой, а другой человек за рулем пытается взобраться по разбухшей улице к центру деревни. Грузовик вертелся и буксовал на одном месте.

- Они живут там наверху!

- Дорога непроезжая. Придется идти пешком.

Я упал в грязь и не мог подняться. Господин Гидеон Аш поднял меня своей доброй рукой, и мы трое, бегом, скользя и падая, пустились к дому моего отца. Оба еврея про-толкнулись через множество людей, столпившихся под дождем.

Господин Гидеон Аш с другим человеком стояли в жилой комнате. Я упал на руки Нады, но мне удалось сохранить сознание. Господин Гидеон Аш объяснил, что прибыв-ший с ним человек - врач.

Хаджи Ибрагим встал посреди комнаты, загораживая дверь в комнату Рамизы. После странного молчания Агарь и Нада, отец и дая стали орать все вместе.

- Замолчите вы все! - проревел господин Гидеон Аш, покрывая голоса.

- Где ребенок? - спросил врач.

Хаджи Ибрагим сделал несколько угрожающих шагов в мою сторону и поднял ку-лак.

- Я же тебе говорил! Я велел тебе идти в Латрун!

- Отец! Мы не смогли раздобыть врача ни из Рамле, ни из Лидды! - крикнул я, за-щищаясь. - Я не знал, что делать.

- Пожалуйста, позвольте мне осмотреть ребенка, - обратился врач.

- Нет! - заорал отец. - Нет! Нет! Нет! - Он угрожающе показал на меня. - Ты привел их сюда, чтобы показать им, что мы ниже их!

- Ибрагим, - сказал господин Гидеон Аш, - прошу тебя, успокойся. Перестань бол-тать, как дурак. На карту поставлена жизнь ребенка.

Женщины начали судорожно причитать.

- Никакой жалости от евреев! Ни жалости! Ни милостей! Не желаю, чтобы вы в мо-ем доме показывали свое превосходство!

Господин Гидеон Аш сделал движение к спальне, но отец загородил дорогу.

- Не делай этого, Ибрагим! Я тебя заклинаю! Ибрагим! - Отец не пошевельнулся. - Ты совершаешь большой грех.

- Ха! Грех - это получать жалость от еврея! В этом грех!

Господин Гидеон Аш поднял руки и покачал головой в сторону доктора. Отец и женщины застонали громче: он - чтобы заставить их уйти, а они - чтобы удержать докто-ра.

Вдруг воцарилась странная тишина. Рамиза, белая как мел, похожая на привидение, бессознательно разевая рот, вошла с младенцем на руках. Врач оттолкнул моего отца и взял младенца, она рухнула на пол, и женщины упали возле нее. Доктор приложил ухо к груди младенца, похлопал по ней, вдохнул ему в рот, открыл свой чемоданчик и снова по-слушал.

- Ребенок мертв, - прошептал доктор.

- Это место полно злых духов, - сказал мой отец. - Такова была воля Аллаха, чтобы ребенок умер.

- К черту! - крикнул Гидеон Аш. - Ребенок погиб из-за грязи и небрежности! Пошли отсюда, Шимон.

Они вышли из дома под проливной дождь, а хаджи Ибрагим орал им вслед и потря-сал кулаками. Больше я ничего не слышал, но слышали другие.

Оба еврея скользили и старались удержать равновесие, спускаясь по каменистой тропинке, поливаемой дождем, а мухтар шел позади них.

- Как мы жили, так и живем! Мы здесь жили тысячи лет без вас! Наше существова-ние хрупко, как горная тундра! Нечего приходить и учить нас, как жить! Мы вас не хотим! Вы нам не нужны! Евреи!

Гидеон хлопнул дверцей со стороны водителя и нащупал зажигание. Доктор вскочил на соседнее сидение, а хаджи Ибрагим заколотил в дверь и продолжал кричать.

Гидеон закрыл глаза, подавил слезы и на мгновение опустил голову на руль.

- О Боже, - пробормотал он. - Я забыл дома свой протез. Я не могу править этой проклятой машиной.

Прежде чем доктор сумел добраться до руля, Гидеон распахнул дверь и пошел к шоссе.

- Иди трахать дохлую верблюдицу! - орал хаджи Ибрагим, - трахай дохлую верб-людицу!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Часть II. Рассеяние

Глава первая

1946 год

День, когда я оставил школу, был для меня днем большой печали, но таково было мое решение. Мне исполнилось десять лет, и я знал больше всех в классе, в том числе и господина Салми. Сначала он поручал мне читать суры из Корана, а сам садился сзади и дремал. Затем он передавал мне все более и более ответственные преподавательские дела. Я хотел учиться. Я учил еврейских детей в киббуце Шемеш, но узнавал от них больше, чем они от меня.

Но на самом деле я решил бросить школу потому, что готовил себе место возле отца. Тогда я осмелился бы окончательно перейти из мира женщин и безопасной кухни в страшноватый мир мужчин. За этим переходом стоял замысел моей матери.

После окончания второй мировой войны дела в Палестине пошли совсем неважно. Моему отцу, уважаемому мухтару Табы, приходилось постоянно раздумывать. Радио и арабские газеты стали неистово антиеврейскими. Отец много раз говорил мне, что на на-ших людей легче действуют слова, чем идеи, а идеи больше, чем логика. В объяснении еврейской стороны дела он полагался на господина Гидеона Аша. Но после той ночи, ко-гда умер ребенок Рамизы, господин Гидеон Аш ни разу не показывался в Табе, так что отец остался наедине со своей точкой зрения.