Кристина Додд - Рыцарь надежды

• Название: Рыцарь надежды
• Автор: Кристина Додд
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001394-9

Его сила под стать ее гордыне. Сражение неминуемо. Не за власть и корону — за любовь! Такой рыцарь, как Хью де Флоризон, не уступит слабой женщине, но прекрасная леди Эдлин до конца будет отстаивать свои понятия о чести и достоинстве. Им придется пережить многое, пока они не поймут, что нет ничего важнее их любви. Рыцарь, о котором можно только мечтать, и слишком гордая леди еще одержат свою победу — в объятиях друг друга.

---

Он мимолетно взглянул в ее сторону как раз в тот самый момент, когда она просто вышла из себя от ярости.

— Само собой разумеется, это произошло на одном из ваших рыцарских турниров, где он всегда торчал, преспокойно оставляя меня дома добывать деньги на его бесконечные сражения и воспитывать сыновей ради его будущего. — Гнев буквально душил ее, когда она вспомнила, как все это происходило. Поединки и сражения — вечная ее ненависть. Леди Эдлин, графиня Джэггер, была весьма необычной женщиной для своего времени.

Он взял миску из ее рук и с помощью остатков хлеба разделался с последними каплями бульона. И только убедившись, что посуда окончательно пуста, он вернул ее Эдлин.

Она крепко сжала руки и попыталась заставить себя подняться, чтобы отойти от него на приличное расстояние, выказав таким образом свое безразличие, как того и заслуживает любой наглый пустомеля. Однако вместо этого она почему-то осталась сидеть и с негодованием сказала:

— Ты даешь мне советы, как воспитывать моих сыновей, но скажи, насколько в самом деле тебя может заботить их судьба? Они же мои сыновья, это я их содержу и кормлю. А для тебя они просто минутная прихоть, вызванная желанием продолжить разговор, пока ты лежишь здесь. Тебе скучно, ты капризничаешь. Для тебя это не больше чем зуд. Почесался — прихоть прошла, и ты о ней забыл. Но если бы я тебе позволила, ты бы в одно мгновение перевернул весь мой мир ради своих капризов, а потом, когда ты уже почешешься и забудешь обо всем, весь мой мир останется исковерканным.

— Я не настолько капризен! — обиженно отреагировал Хью.

— Все мужчины капризны. — Она безнадежно махнула рукой. — Они властвуют, так почему бы им и не покапризничать?

Он перевел дух, сдерживая резкие слова, так и рвущиеся наружу, и только тогда заговорил снова. Он старался приводить самые разумные доводы:

— Вовсе не каприз заставляет меня понять, что любые из сыновей графа Джэггера станут воинами. Я знавал Робина, леди Эдлин, во цвете его лет, и я испытал на себе силу его клинка. Я видел, как молились на него его люди и как женщины… ну, в общем… — Он несколько смущенно откашлялся. — Ты говоришь, что его сыновья хотят стать монахами. Может быть, но возможно и другое. Похоже, им не предоставили выбора — ведь они смогли бы найти себя на ином поприще, более подходящем для рыцарского звания.

— Робин погиб слишком рано. — Ее сердце едва не остановилось, когда она вспомнила живого, красивого, героического мужчину и поняла, что он никогда больше не пройдет по этой земле. — Я желаю своим сыновьям лучшей участи.

— Но чего они сами хотят для себя?

— Им всего восемь лет. Они едва понимают, чего хотят. — Она встала и положила миску в бадью с остальной грязной посудой. — Другие родители помогают своим детям избрать наилучший путь, по которому они могли бы следовать всю свою жизнь. Почему ты думаешь, что я менее состоятельна?

— Возможно, твой отец мог бы дать тебе дельный совет.

Она заметила, что он не ответил на ее вопрос.

— Мой отец даже не знает, где мы находимся.

— Почему?

Она открыла сумку, которую брала с собой в лес этим утром, и высыпала все растения и корни на стол.

— Я не отправила ему ни одной весточки — точно так же, как и он не поинтересовался моей судьбой. Когда я впервые выходила замуж, нас у родителей было пятеро девочек. После этого у моей матери родились еще две. Всех девочек или выдали замуж, или поместили в монастырь, за каждой дали какое-то приданое. Как семья и ожидала от меня, я помогла найти мужей для трех моих сестер. Мой долг тем самым выполнен с лихвой. — Она понюхала корень мандрагоры, затем спокойно продолжила: — Тем не менее я не отважусь появиться в доме отца, где он мог бы, наверное, оказать мне радушный прием. Мое теперешнее положение делает это совершенно невозможным.

— Грустно звучит, — громко сказал Хью.

— Вовсе нет, это вполне естественно, — ответила Эдлин. — Ты родился в такой же бедной семье, как и моя. Смогли бы твои родители принять тебя обратно в свой дом?

— Нет, но ведь я уже взрослый мужчина!

— Ах, как это верно!

Заметил ли он ее насмешку? Вряд ли. В нем было слишком сильно мужское начало, чтобы он когда-нибудь смог понять мысли женщины. Она ведь тоже была взрослой женщиной. Так же, как и у него, ее убеждения окончательно сложились, а многое из того, что она собиралась совершить, выполнено. Но ее маленькие победы не были сродни победам мужчин и потому не многого стоили.

Ее всегда приводило в ярость то, что средства, которыми мужчины пробивали свою дорогу в жизни, полагая, что их образ действий единственно правильный, были определены устройством того мира, который они сами же и создали так, чтобы он обслуживал только их нужды и потребности. Женщинам приходилось по мере сил приспосабливаться к этому миру, учиться понимать мысли и желания мужчин. Если женщина терпела неудачу, то ее наказывал ее же мужчина. Если терпел неудачу мужчина, то ее наказывали вместе с ее мужчиной. У женщин не было своей судьбы.

— Возможно, сэр Дэвид согласился бы высказать хотя бы свое мнение? — сказал Хью.

На этот раз его голос прозвучал не так решительно. Возможно, в конце концов он постарался понять ход ее мыслей. Она без труда представила себе морщину, которая пролегла у него на лбу, его светло-карие глаза, иногда казавшиеся зелеными, и вызывающий настороженность изгиб губ.

Ей удалось все это представить, не глядя на него, так живо, что она стала проклинать себя за эти неотвязные мысли. Как смеет она знать его настолько хорошо, что столь просто может предсказать его реакцию? Ах да, еще будучи девчонкой, она провела долгие часы, изучая его — и его твердые губы, полные чувственных обещаний, и то, как он резко откидывает свои светлые волосы, нависающие на лицо, и как, насупившись, он сурово смотрит исподлобья, когда принимает чей-то вызов, кажущийся ему дерзким.

Но ведь она должна бы уже подзабыть все эти ненужные подробности. С тех пор прошло так много лет. Жизнь изрядно потрепала ее, и, черт возьми, она не таскала повсюду за собой его образ словно икону.

Эти рассуждения привели ее к весьма неприятной мысли. Если она не могла столь хорошо его помнить, то, значит, она все время наблюдала за ним здесь, в своем хранилище. Наблюдала не как за пациентом, а просто как за мужчиной, заслуживающим ее внимания. Она сама себе не верила. Неужели разум ее настолько слаб, что она допустила это? И тем не менее она могла безошибочно предсказать, как он будет действовать в любую минуту и реагировать на что угодно.

Она ненавидела себя за это и ощущала это с такой силой, что внезапно почуствовала головокружение. Оказывается, болезнь сильнее ее и по-прежнему прочно сидит в ее крови. Она-то размечталась о полном излечении. А это, похоже, навсегда! И ей уже не справиться с собой?! Она чувствовала себя более униженной, чем когда ее вышвыривали из собственного замка.

— Надеюсь, то, что ты бормочешь там про себя, подтверждает, что моя идея хороша. — Голос Хью прозвучал так, как будто он безоговорочно верил в это.

Сортируя клевер, она сложила его в кучку и принялась обирать пушистые малиновые цветки.

— Когда я жила у леди Элисон, она и сэр Дэвид относились ко мне с величайшей добротой. Я могу испытывать только глубокое уважение к их мнению, но боюсь, что я не в состоянии обратиться к ним. Это совершенно неприемлемо для меня.

— Такая безмерная гордость обыкновенно не свойственна женщинам.

Ее руки непроизвольно сжались в кулаки, и ее тут же обдало резким, свежим запахом весеннего клевера. Разжав руки, она стерла липкую зелень с ладоней. Негромко и как-то безнадежно она произнесла:

— Моя гордость — это все, что у меня осталось, и она поддерживала меня до сих пор на протяжении довольно долгого времени. Зачем же мне отказываться от нее?

— Ты слишком независима, — безапелляционно заявил Хью.

— А чья в этом вина? — Ее движения вдруг стали резкими, она одним взмахом набросила тонкую ткань на стол и вывалила на нее цветки.

— Возможно, моя.

Она почти не расслышала его слова, а если и расслышала, то не поняла, что он имел в виду, не пожелав и вдумываться.

Он продолжил начатую мысль:

— Когда закончится эта война, несколько владений отойдут ко мне вместе с моим титулом. Тогда я смогу заняться воспитанием твоих сыновей.

В такое глухое непонимание, в существование столь непробиваемой стены она не могла даже поверить. Для нее это было невыносимо. Он так и не расслышал ни единого ее слова! Он так и не удосужился хоть что-то понять в ней! Разве можно так легко отмести в сторону ее планы и намерения? Впрочем, он их не отметает, он их просто не соизволил заметить — Хью де Флоризон, хозяин этой жизни! Его предложение только лишний раз подтверждает правильность ее мыслей, что мужчины начинают войны вовсе не из чувства справедливости или еще каких высоких целей, а просто из безотчетной любви к сражениям и заодно борются против благотворного влияния жены и дома. При мысли о двух мальчиках — о мальчиках, которых он никогда не видел, — Хью немедленно решает спасти их. Он отнимет детей у нее и вернет на единственный по его мнению правильный путь — путь войны! Ей все же удалось начать говорить с ним сравнительно вежливым тоном, но в ее словах сквозило глубоко безнадежное раздражение, хотя и не выраженное явно. Так что вряд ли он сумел это расслышать.