Натали Фокс - Ты будешь страдать, дорогая

• Название: Ты будешь страдать, дорогая
• Автор: Натали Фокс
• Жанр: Современные любовные романы

Джемма и Фелипе полюбили друг друга с первого взгляда и понеслись в бурном потоке мощного, сильного чувства навстречу наслаждениям. Однако вскоре их любовь, как это часто бывает в жизни, подвергается жестокому испытанию. К чести влюбленных, они сумели преодолеть все преграды и сохранить свои чувства.

---

— Не трогай меня, Фелипе! Нехорошо, если Бьянка увидит нас вместе. Да и твой отец, если уж на то пошло.

— Пытаешься разжечь небольшой семейный скандальчик? — холодно поинтересовался он, и от пристального взгляда его темных глаз у нее мурашки побежали по спине.

— Я — нет, а вот ты — несомненно. Это ты схватил меня. Довольно, отпусти мою руку.

— И не подумаю, — он сжал еще сильнее. — Хочется почувствовать, как ты трепещешь в моих объятиях.

— Содрогаюсь, хочешь сказать, — сладким голоском отозвалась она. Реплика, казалось бы полная сарказма, была тем не менее сущей правдой. Каждый раз, когда Джемма вспоминала о том, что они сделали, об их любви, об их ласках, она содрогалась от смертельного ужаса.

Он отбросил ее руку, как будто та внезапно обожгла его.

— Ты всем этим наслаждаешься, не так ли?

— Солнцем, водой — да, от души.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — съехидничал он. — Не смей играть со мной, Джемма. Меня это страшно злит.

— Прекрасно, я рада, что могу с такой легкостью вызывать твою ярость. Мне доставляет неописуемое удовольствие отплатить тебе за все то, что ты со мной сделал.

— Ты отказываешься с нами есть, ты нас избегаешь. Это совершеннейшее ребячество.

— Спорить не стану. Однако доживи я хоть до двухсот лет — мне все равно никогда не дорасти до размеров ребячества семейки де Навас.

— Ты нас уже переплюнула, радость моя. Даже Бьянка демонстрирует большую зрелость, чем ты сейчас.

— Рада за нее, — парировала Джемма. — Я-то всегда считала, что она достигла зрелости головастика! — Она пожала плечами. — Радуйтесь жизни в стоячей воде обоюдных эмоций.

— Радуемся, не сомневайся, — злобно произнес он. — Благодаря тебе Бьянка стала вдруг такой покладистой.

Джемма повернулась к нему спиной, успев на прощание бросить полный отвращения взгляд. Итак, тем самым «жеребцом-соблазнителем» оказалась в конце концов она… Фелипе вызвал ее сюда, чтобы показать Бьянке, чего она может лишиться. Неужто в этом была необходимость? Бьянка ведь и так без ума от своего кузена! Потуже запахнув халат, Джемма зашагала прочь от него. Плевать ей на все это, убеждала она себя, припустив бежать, как только оказалась вне поля его видимости. Она мчалась через кипарисовую аллею, вокруг виллы — в свое убежище, в студию. Все, все здесь друг друга стоят. Пусть они катятся к дьяволу.

Она встала под душ и поняла, что дрожит от гнева и горькой тоски. Как они дошли до такого? Ярость, обиды, оскорбления — и теперь их чувства разодраны в клочья. Ну почему Фелипе не может просто позволить ей спокойно закончить работу, а потом уехать навсегда?

Крик ужаса застыл в ее груди, когда чья-то рука внезапно отдернула занавес в душе. Даже если бы Фелипе, с ножом в руках, намеревался последовать примеру Нормана Бейтса из «Психопата» — и то ее испуг не был бы сильнее.

— Какого черта ты тут делаешь! Напугал меня до полусмерти, — хрипло выдавила она. Сейчас она не знала даже, что страшнее — перспектива смерти от кухонного ножа или мысль о том, что Фелипе протянет руку и дотронется до ее обнаженного тела.

Он протянул руку, завернул кран — и в студии внезапно наступила гробовая тишина. Прислонившись к кафельной стенке, Фелипе обратил пристальный, изучающий взгляд на ее мокрую обнаженную фигуру.

В черной глубине глаз она внезапно распознала огонек желания. Серебряный блеск, вспышка пламени — и Джемма поняла, зачем он здесь.

— Нет, Фелипе, — ее голос прозвучал едва слышным шелестом. Она дернулась к занавесу, вцепилась в него, натянула край на себя. Если Фелипе дотронется до нее, если он сейчас протянет руку и сорвет с нее занавес — она просто умрет!

— Нет, Фелипе, — насмешливым эхом отозвался он, устрашающе медленно поднимая руку, чтобы убрать с ее лба мокрую прядь. — Ты хочешь сказать «да», верно, querida?

О Боже, нет, она не хочет! Раньше, но не теперь, и никогда! Его пальцы смахнули капельки воды с ее щек. Медленные, чувственные прикосновения вызвали в ней жуткую панику. Даже учитывая то, что она знает, неужели она не в силах бороться с отчаянным желанием, которое он в ней вызывает? Возможно ли, чтобы даже теперь она хотела его, изнывала от тоски по его ласкам? От этих мыслей тошнота подступила к горлу. Ее мозг не справлялся с этим потрясением. Сама не своя от боли и шока, она беспомощным жестом подняла руку и сбросила его ладонь со своей щеки.

— Как легко мне удается вызывать в тебе желание, — насмешливо произнес он. — Ты изо всех сил пытаешься ненавидеть меня, но это невозможно. Я изо всех сил пытаюсь ненавидеть тебя, но это точно так же невозможно. Так в чем же дело, радость моя?

Джемма беспомощно покачала головой и опустила глаза. В этот миг она не знала абсолютно ничего, даже собственное имя вылетело у нее из головы. Она сходила с ума, теряла способность рассуждать, ее охватывало безумие.

Его рука снова поднялась к ее пылающим щекам, и Джемма яростным жестом схватила эту руку, отшвырнула от себя.

— Когда ты вобьешь себе в голову, Фелипе, что я не хочу тебя? — холодно, хрипло шепнула она. Она чудом нашла в себе силы поднять на него глаза. Другого пути нет. Посмотреть в лицо — так он сказал. И сейчас она именно так и поступала — смотрела в лицо человеку, которого любила запретной любовью, смотрела в лицо человеку, который никогда не будет принадлежать ей, смотрела в лицо собственному отчаянию за все, что случилось между ними. Она любила его, отдала ему сердце и душу — и теперь поняла, что такое настоящая пытка. Какая нелепость, что и Фелипе подвергал ее пыткам, но он и представить не может всю глубину ее страданий.

— А когда ты вобьешь себе в голову, что ведешь безнадежный поединок, querida? Ты же знаешь, что это не исчезнет. Стремление друг к другу…

— Не правда! — прервала она Фелипе, обратив к нему горящий взгляд. Это должно исчезнуть, должно! — Я больше не хочу тебя, Фелипе. Твое наказание основывалось на предположении, что я тебя обожаю, а без этого твои пытки теряют всякий смысл. Я не хочу тебя, я не люблю тебя, и ты, сколько бы ни угрожал, не сможешь причинить мне больший вред, чем уже причинил.

— Значит, не могу? — продолжал насмехаться он, угрожающе сузив глаза. — Любишь ты меня или нет — это несущественно. Ты можешь сейчас ненавидеть меня до самого донышка твоей души, но стоит мне прикоснуться к тебе — и ты растаешь. Я могу протянуть руку, дотронуться до тебя прямо сейчас — и огонь вспыхнет с прежней силой. Ты не можешь отвергнуть то, чего хочет твое тело, радость моя; ты не можешь отключить источник, который питает твою сексуальность.

Могу, могу, безмолвно вопило все ее существо.

Но она не рискнула произнести этого вслух: для него эти слова прозвучали бы вызовом. И чтобы доказать ей обратное, он тут же постарался бы принять этот вызов. Если он дотронется до нее, всего лишь протянет руку и проведет своими чувственными пальцами по ее телу, как умеет лишь он один, — что с ней будет, как она отреагирует? Испытает ли она то отвращение, которое должна испытывать, или же не устоит перед желанием? Выжить после того, что между ними произошло, и так достаточно сложно. Неужели к этим воспоминаниям еще добавится вселяющая ужас мысль, что она может не устоять, если он подвергнет ее очередному испытанию?

— Агустин появится здесь с минуты на минуту, — про себя она взмолилась, чтобы этих слов оказалось достаточно для его ухода. Дура. Она что, действительно сошла с ума? Да когда это такое было, чтобы угрозой — прямой ли, замаскированной ли — можно было поколебать упрямство Фелипе?

Взгляд его помрачнел.

— Так вот в чем причина подобной странной застенчивости? Ты принимала душ перед приходом нового возлюбленного?

Джемма потуже завернулась в занавес, вцепившись в него так, что побелели пальцы. Они уже готовы были слететь с ее губ, слова правды, которые сломали бы жизнь всех троих. В воображении она произнесла их, представила себе гримасу отвращения, которая исказила бы красивые черты лица Фелипе. Это убило бы его. Этот гордый, заносчивый, жестокий человек умер бы от стыда и отвращения, если бы она сообщила ему, что Агустин — ее отец и что он, Фелипе, занимался любовью с единокровной сестрой. И Агустин… О Боже… эти два неистовых, гордых латиноамериканца… Они никогда не узнают. Неважно, через какие страдания придется пройти ей, — они не должны узнать.

Джемма не проронила ни слова. Даже будучи уверенной в том, что раскрытие ею тайны навсегда положило бы конец издевательствам Фелипе, она не смогла этого сделать. Уж лучше пусть он доведет ее до умопомешательства, но никогда, никогда она не откроет ему свой страшный секрет.

— Ответь мне, Джемма, мой отец… Ты его теперь хочешь?

Она яростно отпихнула Фелипе. Занавес с треском оборвался, и Джемма, схватив полотенце, одним движением обернула его вокруг себя. Бежать было некуда! Одним взглядом она окинула всю студию, потом уставилась на него полными холодной ненависти глазами.