Виктор Емельянов - Свидание Джима

• Название: Свидание Джима
• Автор: Виктор Емельянов
• Издательство: Дом книги (издательство)
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1964

Впервые повесть была напечатана в сокращенном виде под названием «Люль» в первом номере альманаха «Круг» в 1936 году, в 1938-м — вышла отдельным изданием, в 1964-м, уже после смерти автора, — переиздана. Библиографическая редкость.

---

В. Емельянов Свидание Джима

ВСТУПЛЕНИЕ

Виктор Николаевич Емельянов родился в Екатеринбурге 26-го июля 1899 г. Учился в Таврическом Университете в Симферополе на медицинском факультете, мечтал стать врачом, но так и не удалось окончить учения. Служил радистом в Черноморском флоте. Из России выехал в 1920-м году, два года провел в Болгарии и наконец попал во Францию. С самого начала ему не повезло. Связей не было, а французский язык он знал плохо.

Вот что он пишет о себе в 1953 г. в письме к одному литератору:

«Я во Франции с 1923 г. С первых дней — на заводах полуквалифицированным рабочим. 1923-34 — на автомобильном, с 1937 — на химическом (типографские чернила), а с 34 по 37 — безработица — невольный и невеселый отдых, позволивший мне заняться, как следует (он пишет свой роман «Свидание Джима». Моя заметка. О. М.). Тогда мне было 35 лет, и только 11 лет завода за спиной. Теперь мне 54, и 30 лет работы. Машина износилась, работает почти бесперебойно, — но только работает. 10 часов в день — не бюро, где нет ни грязи, ни тяжестей, где работают сидя. На занятие другим сил больше нет.

«В декабре 1936 г. Адамович дал положительный отзыв. В 1936 часть повести была напечатана в альманахе «Круг». В 1939 книга вышла. К 1946 — разошлась. Жизнь моя изменилась морально, но не материально.

«О самой книге говорить не буду. Если прочтете, увидите сами, в чем дело, почему главный герой, или, вернее, двойник героя, собака — символ верности все равно кому или чему…».

После войны В. Емельянов начал писать в свободные минуты другую повесть — «Рейс». Отрывок этой неоконченной повести был напечатан в журнале «Грани» в № 41 в 1959 г.

Он продолжал работать без перерыва, пока силы окончательно не покинули его, и умер после мучительной болезни в 1963 г.

Похоронен на кладбище С. Женевьев дю Буа.

Не будет преувеличением сказать, что В. Емельянов не только вложил всю свою душу в эту книгу (в ней много автобиографических данных), но и пожертвовал и своей жизнью, чтобы создать ее. В годы безработицы у него был выбор — научиться какому-нибудь ремеслу, чтобы освободиться от заводского труда, или писать эту повесть. Творческая страсть оказалась сильнее инстинкта самосохранения. Другого такого случая больше не было ему дано, и до конца дней он был обречен на тяжелый труд, что и было причиной преждевременной смерти.

Эмигрантские критики в общем горячо отозвались на появление романа «Свидание Джима».

Г. Адамович пишет в 1936 году по случаю первого выпуска Альманаха «Круг»: — Отдел прозы украшен новым именем В. Емельянова… За последние десять лет мне пришлось прочесть очень много рукописей… вспоминаю за все эти десять лет лишь один случай такого же радостного неожиданно-негаданного «шока», как от книги Емельянова — впечатление от «Повести с кокаином» Агеева… Вещи, ни в чем не схожие, кроме сразу возникающей над ними уверенности, что это, действительно, — «настоящее», что ошибки быть не может.»

В 1939, когда была напечатана книга, он вновь пишет о ней: — Года полтора или два тому назад я читал ее в рукописи. Только-что перечел ее в печати и испытал то же волнение, а что скрывать, у человека, читающего книги «по профессии», чувства притупляются, и взволноваться над книгой, о которой к тому же придется дать отзыв, ему случается редко… Но у Емельянова так очевиден душевный подъем, в его романе столько эмоциональной чистоты и силы, что свежесть восприятия возвращается при чтении само собой… В романе есть тот внутренний свет, который всегда оживляет всякую поэзию.»

В 1947 году, в своей статье «Письма и рукописи», говоря о начинающих писателях-эмигрантах, Г. Адамович снова возвращается к роману Виктора Николаевича и на газетных столбцах замечает: — «Свидание Джима» вещь недостаточно оцененная… Книги этого рода дают право в разговоре о здешней литературе употреблять такие слова, как подвижничество.»

В журнале «Грани», № 32, появляется статья его редактора — Н. Тарасовой. Вот, что она пишет: «Всегда ли пишутся рецензии на новые книги? И что такое новая книга? Ведь есть книги вечно-новые, о которых можно вечно писать. «Свидание Джима» — это книга о любви, о ее могуществе. О ее чуде. Только любовь в этом мире реальна, действенна и прекрасна… Как мало настоящих неподдельных книг о любви!… Этой книгой в войну зачитывались наши русские девушки и юноши, взятые по набору в гитлеровскую Германию. Ее рвали в библиотеках из рук. Над ней плакали, потому что ее искренность и ее бесконечная простота находит прямую дорогу к сердцу… Автор писал свою книгу в годы безработицы. Иногда и горе становится радостью. Творческой радостью. Не было бы безработицы во Франции, не родилось бы «Свидание Джима».

10-го сентября 1963 г., откликнувшись на смерть писателя, Ю. Терапиано пишет о его книге: — Это был не обыкновенный любовный или психологический роман, а история души, встреча души с возлюбленной — и в доказательство своих слов приводит цитаты из романа.

«В такой любви и памяти много печали, многое слишком хрупко и прозрачно, но оно незаменимо, в нем единственный выход, та вторая жизнь, без которой первая ничего не стоит. Что значат все трудности, сопровождающая их иногда боль, если есть то, на чем все можно удержать, не разменять себя, жить лучами и теплом того волшебного света, который она залегла во мне?» (гл. 13).

Я. Горбов в журнале «Возрождение», № 144, пишет: — «Все в книге чистейшая прозрачнейшая правда… Ее замысел только кажется сложным, и на самом деле «сложность» это — сочетание умения и требовательности к себе. Эта требовательность, щепетильная, утонченная, прямо-таки беспощадно противоставленная лукавому мудрствованию, и побудила, думаем мы, автора искать и найти оригинальный, новый прием: поручить изложение… сеттеру Джиму. Собаки, как знает всякий, ни лгать… ни обманывать не умеют. Почувствовав, что наша наблюдательность и наше аналитическое восприятие могут, в иных обстоятельствах, быть помехой, что сквозь их призму замысел и интрига рискуют показаться «вымышленными и условными», В. Емельянов обратился за помощью к натуре бескорыстной, к существу неискренности не знающему, и тем устранил возможность фальши… Емельянову Джим был нужен для того, чтобы выразить на человеческом языке то, что этому языку, в некотором смысле, предшествует… Главное это тонко подмеченная и глубоко прочувствованная связь между автором-героем и чутким псом его, — связь, о которой можно сказать, что она, в сущности своей, духовная… рассказано с таким деликатным мастерством и проникнуто таким благоговением перед тайнами природы, что трудно говорить о связи иной, чем духовная».

Виктор Николаевич верил, что книга его дойдет и до советского читателя. Эта вера поддерживала его в многие трудные минуты. «Книга моя останется», говорил он, «в России ее узнают».

О. Можайская.

Свидание Джима

М. Т. А-ой

…в этой книге нет ни слова правды, вымышлено и условно все, с начала до конца: этот Джим и его подруга, их слишком очеловеченные чувства. Но в этой книге нет и лжи, все, о чем ведется рассказ — было или могло бы и должно было быть.

«Свидание Джима», отрывок 64.

Кто раз взглянул в желанный взор,

Тот знает, кто она.

Блок.

1.

Моя госпожа уезжает с утра в Париж, в свой театр, и возвращается всегда поздно ночью. Всякий раз она склоняется надо мною, гладит, ласкает и говорит тихо и печально: «Джим… Джим…»

Я старый, очень устал, я скоро умру.

Моя счастливая звезда дала мне теперь, когда все прошло, возможность неторопливо вспомнить и записать то, что я считаю нужным и достойным.

Итак — я почти всегда один. Моя госпожа бывает со мной лишь изредка и понемногу, и лишь тогда я могу лизнуть ее худую руку. Это моя последняя радость, это же и развязка тому, что прошло около меня и чему я единственный свидетель. Я постараюсь рассказать все просто, по порядку, и тогда, может быть, станут ясными моя усталость, одиночество и то, как я очутился у моей госпожи.

2.

Была весна, Париж и утро знаменательного дня. Нас, четырех братьев, ирландских сеттеров, разбудил мосье Манье — мой самый первый хозяин. Он выбрал почему-то меня одного и одного меня увез на выставку. Там моими соседями была такая же молодежь, а может быть, и зеленее: слева — фокс, справа — сенбернар. Их привезли раньше, чем меня, и мое появление они приветствовали отчаянным и визгливым лаем.

Я вспоминаю ту выставку как ряд смешивающихся шумов: нашего лая, смеха детей, преувеличенно-восторженных и ненужных восклицаний женщин, коротких замечаний мужчин. И еще руки: были бледные, нежно-розовые, были обтянутые в коричневую или черную лайку.