Евгений Пермяк - Горбатый медведь. Книга 2

• Название: Горбатый медведь. Книга 2
• Автор: Евгений Пермяк
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-270-00122-5

Роман Е. Пермяка «Горбатый медведь» — о революции, о рабочих уральского города, о коммунистах, возглавивших борьбу за власть Советов.

В центре внимания писателя — судьба молодого героя, будущего большевика Маврикия Толлина. На страницах произведения юноша проходит сложный путь духовного развития, превращаясь в убежденного борца за социализм.

---

Боязно было начинать разговор с комиссаром охраны эсером Панкратовым. К нему весьма расположен царь. И говорят, что предложил ему место учителя своих детей. Панкратов мог бы подсказать царю побег.

Но Панкратов «палка о двух концах», как и доктор Боткин, состоящий при царской семье. Если бы доктор Боткин согласился сделать нужный укол, дать снотворное, а потом…

Всесвятский сочиняет сложнейшие комбинации со множеством хитрейших сюжетов похищения, не понимая того, что теперь не столько царь, а само придумывание комбинаций умыкания царя занимают все его существо профессионального афериста.

Например, он верит, что если бы тобольский епископ Гермоген мог войти с ним в пай, тогда бы можно было в одном из церковных тайников надежно спрятать царя и вести торг о размерах выкупа.

Да что Гермоген. И рядовой поп отец Алексей, встречающийся с царем, мог войти в сговор. Но, кажется, оба духовных отца готовят побег государю-императору в другом сообществе. Жаль, но ничего не поделаешь. Можно раскрыть их замыслы анонимным доносом. Но тогда усилят надзор, и ему же, Всесвятскому, будет хуже. Да и многое ли изменится, если устранят отца Алексея и преосвященного Гермогена. Остальные-то останутся. Не просто же так забиты все гостиницы свитой, неизвестными лицами, которые вхожи в дома тобольских богачей, рыбопромышленников. Не просто же так все они торчат здесь. Едва ли среди них найдется хотя бы один, кто не желает пожать лавры спасителя бывшего самодержца всея Руси, а вместе с лаврами получить и награды.

Зачем-то зимует в Тобольске шхуна «Святая Мария», и откуда-то возник слух, что с наступлением весны она поможет Романовым очутиться в Англии.

Нужно опередить всех.

И снова дни сменяют ночи. Задумываемое днем досматривается во сне. Всесвятский видел обоз с рыбой. Это его обоз. Он и доктор Боткин одеты возчиками. Полушубки, тулупы, валенки. В санях — мороженая рыба насыпью. Рыба, упакованная сверху рогожами. А в рыбе Николай Романов. Он, укутанный в меха, спит под наркозом. Кто вздумает обыскивать идущие через Тобольск сани с рыбой? И все было бы хорошо. Царя свезли бы в надежный самогонный завод в дремучей тайге, где, как оказывается, ждет зять Распутина поручик Соловьев. Но вдруг слышится голос Николая Романова: «Я хочу пить». Доктор Боткин пожалел наркоза. Царь проснулся. Обоз обступают преображенцы с полковником Кобылинским во главе. Просыпается и Всесвятский в тяжелом угаре. Он ищет в темноте жбан с квасом. Ему хочется пить. К нему приходит участливая, добрая Паша.

— Ты опять бредил, Тоня, — говорит она, приникая к нему.

Ее тепло, мягкий голос, знакомый запах репейного масла, которое она пользует для укрепления волос, и, наконец, ласковые руки, обвившие шею Всесвятского, гонят назойливый сон, который он видит третий раз подряд.

Через час он, усталый, засыпает. И опять скрипят полозья, скользя по стылому снежному накату дороги, ведущей в тайгу, где ждет поручик Соловьев. Но на этот раз просит пить, а затем выскакивает из воза епископ Гермоген. Он кричит на всю тайгу: «Моя пожива! Моя добыча!» Затем вытаскивает из воза завернутого в меха, а потом в бинты Романова, чем-то напоминающего теперь мумию, и вместе с командой шхуны «Святая Мария» уносят его, как плащаницу, подняв над головами. Гермоген с хоругвью в руках идет впереди, провозглашает: «В Лондон, в Лондон. Лед прошел. Губа чиста!»

Паша крестит, а потом будит бормочущего во сне: «Нет, мой царь. Мой… Мой…»

На улице уже светает. Паша советует позвать бабку. Паша боится за своего Тоню. Она верит, что Антонин нашел наконец в большом белом свете ее, а она нашла его. И любит его первого, а того, Василия, которого прибрал бог на фронте… За него она просто вышла замуж шестнадцати годов, когда он приезжал с фронта на побывку. А сейчас ей девятнадцать лет, и все в ней живет Антонином.

Рано топится русская печь. Мастерски печет Паша блины. Жар зарумянил ее щеки. И вся она как зоренька ранней весной. Тонечка не жалел для нее ситцев и сатинов, бархатов, плюша, кружева. С утра она в обтяжном-обливном, туго скроенном, плотно пригнанном платье. Любуйся, Тонечка. И он глядит. И думает, зачем ей дано столько редкостных чар. Кто их поймет и оценит здесь, в Тобольске. Думая, он слышит через двойные рамы, как скрипит обоз. Оторвавшись от печи, смотрит в окно. За окном обоз с рыбой. Точь-в-точь что во сне. И те же рогожи, укрывающие мороженую рыбу, уложенную в сани. Становится страшно. Слегка знобит. Так и кажется, что в одном из возов увозят царя.

А вдруг это так и есть? Ведь должны же похитить его и отправить в надежное место до того, как тронется лед и очистится Обская губа.

— Пашенька, родная моя, — просит Всесвятский, — вчера, кажется, что-то оставалось в графинчике…

IV

Антонин Всесвятский не заблуждался, и слухи не лгали. Николая Романова предполагалось отправить на шхуне «Святая Мария», а до этого спрятать в надежное место. Об этом давно стало известно Уральскому Совету и Комитету партии. Давно сюда прибыли под разными предлогами одиночками, группами те, кто доставит Романовых в Екатеринбург и тем самым отрежет всякие пути к побегу.

Немало дней прошло, когда приехавшие во главе с молодым большевиком Павлом Хохряковым, прошедшим революционную закалку на Балтике, осели в городе. Он и его группа должны были прежде всего вырвать Тобольск из рук меньшевиков и эсеров. Полгода тому назад свершился Октябрьский переворот, а здесь, в Тобольске, все оставалось, как при Керенском. Совет был переизбран. Павел Данилович Хохряков стал его председателем.

В эти дни Всесвятский обратил внимание на приехавшую из Екатеринбурга Татьяну Наумову. Активная, молодая, смелая, вхожая всюду, она, не желая того, заставила Всесвятского снова взвешивать, прикидывать, строить новые авантюрные комбинации и снова разрушать их. Ему невольно вспоминается его рухнувшая попытка наладить отношения с фрейлиной Маргаритой Сергеевной Хитрово. Эта кругломорденькая, короткошеяя, большеротая сомиха могла схватить золотую жерлицу, да не оправдала свою фамилию. Попалась. Ее арестовали и выслали из Тобольска.

Появились было еще надежды с приездом Яковлева-Мячина. У него полномочия из Москвы. Из ВЦИКа. Он сразу же оказался в натянутых отношениях с группой Хохрякова и в благоприятных отношениях с арестованным царем, обменялся с ним рукопожатием, а царевны, любезно присев, приветствовали представителя ВЦИКа товарища Яковлева реверансом. И царица удостоила приезжего монашьей улыбкой.

В лице Яковлева-Мячина было что-то позволяющее Всесвятскому идти ва-банк. Но он тогда испугался собственной мании, не верил и самому себе после снов-галлюцинаций. А вдруг все это перешло в явь? Но преступное чутье Всесвятского не обманывало его. Через несколько лет он узнал, что Яковлев переметнулся к белым. Если бы он знал тогда, то кто скажет, куда бы он с Яковлевым увез Романовых. А теперь все кончено. К бывшему губернаторскому дому не подступись. Охрана в руках большевиков.

Весна пугает вскрытием рек. Уральцы требуют отъезда царя. Яковлев медлит. Пашеньке откуда-то все известно. Не кто-то, а она шепнула Всесвятскому:

— Тонечка, завтра в четыре они увезут царя и царицу.

И это оказалось правдой. Всесвятский видел, как уезжали Романовы из Тобольска. Одиннадцать троек и пять пар запряженных в большие дорожные кошевки.

Конец апреля. Солнце подымается рано. Всесвятский видит усаживание царской семьи и погрузку багажа. Кажется, все идет тихо и беспрекословно. Антонин узнает князя Долгорукова, графиню Гендрикову, графа Татищева, доктора Боткина, фрейлину Демидову и некоторых слуг. Кажется, теперь все, только трогаться. Уже более пяти утра, но в последнюю минуту царица требует вместо двух слуг трех. Услужливый и боязливый Яковлев суетится. Успокаивает Александру Федоровну. Ищет место для третьего слуги. Идут перемещения в кошевах. Опять можно трогаться, но Алиса желает ехать вместе с Николаем, а ее усадили вместе с дочерью Марией. Наконец ее убеждают. Она умолкает. С Николаем остается Яковлев-Мячин. Окончательно расселись князья и графья.

Поезд трогается. Первыми идут экипажи с тремя пулеметами. Перед ними кавалерийская разведка. Красногвардейская кавалерия замыкает «обоз» с живым царем, увозимым среди бела дня.

Прощай, царь. Прощайте, несбывшиеся надежды, укравшие почти год жизни Всесвятского.

В губернаторском доме еще остается царевич Алексей и три дочери. Можно бы подумать и о них, да какая им цена. Кто и какой даст за них выкуп.

Нагонять поезд с арестованным царем, летящим на галопе, — нелепо. Правда, еще есть надежда, что в Покровском, на родине Распутина, можно вспенить народ и… Но кто будет там отвоевывать царя, когда он для них давно слывет за дурака, которого водил за нос, на которого кричал и топал мужик из их села Гришка.