Кирилл Чистяков - Фаза Урана

• Название: Фаза Урана
• Автор: Кирилл Чистяков
• Издательство: Факт
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-966-359-218-6

Старик, переписывающий зло, борясь с пустотой. Дом, хранящий свои тайны на протяжении десятилетий. Повязанные Домом, его обитатели подобны манекенам, выставленным в витрине магазина Судьбы. Фазы жизни не имеют значения, так как жизнь и не начиналась. В реальном мире не бывает рифм.

Роман Кирилла Чистякова совсем не похожий на современное гламурное чтиво остро обнажает внутренний мир современного человека. Главный герой или, скорее, антигерой повести Растрепин – человек без имени и без судьбы. Кто он? Ангел или Демон? Сказочник или псих? Кого-то от него будет тошнить, а кто-то узнает в нем самого себя. Безумство снов и воспоминания сплетаются с реальностью в один клубок, в котором, недосказанное сильнее сказанного.

---

Рваное тряпье он сменил на красную лакейскую ливрею с золотыми галунами. Волосы напомадил. Через руку у него была элегантно перекинута белоснежная салфетка. Выглядел он теперь почти щеголем, и у меня вдруг возникло смутное ощущение чего-то знакомого.

– Я нигде не мог его видеть?

Мне не ответили.

– Кушшааать… поооаа… поааа…

– По-да-но, – ласково подсказала Василиса.

– Поооааадаааннно, – довольно повторил карлик.

– Вот умница… Иди, поешь с дороги, – сказала мне Василиса. – Заодно подумай, так ли тебе нужно знать лишнее.

Гостиная, в которую провел меня Гаврюша, по-европейски была соединена с кухней. Здесь, в отличие от комнаты, из которой я пришел, не было ничего странного: работал кондиционер, ритмично пульсировал оранжевый огонек на экране мини-кинотеатра, в углу расположился заваленный подушками диван, над ним в строгой раме висела гравюра Гойи – «Капричос». Сон разума рождает чудовищ.

Посредине гостиной стоял овальный стол, сервированный на одну персону. Разноглубокие тарелки, фужеры, стаканы и рюмки выстроились на нем, как ракеты на фантастическом космодроме.

Карлик угодливо пододвинул мне стул и, топая ножками, побежал на кухню. Вернулся оттуда с тарелкой густого, наваристого борща и со штофом водки на подносе, поставил все передо мной. Достал из кармана деревянную расписную ложку и торжественно вручил мне.

– Гаврюша, как ты оказался в этом доме? – спросил я. Карлик вновь, как и на пригорке перед особняком, поднес палец к губам:

– Глууххх и нееамм.

– Понятно все с тобой.

Откуда-то проворный карлик притащил похожий на менору серебряный подсвечник. Зажег парафин и зачем-то выключил электричество. Закончив меня обслуживать, он исчез, оставив на столе серебряный колокольчик.

Я был голоден, а от борща шел вкусный запах. Пренебрегая правилами этикета, с которыми, впрочем, я был знаком весьма шапочно, принялся с жадностью поглощать пищу пока на дне тарелки не осталось только вареное свиное ухо. Я взял трезубую рыбную вилку и поддел его. Под ним, на фарфоре, оказался рисунок свирели.

Отодвинув тарелку, я откинулся на спинку стула. Попытался проанализировать разговор с Василисой: пугает меня опасностями, недоговаривает, будто скрывает – подумай, мол, надо ли тебе знать лишнее и все такое. Прямо готический роман какой-то. Не Василиса, а Анна Радклиф. Не иначе тронулась со скуки в этом своем поселке: мания величия и параноидальный синдром.

Впрочем, пора было звать леприкона. Я позвонил в колокольчик. Из темноты, как будто он никуда и не уходил, возник карлик. Его лицо, освещенное свечами, стало похожим на Луну.

Гаврюша снял со стола подсвечник. Молча и спокойно, как на станции, взял меня за руку и повел обратно в комнату с коврами и чучелами. Там меня ждала Василиса Она опять курила. Гаврюша передал ей менору.

– Ну что, готов?

– А у меня есть выбор?

– Уже, по-моему, нет.

– Тогда готов.

– Идем.

Василиса открыла дверь, через которую мы с карликом попали сюда со двора, поманила за собой. Опять начался спуск.

– Куда мы?

– Ты ведь, кажется, узнать что-то приехал.

– Ну, да, типа того.

– Тогда молчи и не задавай вопросов.

Я думал, что мы окажемся в гараже, но лестница где-то неуловимо свернула, и теперь мы стояли в винном погребе. В нишах можно было разглядеть покрытые плесенью бутылки. Там они покоились, как гробы в склепе. Изысканные трупы предпочитают молодое вино.

– За мной, – скомандовала Василиса.

Мы остановились перед металлической дверью с кодовым замком.

– Ты в Ленинграде, в кунсткамере был? – Нет.

– Значит, можешь туда и не ездить.

Василиса заученным движением набрала пароль. Порядок цифр она и не думала скрывать: 20041889. Дверь бесшумно распахнулась. Каморка за нею осветилась мерцающим светом меноры.

Все стены занимали ореховые полки. На них расположились пузатые склянки.

– Бери подсвечник, – сказала Василиса, – И смотри, чтоб не стошнило.

Я поднес подсвечник к полкам. Банки были заполнены розоватой жидкостью. В них непринужденно, будто законсервированные огурцы или помидоры, плавали заспиртованные уродцы: щенки, сросшиеся головами; шестиногая овечка; какое-то скопление шерсти и клыков; раздвоенная гадюка; скелет чьей-то лапы с десятью фалангами. Хорошо подготовилась к зиме семейка Адамсов, ничего не скажешь.

– Ого! – только и вырвалось у меня.

– Хозяин просто помешан на уродствах. Настоящий компрачикос.

– И давно это с ним?

– Не знаю. Не отвлекайся. Теперь – главный гвоздь программы! – нарочито весело произнесла Василиса.

Она извлекла из кармана халата ключ и открыла стоящий на голом полу сейф. Я поднес свет. И сразу же отпрянул назад. В банке плавало Что-то. Что-то похожее то ли на дельфина, то ли на человека. Плавники, детские ручки, обезьянья голова.

– Это что? В смысле кто?

– Это, дорогой, как в сказке, – голос Василисы задрожал. – Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку…

– Так это… Это…

– Это наш с Ф. ребенок.

Я чуть не уронил подсвечник. Потом сел на пол, чтоб самому не упасть.

– Главный экспонат Его коллекции? – растерянно спросил я.

– Ошибаешься. Главный экспонат Его коллекции – это я.

Я посмотрел на Василису. Если и было что-то противоположное уродству, то это – она.

– Ты не понял, – поймала мой взгляд Василиса. – Со мной все в порядке, хвоста у меня нет. Хозяин ждет от меня совсем другого.

– Чего?

– Вот этого, – она кивнула в сторону склянок.

– Так ты чего, как инкубатор, что ли? – догадался я.

– Что-то вроде, – пожала плечами Василиса.

– Ну и как успехи?

– Пока никак.

– Как ты сюда попала?

– Я еще, когда беременная ходила, почувствовала, что с Домом что-то не так. Женщины всегда чувствуют лучше вашего, особенно беременные. Потом сходила на УЗИ. Узнала, думала – удавлюсь. Главврач, скотина, старый хрен с бородкой – точно такой, как их по телевизору показывают, подошел, сказал: есть человек, может помочь. Так я здесь и очутилась.

– Почему не уйдешь?

– А куда? Живу я здесь, как принцесса, челядь в ножки кланяется. А мои родные меня не примут. Я ведь тоже из села. Ты знал?

– Да, вроде… А как Ф.?

– Ф.? А что Ф.? Ты думаешь, он сам себе в Москве работу нашел? Это Хозяин постарался. У него многое схвачено.

Я стал тереть пальцами виски. Почему-то мне стало очень жарко. К горлу, действительно, подступила тошнота.

– Но как ты можешь мне, чужому человеку, это все говорить, показывать?

– Какой же ты чужой? Ты теперь свой, наш. Ты теперь как и я, как Ф., как вся его родня чертова, как эти старухи слепые-безногие. Ты теперь с Домом повязан. Что смотришь? Ты ведь получил, что хотел? Я-то знала, что ты появишься.

– Знала? Откуда?

– Люди одно время следили за Домом. Я, конечно, не объясняла им, что к чему. Говорила – мужа опасаюсь, как бы не вернулся, не натворил чего. Потом узнала, что ты там поселился, потом забегал, заметался – значит, скоро в гости ждать… Но что-то я смотрю, ты не очень расстроен.

– А чего мне расстраиваться, – засмеялся я, как идиот, – может, мне Дом на пользу пойдет? Стану, например, Спайдерменом, буду город защищать от преступности. В «Секретных материалах» покажут. Стивен Кинг книжку посвятит.

Василиса вдруг тоже очень громко и нервно засмеялась. Вместе с ней смеялись мы долго. Когда все кончилось, Василиса помогла мне подняться. Наклонилась к плечу и неожиданно разревелась.

– Ты не думай, я никому-никому, никогда-никогда это не говорила, не показывала, – всхлипывала она. – Ты не представляешь, как с этим жить… Я рада, что ты приехал… Ты думаешь, я сука?

– Нет, не думаю. Я тебя понимаю. Наш мир, этот огромный сраный мир вокруг нас, неизлечимо болен здоровьем. Поэтому уродство – это единственная красота. И мы с тобой красивы. И ты, и я. И твой ребенок.

И я погладил ее по голове, как собаку.

Можно ли считать неродившихся мертвыми?

4.

Мы сидели с Василисой вдвоем в гостиной, где я ужинал, и пили чай. Включили электричество – после погреба огонь светильника казался зловещим.

– На самом деле, Хозяин незлой, – говорила Василиса. – Мне с ним неплохо. Он много в жизни видел. Иногда может быть грубым, иногда ласковым. Да и привязался он ко мне. Контору доверил.

– Сколько ему?

– Около пятидесяти.

– И ты его любишь?

– Даже не знаю, наверное… Он очень ревнивый. Как-то на корпоративной вечеринке меня на танец мальчик молодой пригласил, из младших приказчиков. На следующий день Хозяин его уволил и выслал из поселка. Я и за тебя-то боюсь.

– За меня не бойся – все будет хорошо.

Какая-то вспышка снаррки озарила комнату бледно-зеленым, а потом желтым светом. Мы подошли к окну. В ночном небе расплескалась поллюция салюта.

– Фейерверк, – сказала Василиса, – Очень красиво.