Корделия Биддл - Ветер перемен

• Название: Ветер перемен
• Автор: Корделия Биддл
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-87322-913-9

Поженившись по страстной любви, отпрыски двух деловых партнеров надеялись на безоблачное счастье. И разве могла предположить Юджиния, отправляясь на роскошной яхте с мужем и детьми к берегам Борнео, что путешествие кончится трагически, а брак – распадется?

---

Будь уверен, сынок, – хихикнул Джордж, приняв слова малыша за выражение восхищения. – А теперь давай-ка освежим память этих весьма забывчивых джентльменов. – Джордж подмигнул своим компаньонам, – посмотрим, назовешь ли ты всех подстреленных нами зверей.

Поль ненавидел это занятие. Он каждый раз в душе надеялся, что от него наконец отстанут, и каждый раз его заставляли разыгрывать этот спектакль. Он путался в названиях, и даже если называл правильно, или почти правильно, отец непременно перебивал его, задавая встречный вопрос.

– Сколько антилоп импала, сын? – мог он спросить, или: – Откуда у нас взялся этот носорог?

Затем раздавался дружный хохот, и он говорил:

– В конце концов, надо же когда-нибудь осваивать искусство охоты! Мы сохраним одну лапу носорога, будем держать в ней карандаши. На добрую память.

Мистер Палмер и мистер Дэйвис сочли это великолепной шуткой.

Газель антидорка, – тихо начал перечислять Поль, – и олень, гну, слон…

– Сколько? – перебил его Джордж.

Сколько кого? – Когда Поля прерывали, он боялся что-нибудь упустить.

– Ну, конечно, слонов.

– Один. Самец, – послушно ответил малыш, – восемь ярдов длиной.

– Неужели восемь ярдов! Оливер, какой мерой длины вы пользовались?

Поль услышал, как все рассмеялись.

…И сернобык, – продолжал он, – и антилопа дик-дик, буйвол, бородавочник…

– А чье мясо вкуснее? – изгилялся Джордж.

– Сернобыка.

А чье напоминает говядину и заставляет вспомнить йоркширский пудинг с консервированной клюквой и хреном?

– Антилопы эланд… вроде этой.

– Молодец. Что скажете, джентльмены? – выкрикнул Джордж. Принимаем его самым младшим членом команды.

Поль слушал аплодисменты и грубый хохот, а сам смотрел на голову антилопы и ее длинные ветвистые рога. Он пытался представить себе, как эта голова будет выглядеть, когда он привезет ее домой и повесит на стену. Или же головы крошечных антилоп и газелей, выпархивавших из буша, как стая птиц. Пуля догоняет их в воздухе, когда они парят над землей, и они падают ниц. Кто-то умирал мгновенно, кто-то не сразу. Поль был поражен тем, как легко убивает пуля. А ведь пробивает очень маленькую дырочку, совсем еле видимую. Сэр Гарольд продемонстрировал ему следы от пуль – предмет его гордости.

– Прекрасное, чистое попадание, – промолвил он. – Только так и следует стрелять, малыш. Запомни это. Нельзя попадать в голову, а то останешься без трофея.

Но, безусловно, совсем с другими ружьями и патронами охотятся на носорогов и слонов, на «крупную добычу», как их называл мистер Палмер; каждый вид требовал определенного оружия. Что и послужило темой дальнейших упреков: «нитро-экспресс-450», двуствольный «Холлэнд энд Холлэнд», самозарядный винчестер… Запомнить все было трудно.

Поль наблюдал за тем, как мухи стали перемещаться с антилопы на его штанину. Он стряхнул их, но они липли к нему, как репей. Он понимал, что хорошо бы незаметно уйти, пока отец снова не стал выспрашивать или просить его помочь мистеру Смайт-Берроузу с обмерами, и тогда ему придется нащупывать руками желудок бедного животного или наблюдать за тем, как ему отрубят его трепещущие лапы.

– Ну, джентльмены, думаю, хватит… – Джордж подал знак нипоре.

«Ну вот, – сказал себе Поль, – я спасен, можно уйти».

– …Но прежде чем отправиться в лагерь, я хочу задать еще один вопрос нашему юному ученику…

Поль расправил плечи. Он собрался с духом. «Уж на этот раз я не подведу», – обещал он себе.

– …Какое самое удивительное зрелище мы видели на прошлой неделе? Только без всяких подсказок. Особенно это касается вас, Уитни.

Поль перебирал в уме возможные варианты. Он подумал о завтраке на рассвете в миле от лагеря, о росе, покрывающей высокую траву и с ног до головы обдающей тебя брызгами, как пенистая морская волна. Он вспоминал доносящиеся в палатку звуки – приглушенное рычанье, рев лягушки-быка – и его воображению представился лагерь: костер, а вокруг него палатки. Возле костра кружатся искры, как жуки-светляки летним вечером в Филадельфии.

Он вспомнил купание в тазу под брезентовым навесом, когда ему разрешали выпить чашечку черного кофе. Ночные бдения у костра, мужские разговоры, во время которых он клевал носом, а потом просыпался на своей раскладушке и прислушивался к песням туземцев и стуку барабанов. Но он понимал, что отец ждал от него совсем другого ответа.

– Когда питон проглотил теленка водяного быка, – с расстановкой произнес Поль.

– Хорошо, сынок. Отлично. Быстро сообразил, – фыркнул Джордж. – Напиши об этом дедушке. Он любит такие вещи.

– Хорошо, папа, – ответил Поль. После того как они пронаблюдали эту сцену с питоном и теленком, ему каждый день напоминали о том, чтобы он написал о ней дедушке Экстельму. – Напишу.

– И вложи рисунок! Дедушка Экстельм страсть как любит рисунки.

– Хорошо, папа. – «Никому не захочется смотреть на этого бедного теленка, – решил Поль. – Даже на рисунке».

– А сейчас все отправляемся в лагерь, – нетерпеливо крикнул Джордж. – Двойная порция выпивки тому, кто прибудет первым.

«Не подлежит сомнению, – решил Джордж, оглядывая свою палатку, – что это мой мир. Здесь мое место. – Он с удовлетворением посмотрел на изысканный походный" сундук и безукоризненно застеленную кровать. Плюхнулся на стул и позволил слуге стащить с ног охотничьи сапоги. – Вот это жизнь, – подумал Джордж. – Терпеть лишения и неудобства вместе с сыном, учить его жизни, смерти, добру и злу, чувству локтя и уверенности в себе. Тому, что обязан знать мужчина».

Джордж вспомнил мудрые слова Джонатана Клайва и тихо фыркнул.

– Сэр! – Туземец был сама предупредительность, но, будучи простым лагерным носильщиком, он не имел права обращаться к Джорджу «Бвана Кхубва». Так его могли величать только старший нипора и загонщики, но никак не скромные носильщики или проводники.

– Сэр! – вышколенно повторил он на английский манер.

– Ничего, ничего, – резко ответил Джордж. Нет смысла вступать в дискуссию. – Просто заканчивай и уходи.

– Сэр. – Носильщик забрал сапоги, кобуру и портупею, чтобы обтереть их и начистить, и прихватил с собой несколько истасканный рожок.

«Успеется, – подумал Джордж, – успеется, успеется. Да, конечно. И тогда, черт побери, когда я этого захочу».

– Виски с содовой! – крикнул он вслед уходившему носильщику, забросил заляпанные травой и грязью ноги на застеленную белоснежными простынями кровать и, довольный собой, уставился на островерхую крышу палатки.

Ничего, никуда не денутся: Юджиния, его брак, война с отцом. У Джорджа было такое чувство, что эти стороны жизни можно спокойно спрятать, словно это собственность, которую хранят в чулане. Такая же, как редкие книги или статуэтки из слоновой кости, слишком хрупкие, чтобы пользоваться ими каждый день. Сокровища, предназначенные для музея или храма. Джордж будет держать их под замком, покуда не начнет в них нуждаться, пока не наступит день, когда, томимый желанием или одиночеством, он не захочет потрогать свои вещи.

– Успеется, – громко произнес Джордж, и невольно перед глазами возник образ отца. Старая лиса Турок и его копия старший сын Карл. Джордж представил себе, как они плетут интриги в Филадельфии, манипулируя своими людьми на Борнео и в Маниле – Бекманом, Брауном и самим Джорджем, словно те были не более чем пешками на шахматной доске.

– Шах, – сказал бы Карл.

– Мат, – ответил бы отец. И игра бы возобновилась.

– Ты должен изучить правила игры и знать, как использовать их в своих интересах, – пробубнил бы Турок. – Запомни, Карл, за тобой никого нет. Только ты один за все в ответе.

Джордж вполне мог представить себе этот разговор; он их достаточно наслушался. Даже когда еще учился в школе, ни одно жульничество не ставилось под сомнение. Результат – это все.

«Но что понимают в жизни отец, Карл и тот же Бекман? – недоуменно подумал Джордж. – Они – отсталые люди. У них отсутствует чувство прекрасного. Разве они знают, что такое выйти на рассвете и пройти по траве, такой высокой, что вмиг промокаешь по пояс? Или что чувствуешь, когда выслеживаешь стадо антилоп и замираешь на месте, стараясь не дышать?

Разве они представляют себе, как тебя пробирает внутренняя дрожь, когда целишься во льва? Разве им понять, что такое первый ловкий выстрел, внезапный прыжок и невозмутимая, чуть ли не в полутрансе, перезарядка ружья? Что эти двое торгашей в затхлом доме с видом на Виссахикон могут сказать о лапах этого зверя? Способны ли они оценить взглядом их размеры и форму, могучие, на зависть всем, когти? Смогут ли почувствовать причастность к чему-то особенному, заглядывая в умирающие желтые глаза? Смогут ли ощутить таинство того момента, когда одна жизнь уступает место другой?»

Джордж вспомнил первого убитого им льва. Это был настоящий красавец-самец, с еще не полностью сформировавшейся гривой, но неистовый, как торнадо. Охотники подняли его, когда тот лакомился задней частью бородавочника; они обходили колючий кустарник, за которым он и устроился во всей своей красе, наслаждаясь трапезой, словно ничего более существенного в мире не существовало.