Пейдж Брэнтли - Узник моего сердца

• Название: Узник моего сердца
• Автор: Пейдж Брэнтли
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-88590-541-Х

Франция, начало XIV века. Дочь короля Филиппа Четвертого, Изабелла, хочет убить отца и захватить корону и власть. Но на пути к трону стоят ее три брата и их жены…

Заточение в крепость стало для юной Николетт Бургундской, жены старшего сына короля, началом не только мук и страданий, но и прекрасной, возвышенной любви.

---

Лэр посмотрел на нее и тихо рассмеялся, так и не желая отдавать яблоко Ронсу и перекидывая его из одной руки в другую.

– Тебе нравится играть со мной, правда, Ронс?

– Ты такой жестокий! – воскликнула Николетт, продолжая гладить кобылу.

Лэру, наконец, надоело перебрасывать яблоко, и он поднес его к губам жеребца, где оно исчезло через мгновение.

Николетт услышала, как сапоги Лэра скрипят по полу, устланному соломой. Де Фонтен обхватил ее за талию до того, как она успела увернуться.

Вечером к Лэру пришел Риго. Они долго беседовали в главном зале. Когда Николетт услышала, что де Фонтен хочет наутро вернуться в Жизор, сердце у нее упало. Но она ничего не сказала до тех пор, пока не осталась наедине с Лэром.

– Почему? Зачем?

Де Фонтен сел рядом с ней на кровать, снимая сапоги.

– Чтобы купить коров, лошадей. Я же объяснял тебе.

– Нет, – Николетт привстала и сощурила глаза. – Ты едешь не за этим. Ты хочешь доказать себе, что не боишься Симона Карла. Ты страшишься, что люди будут говорить о тебе: он такой же трус, как Лашоме. Это так глупо!

Лэр повернулся к Николетт, нежно обнял за плечи, прижал к подушке.

– Ты – маленькая жужжащая оса, – он ткнулся носом ей в шею и поцеловал. – То здесь укусишь, то здесь. Очень соблазнительная маленькая бургундская оса.

Разговаривать с ним бесполезно. Через минуту у Николетт не осталось никакого желания продолжать спор.

ГЛАВА 17

Приезд епископа вызвал большой переполох в аббатстве Сен-Северин. Обитель еще не оправилась после нападения разбойников. Немало монахов и слуг было убито, кельи разорены, угнано много скота. Во всем обвиняли беглых крестьян-мародеров, утративших веру в Бога.

Епископ д'Энбо, выслушав рассказ аббата о той ночи, пришел в такой ужас, что не мог уснуть даже после изрядной порции вина, выпитого за ужином. Мягкое, шелковое постельное белье, которое епископ всегда брал с собой в путешествие, тоже не принесло успокоения.

Симон Карл вовсе не испытывал страха перед крестьянами-мародерами. Въехав в красноватом свете факелов во двор аббатства, он думал о том, что Рауль де Конше вряд ли доброжелательно отнесся к последней неудаче Симона. Скрипя зубами, Карл мечтал о том, чтобы свернуть шею де Фонтену, этому самодовольному попугаю. Подернутая инеем трава хрустела под его сапогами.

Послушник с фонарем в руках провел Симона через двор, мимо еле различимых в темноте хозяйственных построек монастыря в небольшую комнату, хорошо освещенную лампой, висящей на цепях.

На одном из обитых бархатом кресел сидел Рауль де Конше и вертел в руках кубок с вином. Когда он поднял глаза на Симона, в них сверкал гнев, а синеватый, чисто выбритый подбородок напрягся. Прежде чем Карл хоть что-то смог сказать в свое оправдание, де Конше презрительно фыркнул:

– Оставь оправдания при себе! Ты просто бездарный мужлан! Тебя нужно привязать к хвосту лошади и пустить ее галопом – пусть скачет до самого Клермона!

– Милорд, – сказал Карл, медленно стягивая с головы меховую шапку с круглыми полями, – де Фонтен был уже далеко, когда я узнал, что он покинул Жизор.

И забыв, что барон не приглашал его сесть, Симон плюхнулся на второе бархатное кресло, готовясь дать полный отчет о происшедшем. Может быть, не со всеми деталями, но достаточно полный, чтобы избавить себя от дальнейших упреков.

– Ты осмелился сесть без моего разрешения!

Резкий голос де Конше заставил Карла вскочить. Но… его куртка и бриджи, отнюдь не первой свежести, оставили на бледно-желтом бархате несколько грязных пятен и колючек. Голос Рауля загремел, словно гром.

– Ты – рыбья кровь, глупая башка! Посмотри, что ты наделал!

– Простите, сир, – прошептал Карл, неуклюжий, словно бык, и смущенный, как глупая служанка. – Ничего особенного, сир. Все можно отчистить. Расправить складки. Снять колючки.

Лицо Рауля де Конше странным образом изменилось.

– Затяжки, складки, – проговорил он себе под нос, словно впервые слыша эти слова. – И, конечно, колючки, – неожиданно он вспомнил, как Николетт Бургундская расправляла складки своего грубого балахона, когда сидела перед епископом. В какой-то миг де Конше увидел тогда ее коленку и рваную нижнюю юбку в темных пятнах. Тогда он подумал, что это следы месячных. Но еще была колючка, приставшая к ткани. Где женщина, запертая в башне, может подцепить на юбку колючку? Чем дольше де Конше думал об этом, тем убедительнее ему казалась собственная догадка. Нет, Николетт отнюдь не производила впечатление женщины, которую плохо кормят и с которой плохо обращаются. Щеки розовые, руки полны нежной силы. Рауль глянул на Симона, склонившегося над креслом.

– Вы ехали за ними по полям, поросшим колючими кустами?

– Да, милорд.

Симон Карл снял последнюю колючку и швырнул в огонь.

– И вы преследовали де Фонтена и служанку?

Карл отвел глаза от камина и кивнул, глуповато улыбаясь.

– А служанку… Ты хорошо разглядел?

Карл описал тонкое лицо и изящную фигуру. Настроение де Конше несколько улучшилось. Карл, почувствовав облегчение, прищелкнул языком и отметил, что по дороге они чуть не наткнулись на парочку, занимавшуюся любовью в хижине пастуха. Де Конше расхохотался.

– Боже, в какую опасную игру они играют! Безумцы. Де Конше знал де Фонтена как благородного офицера, которому отвага снискала добрую славу. Что же касается Николетт, ей просто не повезло из-за этих пьесок в садах Несле. Когда-то принцесса, которую обошло счастье, могла потратить на украшения целое состояние…

– В лачуге пастуха! – повторил он со смехом. Карл кивнул и вновь похабно фыркнул.

– Ты ничего не понимаешь? – де Конше даже вспотел от своей догадки. Но этот человек глуп, как пробка.

Карл заметил, что довольное выражение на лице его сюзерена сменилось серьезным. Симон тоже сделал сосредоточенное лицо. По привычке он поднял руку и почесал затылок – засаленные спутанные волосы, спускающиеся на шею.

– Понимаю? Что я должен понимать, милорд?

– А то, что эта служанка и есть Николетт Бургундская, идиот! Да, теперь я уверен. Найди способ похитить ее, спрячь где-нибудь, пока я вернусь. И она будет в моих руках… – Рауль не закончил мысль, все еще продолжая обдумывать возможности.

– Но, милорд, как я… Голос де Конше стал резким.

– И на этот раз, Карл, я не потерплю неудачи!

– Милорд, – нервно отозвался Симон. – Все будет исполнено, как скажете. Я умею охотиться на лис.

* * *

Утро выдалось серое, ветреное, по небу плыли низкие облака. Вслед за Лэром Николетт вышла во двор. Мороз обжигал холодом все тело, собаки лаяли, как сумасшедшие. Кони фыркали и переминались с ноги на ногу.

Риго и два его сына ждали, пока конюший приведет жеребца де Фонтена. Лэр и Николетт простились так, как положено сеньору и служанке – несколько коротких указаний де Фонтена, как вести хозяйство. Но блеск в глазах Лэра, молчаливый упрек во взгляде Николетт не остались незамеченными. Риго когда-то тоже был влюблен…

Когда сеньор и вооруженные крестьяне покинули замок, в нем воцарилась тревога. Особенно много и часто говорили о возможном нападении Симона Карла. Часовые не раз поднимали ложную тревогу, заметив что-то подозрительное.

– Вот, – сказала Николетт. Она стояла посреди кухни, в которой пахло дрожжами. Одетая в один из старых халатов Доры, девушка держала в руках голубое платье. Она сняла все колючки, прицепившиеся к шерсти, выбила меловую пыль, отскребла грязь. Все бросили работу. Мюетта подошла поближе, маленькие черные глазки, прячущиеся среди морщин, оценивающе посмотрели на платье. В конце концов старуха покачала головой и, прищелкнув языком, заявила:

– Можно использовать на тряпки. Выражение надежды на лице Николетт исчезло.

– А если как-нибудь перешить?

Мысль о том, что придется выбросить голубое платье, казалась невыносимой. Она считала его тоже одним из своих талисманов, как и гнедую кобылку. А если разрезать платье на мелкие кусочки, это плохая примета. Все равно, что черная кошка дорогу перебежала.

Мюетта взяла платье узловатыми руками.

– Тут уже ничего не перешьешь. Весь подол разодран шипами. Никакой надежды. Но мы можем использовать его как образец для выкроек, – старая женщина подняла глаза на Николетт. Словно птица вскинула голову. – Расскажи еще раз о тех тканях, которые вы купили в Жизоре.

Радостная, словно дитя, старуха желала еще раз выслушать рассказ о покупках.

После того как дрожжи положили в тесто, Николетт и Мюетта сели за длинный стол, разложили на нем платье и начали распарывать швы. Пока они колдовали над столом, все навострили уши и, словно завороженные, внимали Николетт, которая описывала яркие цвета и хорошее качество тканей, а потом – вдохновленная вниманием слушателей – рассказала о самой ярмарке – жонглерах, воришках, хитрых торговцах и многом другом.