Борис Шубин - Дополнение к портретам

• Название: Дополнение к портретам
• Автор: Борис Шубин
• Издательство: Знание
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

Доктор медицинских наук Б. М. Шубин взглянул на биографии А. С. Пушкина и Л. П. Чехова глазами врача. Такой своеобразный взгляд позволил ему дополнить портреты выдающихся писателей интересными и малоизвестными подробностями.

Книга состоит из двух разделов: «Скорбный лист, или История болезни Александра Пушкина» (первое издание вышло под названием «История одной болезни») повествует о последних днях жизни великого поэта и врачах, оказывавших ему посильную помощь. Вторую половину книги составляют очерки «Доктор А. П. Чехов», которые знакомят читателей с медицинской деятельностью А. П. Чехова, с кругом его научных и общественных интересов.

Издание рассчитано на широкого читателя.

---

Он резко выступает против земских либеральных деятелей, которые в порядке благотворительности берутся оказывать медицинскую помощь крестьянам.

Е. А. Осипов

«…Лечить мужиков, не будучи врачом, значит обманывать их», – говорит художник из повести «Дом с мезонином», и его мысли полностью совпадают с мнением писателя.

Гомеопатия, спиритизм, магнетизм, знахарство – для Антона Павловича понятия почти однозначные.

Когда он хочет дать отрицательную характеристику человеку, то пишет: «…Он ничего не делал, ничего не умел, был какой-то квелый, точно сделанный из пареной репы; лечил мужиков гомеопатией и занимался спиритизмом».

И хотя помещик Котлевич из «Ариадны», к которому относятся вышеприведенные слова, был человеком деликатным и неглупым, у рассказчика, а вместе с ним и у автора «не лежит душа к этим господам, которые беседуют с духами и лечат баб магнетизмом…»

Еще печальнее, когда на этом же уровне находятся знания дипломированного врача.

Малограмотный доктор, каким бы он ни был добрым человеком, выглядит жалким, беспомощным и опустившимся, как Иван Романович Чебутыкин – военный врач из «Трех сестер», не прочитавший по окончании университета ни одной книжки. «…Думают, что я доктор, умею лечить всякие болезни, а я не знаю решительно ничего, все позабыл, что знал, ничего не помню, решительно ничего… – будучи нетрезвым, исповедуется он перед своей совестью. – …В прошлую среду лечил на засыпи женщину – умерла, и я виноват, что она умерла. Да… Кое-что знал лет двадцать пять назад, а теперь ничего не помню. Ничего… О, если бы не существовать!.. Третьего дня разговор в клубе: говорят, Шекспир, Вольтер… Я не читал, совсем не читал, а на лице своем показал, будто читал. И другие тоже, как я. Пошлость! Низость! И та женщина, что уморил в среду, вспомнилась… и все вспомнилось, и стало на душе криво, гадко, мерзко… пошел… запил…»

О том, как тяжело переживал Чехов малограмотность и невежество многих своих коллег, свидетельствуют и его слова, обращенные к А. М. Горькому: «Доктор, если он имеет практику, перестает следить за наукой, ничего, кроме „Новостей терапии“, не читает, и в 40 лет серьезно убежден, что все болезни простудного происхождения…»

Если бы А. П. Чехов в своем творчестве ограничился только всеми этими чебутыкиными, ионычами, свистицкими, шелестовыми, белавиными, то можно было бы согласиться с мнением Г. П. Задеры – участника одной из дискуссий, развернувшейся вокруг чеховских врачей вскоре после смерти писателя, что врачебное сословие выродилось и находится на краю бездны. Однако Чехов видел и других врачей – бескорыстных, интеллигентных, дельных и знающих и писал об их нелегкой жизни, ничего не приукрашивая. Кто-то из литературоведов правильно заметил, что Чехов ввел врача в русскую литературу.

Когда один из персонажей его пьесы «Чайка» высказывает предположение, что у доктора Дорна «денег куры не клюют», тот отвечает: «За тридцать лет практики, когда я не принадлежал себе ни днем, ни ночью, мне удалось скопить только две тысячи, да и те я прожил недавно за границей. У меня ничего нет».

В рассказе «На подводе» А. П. Чехов привлекает внимание общественности к беспросветно тяжелому положению сельской интеллигенции: «…Учителя, небогатые врачи, фельдшера при громадном труде не имеют даже утешения думать, что они служат идее, народу, так как все время голова бывает набита мыслями о куске хлеба, о дровах, плохих дорогах, болезнях…»

Земского врача Григория Ивановича Овчинникова (рассказ «Неприятность») мы застаем в критической ситуации, когда он, человек глубоко порядочный, никого в жизни не обидевший, ударил по лицу на виду у больных фельдшера – пьяницу и бездельника, тайно торгующего земскими лекарствами и берущего с больных взятки.

Анализ обстоятельств, вызвавших нервный срыв у доктора Овчинникова, показывает: столкновение с пьяницей-фельдшером, презирающим медицину, – это только последняя маленькая песчинка из целой горы неприятностей. Значительно серьезнее осложняет жизнь и работу доктора произвол невежественной и грубой земской администрации, ни во что не ставящей подвижнический труд врача.

В пору борьбы с холерой земский врач Антон Павлович Чехов на себе испытал пренебрежительное отношение власть имущих.

«…В Биарице живет теперь мой сосед, владелец знаменитой Отрады, граф Орлов-Давыдов, бежавший от холеры, – пишет Антон Павлович А. С. Суворину. – Он выдал своему доктору на борьбу с холерой только 500 руб. Его сестра, графиня, живущая в моем участке, когда я приехал к ней, чтобы поговорить о бараке для ее рабочих, держала себя со мной так, как будто я пришел к ней наниматься. Мне стало больно, и я солгал ей, что я богатый человек. То же самое солгал я и архимандриту, который отказался дать помещение для больных, которые, вероятно, случатся в монастыре. На мой вопрос, что он будет делать с теми, которые заболеют в его гостинице, он мне ответил: „Они люди состоятельные и сами вам заплатят…“ Понимаете ли? А я вспылил и сказал, что нуждаюсь не в плате, ибо я богат, а в охране монастыря… Бывают глупейшие и обиднейшие положения… Перед отъездом графа Орлова-Давыдова я виделся с его женой. Громадные бриллианты в ушах, турнюр и неуменье держать себя. Миллионерша. С такими особами испытываешь глупое семинарское чувство, когда хочется сгрубить зря…»

А доведенный до исступления Григорий Иванович Овчинников из рассказа «Неприятность» заявил более решительно: «Еще немного, и, уверяю вас, я не только бить по мордасам, но и стрелять в людей буду».

Земский врач Кирилов вступает в конфликт с помещиком Абогиным (рассказ «Враги»).

У Абогина якобы опасно заболела жена, и он мчится за доктором. Он застает врача в неутешном горе: только что от дифтерии умер его единственный ребенок, шестилетний Андрей.

Еще не просохли росинки слез на бороде Кирилова, но Абогин не может ждать, он требует от доктора мужества, подвига «во имя человеколюбия».

Своим вторжением Абогин нарушил едва уловимую, как пишет Чехов, красоту человеческого горя, «которую умеет передавать, кажется, одна только музыка».

В Кирилове победил «рефлекс врачебного долга» (который, кстати, «срабатывает» и в рассказе «Зеркало», когда тяжелобольного врача вынуждают ехать за 40 верст на вызов).

Смертельная болезнь помещицы оказывается мистификацией. Она притворилась больной, чтобы, отослав из дома мужа, сбежать с любовником. Обманутый Абогин потрясен. Он изливает перед доктором душу, посвящая его в тайны своих амурных отношений.

Таким образом доктор, три дня не спавший, оставивший скорбящую у трупика сына жену, невольно становится участником пошлого фарса, который разыгрывается в чуждом ему мире.

Кирилов не желает выслушивать излияний Абогина. Он возмущен и оскорблен:

«– …Если вы с жиру женитесь, с жиру беситесь и разыгрываете мелодрамы, то при чем тут я? Что у меня общего с вашими романами?»

Он выступает против Абогина не только от своего имени:

«– …Вы считаете врачей и вообще рабочих, от которых не пахнет духами и проституцией, своими лакеями, моветонами, ну и считайте, но никто не дал вам права делать из человека, который страдает, бутафорскую вещь!»

Хотя в случившемся Абогин формально не виноват и к тому же сам оказывается в незавидном положении обманутого мужа, у читателя не создается впечатления, что Кирилов незаслуженно обрушивается на него с обвинениями. Писатель так тонко строит рассказ, что несчастье Абогина воспринимается как несчастье каплуна, которого «давит лишний жир».

Они – смертельные враги: земский врач, труженик Кирилов с обожженными карболкой руками и здоровый, осанистый помещик Абогин, вызвавший у доктора ассоциацию с чучелом солидного и сытого волка.

Слова, которыми Абогин пытается выражать свои переживания, бездушны, ходульны, неуместно цветисты. Эти пошлые слова оскорбляют чувства Кирилова.

И хотя в итоге оба героя разбивают ту «угрюмую тишину», в которой Чехов видит истинную красоту, «Враги» не воспринимаются как рассказ о жестокости и разобщенности людей, ослепленных собственным горем. Трагедия Кирилова несопоставима с сентиментальными сентенциями Абогина. Глубокое человеческое горе оскорблено пошлостью.

Вражда эта значительно шире и глубже, чем вражда между двумя людьми. Возвращаясь с вызова домой, Кирилов «осудил и Абогина, и его жену, и Панчинского, и всех, живущих в розовом полумраке и пахнущих духами, и всю жизнь ненавидел их и презирал до боли в сердце…».

В рассказе «Княгиня», который А. П. Чехов написал вскоре после «Врагов», по меткому выражению критика В. В. Ермилова, столкнулись «родной брат» доктора Кирилова и «родная сестра» помещика Абогина.

Доктор Михаил Иванович, служивший когда-то в одном из имений княгини и уволенный без объяснения причин, при случае высказывается перед ней в духе Кирилова – резко и откровенно: