Салли Боумен - Темный ангел

• Название: Темный ангел
• Автор: Салли Боумен
• Издательство: Эксмо-Пресс, Континент
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001377-9

Никто из гостей на приеме, устроенном в честь кометы Галлея, не подозревал, что эта волшебная ночь завершится жестоким убийством, отбросившим зловещую тень на целых три поколения династии Кавендишей. Ни один мужчина этого семейства не мог противиться чарам обворожительной и опасной Констанцы. Любовь, надежда, обман – все смешивается в темном водовороте страсти, в который затягивает их блистательная и по-своему несчастная Констанца. Ее мрачная тайна становится проклятьем прежде всего для нее самой.

---

– Пруди, – начала я, удивленная таким приемом. – Я пыталась дозвониться. Я не отходила от телефона весь уик-энд… Наконец подумала…

– Я знаю, что ты звонила. Я так и предполагала, что это ты. Поэтому я и не отвечала.

Я изумленно уставилась на нее. Она даже не сделала попытки скрыть враждебность, звучащую в голосе.

– Уходи. Я не хочу тебя видеть. Я занята. Я смотрю телевизор.

– Пруди, прошу тебя, подожди. Что случилось?

Она было собралась захлопнуть дверь у меня перед носом, но передумала. К моему удивлению, лицо ее исказилось гневом.

– Случилось? Случилась ты – вот что! Я знаю, почему ты явилась! Уж не для того ли, чтобы повидаться со мной? Ты ищешь мисс Шоукросс. Так вот, помогать тебе я не собираюсь. Даже если бы и могла. Я не знаю, где она! Вот так – тебе все понятно?

– Пруди, подожди. Я ничего не понимаю… – Я попыталась коснуться ее руки. Мисс Марпрудер отпрянула, словно я хотела ударить ее.

– Ты не понимаешь? О, конечно, – можно поверить! Маленькая мисс Удачница – я слышала, мы отлично устроились. Куча потрясающих клиентов! Просто смешно, не так ли, если подумать, сколько их перешло от твоей крестной матери?

Она стремительно выкидывала слова, будто ее захлестывало отвращение. Поддавшись его напору, я сделала шаг назад, а мисс Марпрудер – шаг вперед.

– Ты использовала мисс Шоукросс, думаешь, я не знаю этого? Ты использовала ее. А теперь пытаешься использовать меня. Восемь лет… я в глаза тебя не видела все эти восемь лет!

– Пруди! Все эти годы я бывала в Нью-Йорке, только чтобы пересесть с самолета на самолет. Да в любом случае я же писала тебе. Ты знаешь, что я посылала тебе письма. Я написала, когда…

– Когда умерла моя мать? О, конечно! – Глаза мисс Марпрудер наполнились слезами. – Ты написала. Ну и что? Значит, я в долгу перед тобой – так, что ли?

– Конечно, нет, Пруди. Как ты можешь говорить такое!

– Просто. Очень просто, потому что теперь-то я вижу, что ты собой представляешь. В свое время я, может, была слепа, но теперь-то все вижу, и меня просто мутит.

Она сделала еще шаг ко мне; ее сотрясала дрожь – наверное, от усилий убедить меня в своих словах, сначала решила я. Потом мне пришло в голову, что в определенной мере она заводилась, словно старалась убедить сама себя.

Я не сдвинулась с места и сказала, стараясь сохранять спокойствие:

– Хорошо, Пруди, я уйду. Но до этого я хотела бы внести кое-какую ясность. Мне бы не хотелось, чтобы ты думала, будто я украла клиентов у Констанцы. Это неправда. Мы с Констанцей работаем в совершенно разных направлениях, и ты должна была бы знать об этом…

– Вот как? А как же с Дорсетами? Как насчет Антонелли? – Слова слетали у нее с языка, будто она многократно повторяла их.

Я растерянно посмотрела на нее.

– Пруди, послушай. Сначала и те и другие обратились к Констанце, чтобы она сделала эту работу. И лишь когда она отказалась, они обратились ко мне. – Я помолчала. – Это единственные два клиента, которые имели хоть какое-то отношение к Констанце. Я пошла своим путем, Пруди. Хоть в этом-то поверь мне!

– Она от них отказалась? – Мисс Марпрудер, похоже, съежилась. Она удивленно смотрела на меня, качая головой.

– Это правда, Пруди.

– Готова допустить. Так могло быть. Может, ты и права. Может, мне не стоило так говорить. Я была ужасно зла на тебя. Я устала. Скорее всего я не выспалась. А теперь тебе лучше идти. Говорю тебе – ничем помочь не могу.

– Пруди, что-то не так?

– Не так? – с откровенной горечью произнесла она. – Что может быть не так? Ведь теперь я могу позволить себе бездельничать! Никаких хлопот! Никуда не нужно спешить, давиться в подземке… Смотри телевизор хоть двадцать четыре часа в день, если хочется. Да что тут говорить, у меня все более чем прекрасно. Я уволилась.

Я уставилась на нее. Я не могла себе представить ее в этой роли так же, как не представляла, как без нее Констанца справляется со всеми делами – разве что, конечно, не появилась заместительница помоложе. Сердце мне сжала жалость. Мисс Марпрудер, у которой ныне не было ни единой живой души рядом, заметно постарела. Лицо ее прорезали глубокие морщины, стали выпирать ключицы. Поредели крашеные волосы. Я устыдилась, что толком так и не знаю, сколько ей лет.

– Шестьдесят пять, – сказала она, словно прочитав мои мысли. – И можешь не спрашивать – нет, это была не моя идея. Я никогда не хотела уходить. Мисс Шоукросс… уволила меня. Два месяца назад. Я пыталась возражать, но она не стала слушать. Ты же знаешь, какова она, когда ей что-то взбредет в голову…

– Пруди, мне ужасно жаль…

– Мне пришлось согласиться. Придется привыкать. Она все бросила, ты же знаешь, – все дела. Словно сама собиралась уходить. Предполагаю, поэтому она и дала мне отставку.

Должно быть, она все поняла по выражению моего лица, потому что снова заговорила, не дожидаясь, пока я сформулирую вопрос.

– О, она не была больна – только не она! По-прежнему прекрасна, по-прежнему полна энергии. Но все же она изменилась. Когда ты ушла – может, тогда это и началось. И когда скончался твой дядя Стини, это страшно поразило ее. Я припоминаю, она была просто не в себе. Она решила отправиться в путешествие. Так она мне сказала.

– Путешествие? Куда? Пруди! Я обзвонила все гостиницы. Ее нигде нет. Никто из друзей не ждал встречи с нею – во всяком случае, они мне говорили, что не видели ее.

Пруди пожала плечами. Лицо ее продолжало оставаться замкнутым.

– Понятия не имею. Она наметила себе маршрут – так она сказала. Не знаю: ни куда, ни когда. А я не спрашивала.

– Пруди! Пожалуйста. Это не может быть правдой. Ты должна знать, где она и куда направилась. Как всегда. Я должна увидеться с ней. Мне необходимо с ней поговорить. Теперь, когда умер Стини, она – мое прошлое. Пруди. И в нем есть вещи, которые только она может объяснить. Кто, как не ты, способен это понять?

Она замялась. Она стояла, теребя нитку стеклянных бус, и на мгновение мне показалось, что она готова отказать мне. Но тут выражение ее лица смягчилось, она кивнула раз, другой.

– Конечно, я могу понять. Я тоже хотела кое о чем расспросить свою мать, вещи, о которых только она могла рассказать, но тогда я не решилась, а потом стало слишком поздно. – Она резко прервалась. Лицо ее окаменело. – Так что я понимаю, но помочь ничем не могу.

Она сделала шаг назад. За ее спиной на экране телевизора уже шло другое действие.

– Не можешь или не хочешь, Пруди?

– Понимай, как знаешь. – Она пожала плечами. – Начинается моя любимая программа. Я не хотела бы пропускать ее, о'кей?

– Пруди…

– Оставь меня в покое, – снова слегка заведясь, сказала она. И теперь дверь окончательно закрылась у меня перед носом.

Я думаю, что, если бы не состоялась эта встреча с Пруди, я бы сдалась и отправилась домой. Весь вечер, пока я окончательно не погрузилась в сон, передо мной проплывали образы Винтеркомба, и я чувствовала, что мой дом зовет меня.

Тогда я могла бы сказать: «Черт с ней, с Констанцей», но встреча с Пруди удержала меня. Может, Пруди – когда-то я считала ее своим другом – по собственной воле сама обозлилась на меня, но, догадываясь, как вела себя Констанца, я в этом усомнилась. Все было сделано куда тоньше, подумала я: никаких прямых обвинений, все на оттенках и нюансах, как свойственно изящной технике Констанцы, – легкие, но многозначительные намеки. Поняла ли Пруди в конце концов, что из нее сделали орудие, – не поэтому ли она торопливо стала обвинять меня в том, что я использовала Констанцу?

Я обдумала это обвинение, хотя знала, что в нем нет ни слова правды, – и просто вышла из себя. Я так и предполагала, что оно уязвит меня, ведь я по-прежнему любила Констанцу, она использовала силу этого чувства, чтобы ранить меня.

«Две женщины». Я вспомнила индийского предсказателя и подумала, что, как ни странно, он оказался прав, во всяком случае, он показал мне, в каком направлении искать решение. Кем была Констанца? Была ли она хорошей крестной матерью или плохой? Не моя ли мать, как намекал Виккерс, выставила Констанцу из Винтеркомба, и если так, то за что? Знала ли моя мать о Констанце нечто, чего не знаю я?

* * *

«Было время, когда твой отец очень любил Констанцу… А она всегда любила его…»

Смутное предположение, родившееся тридцать лет назад, но до сих пор не забытое. Я хотела бы, чтобы этот голос смолк, чтобы все эти голоса исчезли, – но они не умолкали. Хотя мне казалось, что я зашла в тупик. Я не сомневалась, что Констанца осталась в Нью-Йорке и избегает меня. И если в этих поисках мисс Марпрудер не поможет мне, не осталось никого, кто мог бы это сделать, во всяком случае, так я считала. Затем постепенно у меня оформилась некая идея. Я вспомнила посещение могилы Берти этим утром. Я думала о цветах у могилы, об их сходстве с теми цветами, которые предыдущим вечером видела в доме Виккерса.

Констанца и Виккерс служили только божеству стиля и моды. Воспоминания о них вечно мешались с именами и телефонами умных талантливых молодых людей: кто-то может реставрировать французскую мебель, задрапировать помещение, расписать его, или окрасить ткань, или так подобрать цветы и аранжировать их, словно их только сорвали в английском сельском садике.