Сергей Луганский - Небо остается чистым. Записки военного летчика.

• Название: Небо остается чистым. Записки военного летчика.
• Автор: Сергей Луганский
• Издательство: «Жазушы».
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

Л83 Небо остается чистым. Записки военного летчика. Алма-Ата, «Жазушы», 1970.

344 стр. 100000 экз. 72 коп.

Есть события, никогда не стирающиеся из памяти. И сейчас, четверть века спустя, советские люди помнят тот радостный день, когда радио принесло долгожданную весть о полном разгроме фашистской Германии.

Автор настоящей книги прошел войну с первого дня до сражения у ворот гитлеровской столицы. На его боевом счету летчика-истребителя около сорока сбитых немецких самолетов.

Издательство надеется, что воспоминания дважды Героя Советского Союза генерала С. Д. Луганского явятся для читателей, особенно молодых, документальным свидетельством того, как в боях и сражениях добывалась нашим народом великая победа.

7-3-2 151-70

---

Аэродром разбит. Горят склады, рвутся боеприпасы. Все поле усеяно обломками горящих «юнкерсов». Враг не ожидал налета: он был слишком уверен во внезапности своего удара.

Сбросив смертельный груз, штурмовики легли на обратный курс. Теперь нам нужно смотреть в оба – гитлеровцы, конечно, постараются перехватить непрошенных гостей. Ведь паника поднялась по всему немецкому фронту.

Немцы встретились на подходе к линии фронта. Они караулили нас. «Мессершмитты» навалились стаей. С запоздалой яростью и ожесточением они пытались разбить строй штурмовиков, внести хаос и тогда, нападая на одиночные машины, забить, заклевать до смерти. Штурмовики изредка огрызались огнем, продолжая держать строй. Они не ввязывались в бой, и это, казалось, удесятеряло бессильную злобу вражеских истребителей. Так шавки, задыхаясь от хриплого лая, налетая и трусливо отскакивая, провожают мимо своих ворот сильного невозмутимого противника.

Подобраться к штурмовикам вплотную немцам очень трудно. Зайти спереди равносильно самоубийству: у штурмовиков мощные пушки, им только попадись в прицел; поднырнуть снизу невозможно, потому что идут они низко, почти над землей; сверху же и сзади их прикрывают истребители.

Противнику ничего не остается, как принять воздушный бой с самолетами прикрытия.

Навязав немцам бой, мы отвлекаем их силы на себя и добиваемся своей главной цели: не допустить их к штурмовикам. Наша задача: в целости и сохранности доставить домой армаду штурмовиков. Таков строгий приказ командования, потому что «илы», ценнейшие в начавшихся боях машины, оберегаются пуще глаза. Тут, как говорится, сам погибай, а штурмовик спасай. Вот почему, увидев, что на отставший «ил» налетело сразу двое «мессершмиттов», я бросил преследование вражеского самолета, которому успел зайти в хвост, и поспешил на выручку.

Немцы, насевшие на штурмовик, атаковали умело. Отбив машину от общего строя, они клевали ее. Но даже в азарте не забывали об опасности: ведомый как привязанный ходил за ведущим, чтобы прикрыть его в случае нападения. Видно было сразу, что очень опытная, слетавшаяся пара.

Заклеванный штурмовик опускался все ниже. А два стервятника, кружась возле него, спешили добить. Расстреливали тяжелую бронированную машину чуть ли не в упор.

Опытную, хорошо взаимодействующую пару одолеть не так-то легко. Во всяком случае, с налету не сунешься Тут необходимо действовать, соблюдая определенную очередность. Поэтому я пристроился сначала к ведомому немецкой пары. .

Сблизившись на привычную дистанцию, уверенно ударил из пулеметов Есть – прямое попадание! «Мессершмитт» задымил и свалился. Тогда ведущий, потеряв прикрытие, взмыл вверх, оставив штурмовик в покое. В азарте боя я погнался было за ним, но он быстро затерялся в немыслимой свалке кипевшей над строем наших штурмовиков. Продолжать погоню было неразумно, так как все мысли у меня были теперь о заклеванном «мессершмиттами» штурмовике.

Но где жe он? Всмотревшись, я увидел его далеко внизу. Изрядно потрепанный «мессершмиттами» штурмовик тянул из последних сил. Благо, мы летели уже над нашей территорией. «Дотянет, нет?» Надо бы хоть запомнить хвостовой номер самолета, однако он был слишком далеко: не разглядеть.

Несчастный штурмовик опускался все ниже и ниже. Наконец летчик, не выпуская шасси, искусно посадил машину прямо в поле, на фюзеляж. Поднялась пыль, самолет развернуло боком. Скоро из кабины показался летчик.

Вокруг продолжал кипеть бой. Фашисты, чувствуя, что добыча уходит, дрались неистово. Они смирились с тем, что желанная цель – штурмовики – ушли, и решили отыграться на нас. Я видел как мой ведомый, увлекшись, ввязался в самостоятельный бой и одного за другим сбил два самолета противника. Сделано Это было до того лихо, четко и мастерски, что я на какое-то мгновение залюбовался. «А ведь совсем молодой летчик. Молодец!» В том. как он зашел в атаку, отстрелялся и взмыл вверх, во всем его реющем соколином полете было что-то вдохновенное. Такие минуты, я это по себе знал, бывают у летчика в момент наивысшего душеного напряжения.

Прийти в себя меня заставили тяжелые удары по обшивке. Самолет затрясло. Бросив быстрый взгляд по сторонам, я убедился, что меня зажимают два «мессершмитта»: тоже парой и тоже опытные летчики. Один из них только что закончил атаку, выпустив в мой самолет пушечную очередь. Несколько снарядов пронизало плоскости. Опомнившись, я рванул ручку управления на себя. В воздушном бою, как и в кавалерийской атаке, каждый старается создать для себя наиболее удобный момент для нападения. Если кавалерист ладится рубануть справа и с упором на ногу, то летчик пристраивается в хвост врагу. Это – классическая позиция для атаки. На такую позицию и выходил я, когда взял ручку на себя, а затем неожиданно сделал боевой разворот. Выйдя из-под огня, мой самолет оказался на хвосте вражеской машины. Прямо передо мной была открытая мишень.

Дальнейшее сейчас трудно объяснить. Впоследствии мне сказали, что я все же поджег «мессершмитта». Но мне в тот момент запомнилось одно – ощущение полнейшей беспомощности. Не помню, успел ли я открыть огонь? Скорее всего так оно и было,- ведь враг был под самым носом, в прицеле. Но в памяти осталось только то, что вдруг я ощутил бессилие моей машины. Каким-то непостижимым шестым чувством летчика я понял, что подбит. Машина совсем не слушалась управления.

Не скажу, что в таком беспомощном положении я находился впервые. Нет, на войне приходится испытывать всякое: и радость удачи и горечь поражения. И мне памятно было, как приходилось уже выбрасываться из горящей машины на парашюте. Но так уж устроен человек, что он не может привыкнуть к несчастью, каждый новый случай заставляет человека переживать его заново. Горький опыт лишь не позволяет удариться в панику, он помогает быстро взять себя в руки, моментально оценить обстановку и обостренным рассудком, но вполне хладнокровно попытаться найти наилучший выход из создавшегося положения. В летном деле, а особенно в боевой обстановке, дело решают считанные секунды.

После некоторых манипуляций ручкой управления мне удалось наладить контакт с машиной. Значит, не все еще потеряно. Самолет, хоть и подбит, но держится в воздухе и даже послушно отзывается на усилия летчика. Как потом оказалось, вражеский осколок попал не в бензобак, а всего лишь в масляный бак. Но так или иначе, а в кабине появился густой едкий дым. Скверно!

Дым набивался в кабину жирный, маслянистый, ядовитый. Чтобы не задохнуться, я откинул колпак. В лицо ударила струя свежего воздуха. Появилась возможность оглядеться. Бой, как я понял, закончился, немцы отстали. Но на всякий случай товарищи надежно прикрывали меня.

Как уж водится, вслед за дымом показалось пламя. В любую минуту могли взорваться бензобаки. И все же жаль было покидать боевую машину. Попробовать разве сбить пламя? Резко бросаю машину на крыло и так, боком, скольжу вниз. Кажется, маневр удался. Копоть еще тянулась, но огонь исчез. Появилась уверенность, что смогу не только дотянуть до аэродрома, но и посадить машину.

Садиться мне пришлось первым. К тому времени, когда сели товарищи и, выскочив из кабин, бросились к моему самолету, я уже спустился на землю и осмотрел себя. У меня не было ни одного ранения, но вдребезги оказался разбитым пистолет и в нескольких местах порван парашют. Осколки прошли совсем рядом…

Летчики рассматривали безнадежно испорченный пистолет, который, возможно, предохранил меня от осколка, изрешеченный парашют и удивленно крутили головами.

Забегая вперед, скажу, что вечером мы собрались в столовой, чтобы скромно отметить первый день боев. Начало курского сражения прошло для нашего полка удачно. Мы никого не потеряли, все были в радостном, возбужденном состоянии. Молодые летчики горячились и, как всегда, отчаянно жестикулировали, воспроизводя отдельные эпизоды воздушных сражений. Разговоров и воспоминаний для них хватило на весь вечер.

Неожиданно меня позвали. Я обернулся. Битком набитая столовая гудела, как улей. Ко мне подходил невысокий летчик с застенчивым лицом. Незнакомый. С первого взгляда я признал в нем земляка, казаха. Летчик был еще очень молод.

За нашим столом сильно шумели. Я отодвинулся вместе со стулом и наклонился к подходившему летчику.

– Чего тебе, земляк?

Летчик обрадовался.

– Из Казахстана? Вот не подумал бы!

Когда он узнал, что я из Алма-Аты, радости его не было границ. Оказывается, и он тоже из Алма-Аты. Там учился, там вырос, оттуда уходил в летное училище.

За разговором, за воспоминаниями мне и в голову не пришло спросить, зачем разыскивал меня неожиданно объявившийся земляк. Спохватился он:

– Товарищ капитан,- он наклонился к моему уху,- а кто у вас летает на 47?

Я удивился – номер 47 носила моя машина.