Николай Афанасьев - Фронт без тыла

• Название: Фронт без тыла
• Автор: Николай Афанасьев
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Автор книги — один из участников партизанского движения под Ленинградом, прошедший путь от командира батальона 6-го истребительного партизанского полка, сформированного в Ленинграде в июле 1941 года, до заместителя начальника Волховской опергруппы Ленинградского штаба партизанского движения.

Богатый боевой опыт, хорошее знание обстановки в тылу врага, накопленный обширный фактический материал позволили автору не только поделиться с читателями личными воспоминаниями участника партизанской войны, но и показать движение народных мстителей динамично, масштабно.

Рассчитана на широкий круг читателей.

---

Наконец полк укомплектован полностью. В его составе теперь 4 отряда и взвод полковой разведки. Численный состав — 310 человек, среди которых. 66 коммунистов и 98 комсомольцев. Мы были хорошо вооружены: 15 пулеметов, 163 автомата, 132 винтовки, 3 миномета. Радиостанции — в каждом отряде.

Когда в опергруппе Северо-Западного фронта обсуждался вопрос о вооружении полка, было высказано предложение обеспечить весь личный состав автоматами. Однако я наотрез отказался. И вот почему.

Автоматы хороши только в том случае, когда имеется возможность беспрепятственно пополнять запас патронов. А это нам, к сожалению, не всегда было доступно. Что, например, делать, если погода выдастся нелетная? Или если полк надолго оторвется от своей базы? Или в случае длительного преследования противником? Кроме того, в неопытных руках автомат превращается в самое настоящее бедствие: он способен безо всякого толку пожирать в считанные минуты такую уйму патронов, что их и при регулярном снабжении не всегда хватает. Из опыта я знал, что необстрелянные бойцы, получив автомат, расходуют боезапас, как правило, моментально и остаются затем фактически безоружными. А ведь в составе полка были и люди, не нюхавшие пороха.

Винтовка в этом плане куда лучше. Она не только экономнее, но и гораздо дальнобойнее автомата, из нее легче поражать цель. Здесь надо, наверное, напомнить, что автоматы, бывшие на вооружении Красной Армии в Великую Отечественную войну, имели на самом деле точное название «пистолет-пулемет»: ППД — пистолет-пулемет Дегтярева, ППШ — пистолет-пулемет Шпагина. И означало это не что иное, как указание на малую длину ствола — по сути дела, пистолетную. Кстати, патроны к автоматам шли тоже пистолетные. Отсюда не такая хорошая, как у винтовки, дальность боя и точность. Все это, вместе взятое, заставляло нас автоматами не очень-то увлекаться.

Я уже писал о том, что командование полка осталось в основном неизменным добавились только начальник особого отдела Г. Н. Пяткин и командир взвода разведки лейтенант Лазарев. В штабах же отрядов было много новых людей.

Первым отрядом командовал Ф. А. Алексеев, комиссаром у него был В. В. Ермолин, начальником штаба — А. Н. Тыркалов. Во втором отряде — соответственно В. Н. Андреев, А. И. Попов, З. А. Ларионов. В третьем — П. А. Климов, В. И. Павлов, В. И. Ващенко. Руководство четвертым, диверсионным отрядом было поручено Герою Советского Союза М. С. Харченко. Все командиры, комиссары и начальники штабов имели крепкую закалку и большой партизанский опыт. Это были проверенные в многомесячных боях товарищи, прошедшие трудный, полный неожиданностей и лишений боевой путь. Все они воевали в Партизанском крае, и уже одно это сближало нас очень сильно.

«БРИГАДА ДЕЙСТВУЕТ!»

1942 год, декабрь

Переход полком линии фронта планировался на том же примерно участке, где мы пересекали ее с полком Скородумова в феврале 1942 года на пути в Партизанский край: между Старой Руссой и Холмом. Этот участок, как наиболее благоприятный, партизаны использовали часто. Здесь шел обоз с продовольствием для ленинградцев, здесь линию фронта пересекали три отряда латышей, отряд горьковских комсомольцев К. А. Котельникова, бригада А. В. Германа и многие, многие другие. Здесь же 22 сентября вышла в советский тыл часть бригады Васильева, здесь же проходили многочисленные партизанские группы, рассеянные карателями. Это, с одной стороны, облегчало переход (место достаточно хорошо изучено), а с другой — усложняло его. Противник не мог не отметить частого нашего движения здесь и, следовательно, должен был принять контрмеры.

Но как бы ни расценивали мы обстановку на участке перехода, а он был уже определен и полку надлежало выйти к деревне Каменка и приготовиться к броску во вражеский тыл. Путь наш лежал через промежуточную базу, созданную в деревне Марево, примерно в 150 километрах от Валдая и в 60 — от линии фронта. Сейчас там находилась бригада Васильева, которой предстояло уйти в немецкий тыл неделей раньше нас. Зная о моем желании встретиться с Васильевым и Орловым, Тужиков предложил мне поручить переброску полка в Марево комиссару и начальнику штаба, а самому лететь туда на самолете: иначе бригаду там я уже не застану. Я с радостью согласился.

Тужиков отвез меня на полевой аэродром в Выползово, я был посажен в У-2, самолет вырулил на старт, а потом я даже не заметил, в какой момент оторвались мы от земли. Она плавно ушла вниз, и все оставшееся на ней стало походить на игрушки — миниатюрные, аккуратные и очень чистенькие, будто только что из магазина. Я смотрел по сторонам, затаив дыхание.

Дело в том, что это был первый в моей жизни полет, а мечтал я о нем очень долго.

Когда-то, еще мальчишкой, увидев впервые сразу три самолета, летевших, судя по всему, от Москвы к Петрограду, я твердо решил стать летчиком. Да и какой мальчишка не грезил тогда этим! На смену мечте о капитанском мостике шла в первые десятилетия нынешнего века мечта о пилотской кабине. И это было вполне понятно. Но точно так же, как и раньше, когда капитанских мостиков было явно меньше, чем желавших стать их хозяевами, осуществление детской мечты было суждено далеко не всем. Моя, например, не сбылась. Но с тех самых лет и доныне, где бы я ни был и чем бы ни занимался, я старался как можно больше знать об авиации: о самолетах, о летчиках, обо всем новом, что было связано с покорением бескрайнего пятого океана. И с самого детства преследовало меня неотступное сильнейшее желание полететь. Всякий раз, когда видел я самолет, оно вспыхивало с новой силой, и я, взрослый уже человек, отчаянно и по-мальчишески завидовал не только пилотам — об этом уже и говорить не приходится, — но даже просто пассажирам, И вот теперь я впервые лечу!

Мне было тогда уже тридцать пять, и я многое успел повидать в жизни вторую войну как-никак проходил, а это, согласитесь, не шутка. И все-таки до сих пор помню я чувство, которое испытал во время коротенького, в общем-то, перелета на У-2 из Выползово в Марево.

Это была ни с чем не сравнимая радость, заполнившая всего меня до отказа. Каждый, кто летал когда-нибудь на У-2, знает, что легонькую эту машину ветер мог бросать, как ему вздумается. В тот день болтало нас прилично, но я не обращал на это внимания. Я наслаждался полетом. И поэтому, когда самолет, сделав круг, пошел на посадку, мне показалось, что пролетели мы не 150 километров, а раз в десять меньше.

* * *

Я шагал по тихой и удивительно малолюдной деревеньке, разыскивая штаб бригады. Собирался уже спросить у кого-нибудь дорогу, как вдруг увидел в окне одной избы стучавшего изнутри по стеклу радостно улыбавшегося и делавшего руками замысловатые жесты Орлова. Бросился к крыльцу и столкнулся с выбежавшим навстречу Сергеем Алексеевичем. Мы крепко обнялись, расцеловались.

Зашли в избу. Орлов был один и тут же принялся щедро угощать расставленной на столе едой. Я заметил стоявшую у него под рукой початую бутылку спирта и про себя удивился: неужели пил один? Раньше за ним этого не водилось. А Орлов тем временем уже разлил спирт в стаканы, мы чокнулись, выпили за встречу и долго рассказывали друг другу о том, что произошло с нами за три месяца, минувшие с памятной ночи 7 сентября, когда мы простились в окруженном карателями лесу под Татинцем. Я заметил, что в рассказах Орлова звучит какая-то скрытая обида. Что-то угнетало его, но прямо он об этом не говорил.

Еще в Валдае я был несколько удивлен сдержанностью, с которой там говорили о Васильеве и Орлове. Это было непривычно, поскольку очевидные их заслуги никогда и ни у кого не вызывали раньше сомнений и авторитет их был очень прочным — не только в бригаде, но и в штабе Северо-Западного фронта, в опергруппе ЛШПД. Теперь же что-то изменилось. И дело было не в том, что перестал существовать Партизанский край, — неравенство сил в борьбе за него было видно всем, винить Васильева и Орлова не в чем. Да и решение о передислокации бригад и полков в другие районы было санкционировано Ленинградским штабом партизанского движения. Тогда в чем же дело? Прямо об этом никто не говорил, но можно было понять, что выход командования бригады в советский тыл кое-кто посчитал совершенно беспричинным, а оттого чуть ли не преступным. Помню, я решил тогда, что все это — досужая болтовня, сплетня и не более. Но при встрече с Орловым я увидел, что все не так просто. Во всяком случае бутылка спирта на его столе явно свидетельствовала о каком-то неблагополучии. Узнав, что Васильев расположился в одном из соседних домов, я поспешил к нему.

Комбриг, помначштаба Рябов и еще два или три человека из штаба бригады обсуждали какие-то детали предстоявшего назавтра марша. Увидев меня, Николай Григорьевич порывисто встал, шагнул навстречу, крепко обнял и долго стоял, не ослабляя рук. Он рад был встрече не меньше, чем я. Попросил подождать несколько минут, а когда все разошлись, мы устроились поудобнее и проговорили до самого утра. Васильев и слышать не хотел о том, чтобы лечь спать, хотя с рассветом ему предстоял дальний путь.