Александра Риплей - Наследство из Нового Орлеана

• Название: Наследство из Нового Орлеана
• Автор: Александра Риплей
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0484-1

В день шестнадцатилетия Мэри Макалистер, воспитанница монастыря, получает от настоятельницы шкатулку: это семейная реликвия, хранящая тайну рождения Мэри. Девушка покидает стены монастыря и отправляется на поиски родных в далекий Новый Орлеан…

Читателей нового романа Александры Рипли ждет поистине захватывающая история; книга эта несомненно займет достойное место в ряду таких бестселлеров, как «Унесенные ветром», «Скарлетт», «Твоя навеки, Эмбер».

---

– А мне нельзя с тобой?

– Нет. Если хочешь, можешь поехать со мной днем. Мне надо заглянуть к бочару, заказать новые бочки и бочонки. Тебе это будет скучно.

– Нисколько, клянусь.

И ей не было скучно. Ни у бочара, ни на кузнице, ни в столярке, куда они ездили на следующий день, ни у колесника, ни у дубильщика, ни в гвоздильне, ни на мельнице, ни у печей для сушки кирпича – все это они посетили в последующие дни.

Впервые она почувствовала, что начинает понимать Grandpère. Если бы она была владычицей этого волшебного царства, она бы тоже никогда и никому не отдала его.

Потом, совершенно внезапно, все это кончилось. Радость открытий и узнавания нового, верховые поездки с Филиппом, разговоры, смех, рассказы Филиппа о тех изменениях и улучшениях, которые он намерен совершить, когда станет владельцем Монфлери.

Они с Филиппом выходили из конюшни, а Grandpère в этот момент угощался пуншем на галерее.

– Кристоф! – крикнул он. – Подай кофе. Садитесь, вы оба. Час назад привезли почту. Тебе, Мэри, письмо от Жанны. В нем она сообщит тебе, что возвращается завтра. Я получил письмо от ее отца. Он везет Берту и Жанну из Батон-Ружа. – Он погрозил пальцем Филиппу: – А что до тебя, милый мой юноша, то тебе лучше поскорее оседлать коня. Пока ты тут занимался учетом моей собственности, приезжал Сен-Бревэн и искал тебя. В его поместье прибыли ирландцы. Поспеши туда, пока они все не перепились и еще могут держать лопату в руках.

– Ура! – закричал Филипп. Он рванулся вниз по лестнице и убежал.

Мэри почти не заметила его ухода. В одно мгновение она забыла счастливые часы, проведенные в его обществе, стоило Grandpère произнести фамилию Сен-Бревэн. «Он был здесь, – воскликнула про себя Мэри, – а я с ним не встретилась! На этот раз я бы заговорила с ним, поблагодарила его за спасение от злодея, избившего меня. Я смогла бы, наверняка смогла. Я бы исполняла роль хозяйки дома, точно так же, как тогда, когда приезжали родственники Куртенэ. Налила бы ему кофе и предложила пирожных. А потом сказала бы: извините, месье, но должна вам заметить, что мы встречались ранее. Вы были моим рыцарем… Нет, не то… Вы…»

– Мэри, – сказал Grandpère, – ты возьмешь письмо или нет? Я не намерен целую вечность стоять, протягивая его тебе.

– Мэй-Ри, я так рада тебя видеть! – Сбежав по сходням, Жанна обвила руками шею Мэри. Она поцеловала ее в обе щеки, и еще раз, и еще. – Ты получила мое письмо? Извини, что оно было таким коротким. Я хотела написать тебе письмо на много-много страниц, рассказать обо всех потрясающих новостях, но тут явился один из кузенов и утащил меня на вечеринку. Батон-Руж – это как сон, Мэри. Там все время веселятся, и я имела большой успех. Тетя Матильда говорила, что, когда я уеду, вся земля будет покрыта разбитыми сердцами… Пойдем скорее в дом и посекретничаем. Ты по мне сильно скучала? Тебе было ужасно одиноко? Тебя трясло от страха, когда Grandpère рычал? Ты безумно влюбилась в Филиппа? А он в тебя? Почему ты молчишь, Мэй-Ри? Ты меня больше не любишь? Ты смеешься надо мной? Это нехорошо.

– Ты же не дала мне и слова вставить, Жанна. Батон-Руж тебя совсем не изменил. Ты только еще больше похорошела.

– Ты действительно так думаешь? И я тоже. Уверена, что это потому, что в обществе я расцветаю. Я не рождена жить в деревне, среди скучных стариков… Grandpère! Как я по тебе соскучилась! Я так рада, что я снова дома.

Получив от деда галантный поцелуй, она поманила за собой Мэри и стрелой помчалась наверх, в свою комнату.

– А-ах, помоги мне вылезти из этого ужасного дорожного костюма, Мэй-Ри. Он такой практичный. Я его презираю. – Ее голос на мгновение пропал за складками темно-синего платья, но Жанна говорила не переставая. Мэри никогда не видела ее такой радостной и возбужденной. – Это все равно как если бы мечта сбылась, Мэй-Ри, и все благодаря тебе. Представляешь, папа приехал в Батон-Руж в ярости. Мама послала ему ужасное письмо, в котором писала, что навсегда останется жить у сестры, поскольку папа опозорил ее, позволив своей любовнице явиться в Монфлери. Он собирался притащить маму домой за волосы, и я этому вполне верю… У них была такая ссора! Мне даже не надо было подслушивать, они орали так громко, что слышно было во всем доме. Я узнала столько интересного! Когда мама увезла меня из Нового Орлеана из-за лихорадки, она сказала папе, что больше не станет рожать ему детей, ибо не в силах видеть, как они умирают. А он ответил, что ему это безразлично, ведь Амаринта – так зовут его любовницу – нарожает ему сколько угодно детей, и что она любит его больше, чем любила и может любить мама. Они все ругались, били фарфоровые украшения в лучшей гостиной тети Матильды. Шуму от них было, как от парового гудка. Так было увлекательно! Папа сказал, что она его никогда не любила, что он ей просто был нужен, чтобы завести детей. А мама сказала, что это неправда, что она любит его больше жизни и все годы на плантации были для нее адом, она так и сказала – адом, Мэй-Ри, потому что он почти никогда не приезжал, а сам проводил время с этой женщиной.

Тогда папа закричал еще громче: «Чего же еще ты хочешь, если твоя дверь всегда заперта?!» А мама заплакала. Она сказала, что запирает дверь только последние три года, потому что у нее начались «изменения». Мэй-Ри, что это за «изменения»? Ты знаешь? Нет? И я тоже не знаю. Надо будет выяснить… В общем, потом папа разорался так, что стекла задребезжали: «Ты всегда плачешь! Я не могу разговаривать с тобой, когда ты плачешь!» А мама рыдала как одержимая. «Я написала тебе письмо, – сказала она, – в нем говорилось, что я наконец поняла свои ошибки. Я просила тебя разрешить мне вернуться в город, чтобы мы снова жили как муж и жена».

Папа закричал: «Что-о?!», а мама заплакала еще сильней и сказала, что всю ночь не смыкала глаз, когда писала письмо, но, не успев закончить, узнала, что любовница папы уже едет в Монфлери. И тогда она сожгла письмо, а пепел втоптала в каминный коврик. Тогда папа снова сказал: «Что? Что было в том письме?» А мама сказала, что уже сказала. Тогда он тоже принялся рыдать – в точности как мама. Много раз они говорили друг другу «милый», «любимая», целовались, но больше уже не кричали, так что я не все смогла услышать. Но главное я расслышала – папа пообещал высечь Амаринту кнутом и оставить ее навсегда. И еще я услышала, как они говорили о тебе, Мэй-Ри. Мама сказала, что, когда узнала, что у тебя желтая лихорадка, поняла, что не права, пряча меня от болезни, поскольку что на роду написано, то и будет. И поэтому, видишь, Мэй-Ри, папа и мама снова вместе – и это из-за тебя. Когда они вернутся, ты сама все увидишь. Они все время держатся за руки и друг на друга не надышатся. Надо же, такие старички! Очень трогательно.

А теперь мы поедем в Новый Орлеан на День всех святых. Меня введут в свет; мама пишет в Париж, заказывает мне там платье. Если в Батон-Руже было так замечательно, то представляешь себе, что будет в Новом Орлеане! Я самая счастливая девушка на свете, и все благодаря тебе, Мэй-Ри. Ты мой личный ангел-хранитель!

Глава 16

К удивлению Мэри, сентябрь оказался еще жарче августа. Вся жизнь замедлилась. Птицы пели лишь время от времени, словно пение отнимало у них слишком много сил. Животные и люди двигались лениво, и настроение у них было раздраженное. Даже у могучей реки был такой вид, будто ее течение подчинилось всеобщему оцепенению.

По контрасту грозы были чаще и сильнее, чем летом. Облака собирались в блеклом голубом небе с немыслимой быстротой. Потом они темнели, поблескивая внутренними вспышками, и изливались бурными потоками воды и шквалами молний и грома.

Облегчение от жары бывало недолгим. Грозы заканчивались так же резко, как и начинались, оставляя насыщенный влагой воздух, который тут же прогревался солнцем.

Даже Мэри пришлось отступить перед натиском климата. Ее французский начал подергиваться плесенью, и она не предпринимала попыток продолжить занятия с Жанной. Она обнаружила, что любое движение требует невероятных усилий воли – даже просто поднять руку. Ей все время хотелось плакать, и она уверилась в том, что лето никогда не кончится и каждый следующий месяц будет еще томительнее предыдущего. Жанна поднимала ее на смех, дразнила и издевалась.

– Не будь ты такой американкой, – говорила она. – Не обращай на жару внимания, и она перестанет тебя мучить.

Мэри старалась. Однажды она даже заставила себя прокатиться вместе с Жанной к береговому валу.

Но это было лишь один-единственный раз. Вид рабочих-ирландцев подействовал на нее слишком угнетающе. Там были мужчины всех возрастов; их голые спины были красны от солнечных ожогов, а лица под завязанными узелком платками, предохранявшими головы от зноя, выражали угрюмую решительность. Они на мгновение оставили работу, пропуская молодых женщин и грума. Мэри слышала тяжелое дыхание рабочих в те несколько секунд отдыха, которые подарило им появление всадниц.