Лидия Чарская - Вторая Нина

• Название: Вторая Нина
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Детская проза
• Год: 1994

В начале XX века произведения Л. Чарской (1875–1937) пользовались необычайной популярностью у молодежи. Ее многочисленные повести и романы воспевали возвышенную любовь, живописали романтику повседневности — гимназические и институтские интересы страсти, столкновение характеров. О чем бы ни писала Л. Чарская, она всегда стремилась воспитать в читателе возвышенные чувства и твердые моральные принципы.

---

С рыженькой Перской я делила и труды и досуги. Мы гуляли с ней на переменах, вместе парировали нападки Арно и бледной зеленоглазой девочки, постоянно искавшей стычек со мной.

Что же касается Арно, то она с первой же минуты возненавидела меня всей душой. Где бы я ни находилась, меня преследовал ее крикливый голос: «Мадемуазель Израэл, тише!», «Мадемуазель Израэл, что за манеры!», «Да помните же, Израэл, что вы находитесь не в кавказских трущобах, а среди благовоспитанных барышень».

О, этот голос! Эти противные ужимки живого скелета, эти тощие, влажные руки, как я ненавидела их!

— Люда! Люда! Что же это такое? — не раз повторяла я в тоске, забегая к ней в течение дня — рассказать о новых придирках Арно.

— Ничего, Нина! Ничего, моя девочка, потерпи немного! Год пролетит незаметно, ты и не заметишь, а там — ты снова увидишь и синее небо, и яркое солнце, и высокие горы. Все! Все!

— Все! Все! — повторяла я, точно завороженная… — Вот только дождусь ли я, вытерплю…

Однажды вечером, когда я сидела в классе седьмушек и тихо разговаривала с Людой, дверь внезапно распахнулась, и в отделение младших пулей влетела Эмилия Перская.

— Нина! Нина! — кричала она. — Скорее, скорее, жаба тебя хватилась. По всему классу мечется, как разъяренная фурия: «Где Израэл? Куда она сбежала?».

— Что за вздор! — пожала я плечами, — ведь она сама отпустила меня.

— Забыла верно. Безголовая кукушка. А теперь не подступись к ней.

— Ах, так! Ну, погоди же ты! — и лицо мое запылало…

— Нина! Нина! — схватив меня за руку, прошептала Люда, — ради Бога, сдержи себя… Умей владеть собой, Нина! Не наговори ей чего-нибудь лишнего, прошу тебя!

— Оставь меня, Люда, — вырвала я руку, — оставь, пожалуйста. Я не маленькая и сама знаю, что мне делать.

— Не беспокойтесь, душечка мадемуазель, красавица, — умиленно шептала Перская, — я сдержу ее.

Она меня сдержит? Она, Перская? Что за новости?

Я смерила непрошенную покровительницу уничтожающим взглядом и помчалась в класс.

— Нина! Ради Бога! Ради меня! Ради покойного папы! — неслось мне вдогонку.

— Пожалуйста, Израэл, придержи язык! — вторила Люде едва поспевавшая за мной Перская.

Но я едва слышала их. Бомбой влетела я в класс, подскочила к кафедре, где сидела Арно, и, вызывающе глядя ей в глаза, спросила:

— Что случилось? Ведь вы же сами отпустили меня, а теперь хватились.

— Что это за слово «хватились»? Я не понимаю. Извольте выражаться приличнее! — грозно закричала, подскакивая на своем месте, Арно.

— Это значит, что у вас дурная память, мадемуазель, вы отпустили меня, когда я попросилась к сестре, а потом, очевидно, забыли.

— Вы дерзки, Израэл! — взвизгнула Арно, — дерзки и лживы… Я не отпускала вас.

— Неправда! — в свою очередь, закричала я. — Вы меня отпустили! Отпустили! Отпустили!

— Молчать! Не дерзить! Снять передник! Сию минуту снять! — стараясь перекричать меня, визжала Арно. — Вы получите три за поведение, я завтра же доложу о вас maman. Вы гадкая лгунья! Слышите ли — лгунья! Да!

— Неправда! — вырвались переполнявшие меня злоба, гнев и страдание. — Я никогда еще не лгала — за всю мою жизнь, мадемуазель! Слышите ли! Ни-ког-да! Передник я сниму. Но я очень жалею, что не могу доказать, что лгунья — не я, так как никто не видел и не слышал, как я подходила к вам после обеда в столовой и отпросилась к сестре.

— Вы ошибаетесь, Израэл. Я слышала это и могу засвидетельствовать перед всем классом! — раздался за моей спиной звонкий девичий голос.

И баронесса Рамзай, протиснувшись сквозь толпу девочек, подошла к кафедре.

— Что такое? Что вам нужно? — засуетилась при виде ее Арно.

— Да, Израэл не лжет! Я готова подтвердить это клятвой! — пылко воскликнула зеленоглазая девочка, тряхнув густыми стрижеными кудрями. — Вы сидели у второго стола, когда она подошла к вам, и читали газету. Израэл спросила: «Могу я навестить свою сестру?» Вы ответили: «Ступайте!» Ей Богу же, это правда. Честное слово!

Рамзай быстро выхватила из-за ворота платья маленький золотой крестик и, размашисто перекрестившись, приложила его к губам.

— Оставьте! Как вам не стыдно! — зашипела, но уже не столь воинственно, а скорее примирительно Арно, — не надо божиться. Это святотатство — клясться именем Бога по пустякам.

— Вы же заставляете! — резко бросила ей в лицо Рамзай.

— Израэл! Я прощаю вас, — изрекла Арно, — передник вы не снимете, но о вашем дерзком отношении ко мне я завтра же доложу maman.

У меня отлегло от сердца.

Слава Богу! Избегла позорного наказания, о котором узнал бы весь институт, узнала Люда и извела бы меня причитаниями и наставлениями. Зеленоглазая девочка, как добрая фея, явилась в трудную минуту и выручила меня. Движимая ответным душевным порывом, я шагнула навстречу благородной свидетельнице.

— Благодарю вас, Рамзай! — сказала я громко, — вы были справедливы, благодарю вас!

На какую-то минуту в ее глазах зажегся живой и искренний интерес ко мне. Увы, строптивая баронесса осталась верна себе. С комической гримасой Рамзай наклонилась к моему уху и пропела деланным фальцетом:

— Самозванная княжна! Не будьте сентиментальны! Это не идет представительнице славных лезгинских племен!

Я помертвела. И мгновенно возненавидела, остро, жгуче возненавидела эту бледную злую девочку, так незаслуженно и резко оттолкнувшую меня.

Глава седьмая ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ. ТАЙНА ЛИДИИ РАМЗАЙ. Я ОТОМСТИЛА

Суровый край. Его красам,
Пугаяся, дивятся взоры,
На горы каменные там
Поверглись каменные горы.

Синея, всходят до небес
Их своенравные громады,
На них шумит сосновый лес,
С них бурно льются водопады…

— Браво, Рамзай! Браво! Как хорошо! Как дивно хорошо декламирует Лида! — слышалось со всех сторон.

Потом девочки сгрудились возле ночного столика, на который взобралась наша баронесса и, скрестив руки на груди — в позе Наполеона, вдохновенно читала стихи Баратынского, посвященные Финляндии. Мила Перская не сводила с чтицы глаз и восторженно ловила каждое ее слово.

Воспроизведенные выразительной декламацией, картины Финляндии вставали перед нами — живо и отчетливо. Синие фиорды и серые скалы… Серое небо, и на фоне его — зеленые, пушистые сосны-исполины на гранитных скалах…

Между тем зеленоглазая чтица нимало не заботилась о том впечатлении, которое производила на слушателей. Ее мысли были далеко. Глаза таинственно мерцали из-под стрельчатых ресниц, когда Лида заговорила растроганно и доверительно:

— Да, хорошо у нас… на севере, ах, хорошо… Голубая студеная вода окружает шхеры… а в синих фиордах она похожа на чистый сапфир… А кругом сосны — вечно зелены, вечно свежи и юны! И скалы… без конца, без края. Финляндия — это воздух, зелень и сила. Какая мощь в ней, в этой суровой, мрачной красоте!.. Родина моего отца — Швеция, но живем мы безвыездно в нашем финляндском имении на берегу залива… Там бури бывают, и тогда на далеком маяке зажигается звездочка, яркая, золотая, прекрасная… Это огонек маяка, но он кажется звездою на темном небе, путеводной звездою!..

По-видимому, почувствовав мой пристальный взгляд, Рамзай внезапно оборвала рассказ и тотчас спрыгнула со столика. Глаза наши встретились, и в первый раз я увидела и румянец смущения и даже растерянность в лице заносчивой баронессы.

Я поняла ее. Поняла без слов.

Ей не хотелось выглядеть в моих глазах восторженной и сентиментальной девчонкой, подобно большинству институток. Тоскуя по родине, по дому и вдруг обнаружив эту свою слабость, она боялась моих злорадных насмешек…

Игренева, Коткова, Щупенко, Лазарева и Мила Перская бросились к ней:

— Бароночка, милая, продолжай! Ты говоришь, как поэт! Ах, как славно!

— Убирайтесь! — грубо оборвала девочек Лидия.

— Рамзай! Не ломайся! Вот еще воображает, финка ты этакая! — вспыхнула Коткова, оскорбившись за себя и других.

Рамзай не потрудилась ответить и прошла в умывальную. Вернувшись, она снова собрала вокруг себя группу девочек и принялась выкрикивать, ломаясь и кривляясь, глупейшую рифмованную чепуху:

Пекин, Нанкин и Кантон…
Мы уселись в фаэтон
И отправились в Китай
Пить горячий, крепкий чай!

Не знаю, долго ли продолжался бы этот спектакль, если бы фрейлен Линдер не появилась на пороге со своим неизменным требованием:

— Schlafen, Kinder, schlafen![20]

— Знаешь, Нина, — обратилась ко мне Мила Перская, когда свет в комнате был притушен и мы улеглись в постели.

— Я давно хотела спросить тебя: веришь ли ты в сверхъестественное?

— Какие глупости, — отозвалась я. — Конечно, не верю.