Генри Джеймс - Осада Лондона

• Название: Осада Лондона
• Автор: Генри Джеймс
• Жанр: Классическая проза

Виртуозный стилист, недооцененный современниками мастер изображения переменчивых эмоциональных состояний, творец незавершенных и многоплановых драматических ситуаций, тонкий знаток русской словесности, образцовый художник-эстет, не признававший эстетизма, — все это слагаемые блестящей литературной репутации знаменитого американского прозаика Генри Джеймса (1843–1916).

«Осада Лондона» — один из шедевров «малой» прозы писателя, сюжеты которых основаны на столкновении европейского и американского культурного сознания, «точки зрения» отдельного человека и социальных стереотипов, «книжного» восприятия мира и индивидуального опыта. «Завоевание» аристократического Лондона амбициозной уроженкой Нового Света — такова коллизия этой повести.

Перевод Г. Островской.

---

— Если бы я мог вам помочь, я бы помог. Но я в очень трудном положении.

— Не в таком трудном, как я. — Она не останавливалась ни перед чем, она буквально молила его о помощи. — Я не думаю, что у вас есть какие-нибудь обязательства перед миссис Хедуэй… вы кажетесь мне совсем разными людьми, — добавила она.

Уотервилу было отнюдь не безразлично, когда сравнение с кем-нибудь другим оказывалось в его пользу, но слова леди Димейн несколько скандализировали его, словно она пыталась его подкупить.

— Меня удивляет, что миссис Хедуэй вам не нравится, — решился он заметить.

Леди Димейн несколько мгновений смотрела в окно.

— Не думаю, чтобы вас это действительно удивляло, хотя, возможно, вы стараетесь в этом убедить себя. Но мне, во всяком случае, она не нравится, и я даже представить не могу, почему она понравилась сыну. Она очень хороша собой и, по-видимому, очень умна, но я ей не доверяю. Не знаю, что на него нашло, в нашей семье на таких не женятся. Вряд ли она человек нашего круга. Я совсем иначе представляю себе женщину, которую хотела бы видеть его женой… Наверно, вам ясно, о чем я говорю. В ее жизни есть многое, чего мы не понимаем. Сын не понимает этого так же, как я. Если бы вы могли хоть что-нибудь объяснить, вы оказали бы нам огромную услугу. Я ничего не скрываю от вас, хотя мы видимся впервые; я просто не знаю, к кому мне обратиться. Я чрезвычайно встревожена.

Нетрудно было догадаться, что она встревожена, голос ее звучал все горячее, глаза сверкали в сгущающемся сумраке.

— Вы уверены, что существует опасность? — спросил Уотервил. — Он уже сделал ей предложение, и она его приняла?

— Если я стану ждать, пока они все решат, будет поздно. У меня есть основания полагать, что сын еще не обручился, но он сильно запутался. Вместе с тем у него очень неспокойно на душе, это еще может его спасти. Честь для него превыше всего. Его не может не смущать ее прошлое; он не знает, что и думать о тех вещах, которые стали нам известны. Даже то, что она сама рассказывает о себе, крайне странно. Она была замужем четыре или пять раз и неоднократно разводилась… этому просто трудно поверить. Она говорит ему, что в Америке на это смотрят по-иному, и, осмелюсь сказать, у вас о многом свои представления, но, согласитесь, всему есть предел. Она, видимо, вела очень беспорядочный образ жизни… боюсь, были даже публичные скандалы. Это ужасно, с такими вещами невозможно примириться. Сын не говорит мне всего, но я достаточно хорошо его изучила, чтобы самой обо всем догадаться.

— А он знает о нашем разговоре? — спросил Уотервил.

— Понятия не имеет. Но не скрою, что я повторю ему все, что будет свидетельствовать против нее.

— Тогда я лучше ничего не скажу. Это очень щепетильный вопрос. Миссис Хедуэй некому тут защитить. Нравится она или нет, это другое дело. Но я не видел с ее стороны ни одного неподобающего поступка.

— И ни о чем не слышали?

Уотервил вспомнил слова Литлмора о том, что бывают случаи, когда честь обязывает мужчину солгать, и подумал, не такой ли сейчас случай. Леди Димейн вызвала его сочувствие, она заставила его поверить, что у нее действительно есть повод для беспокойства, он видел, какая пропасть лежит между нею и напористой маленькой женщиной, жившей в западных штатах с издателями тамошних газет. Леди Димейн совершенно права, не желая иметь ничего общего с миссис Хедуэй. И если на то пошло, его отношения с этой дамой не налагают на него обязанности кривить ради нее душой. Он не искал ее знакомства, напротив, Она стремилась познакомиться с ним, она пригласила его к себе. Но при всем том он не мог «продать» ее, как говорят в Нью-Йорке; это претило ему.

— Боюсь, я действительно ничего не могу сказать. Да это-ничего не изменило бы. Ваш сын не откажется от нее потому только, что она мне отчего-то не нравится.

— Если бы он знал, что она поступала дурно, он бы от нее отказался.

— Увы, ничто не дает мне права это утверждать, — сказал Уотервил.

Леди Димейн отвернулась от него, он ее явно разочаровал. Уотервил испугался, как бы у нее не вырвалось: «Зачем же, вы думаете, я вас сюда приглашала?» Она отошла от окна и, видимо, намеревалась покинуть комнату. Но вдруг остановилась.

— Вам известно нечто, порочащее ее, но вы не хотите мне сказать.

Уотервил крепче прижал к себе фолиант; ему было не по себе.

— Вы приписываете мне то, чего нет. Мне нечего вам сказать.

— Воля ваша. Есть еще кто-то, кто ее знает… один американец… господин, который был в Париже тогда же, когда и сын. Я забыла его имя.

— Друг миссис Хедуэй? Вы, вероятно, имеете в виду Джорджа Литлмора.

— Да… мистер Литлмор. У него есть сестра, я с ней встречалась. Я только сегодня узнала, что он ее брат. Миссис Хедуэй упомянула о ней, но, как выяснилось, они незнакомы. Одно это о многом говорит, вы согласны? Как вы думаете, он мне поможет? — просто спросила леди Димейн.

— Сомневаюсь, но попробуйте.

— Жаль, что он не приехал вместе с вами. Как вы думаете, он бы приехал?

— Он сейчас в Америке, но, полагаю, скоро вернется.

— Я поеду к его сестре. Я попрошу ее привезти его к нам. Она на редкость мила; я думаю, она поймет. К сожалению, у меня осталось очень мало времени.

— Не очень-то рассчитывайте на Литлмора, — серьезно сказал Уотервил.

— Вы, мужчины, безжалостны.

— Почему бы нам вас жалеть? Каким образом миссис Хедуэй может задеть такого человека, как вы?

Несколько секунд леди Димейн молчала.

— Меня задевает даже звук ее голоса.

— У нее очень мелодичный голосок.

— Возможно. Но она омерзительна!

Это уж слишком, подумал Уотервил; бедную миссис Хедуэй было так легко порицать, он и сам назвал ее дикаркой, но омерзительной она не была.

— Пусть вас пожалеет ваш сын. Если у него нет к вам жалости, как вы можете ожидать ее от чужих людей?

— Ах, он и жалеет меня!

И леди Димейн двинулась к выходу с величавостью, еще более поразительной, чем ее логика.

Уотервил опередил ее и распахнул перед ней дверь. Когда она переступила порог, он сказал:

— Вам одно остается: постарайтесь ее полюбить.

Леди Димейн кинула на него испепеляющий взгляд.

— Это было бы хуже всего!

8

Джордж Литлмор прибыл в Лондон двадцатого мая и в один из первых же дней направился в посольство повидать Уотервила и сообщить ему, что он снял до конца сезона дом[23] на Куин-Эннз-Гейт, чтобы его сестра с мужем, вынужденные из-за снижения земельной ренты сдать собственную городскую квартиру, могли приехать из загородного поместья в Лондон и провести с ним месяца два-три.

— Теперь, когда вы обзавелись своим домом, вам придется принимать у себя миссис Хедуэй, — сказал Уотервил.

Литлмор сидел, оперевшись о набалдашник трости, и глаза его, устремленные на Уотервила, отнюдь не зажглись радостью при упоминании об этой даме.

— Что же, проникла она в европейское общество? — без особого интереса спросил он.

— И довольно глубоко, скажу вам. У нее есть особняк, и карета, и драгоценности, и все прочее — одно лучше другого. Судя по всему, она успела перезнакомиться с кучей людей; о ней упоминают в «Морнинг пост»[24]. Она пошла в гору очень быстро, она чуть ли не знаменитость. Все ею интересуются… вас засыплют вопросами.

Литлмор слушал его с мрачным видом.

— Как это ей удалось?

— Она была на большом приеме в Лонглендсе, все гости нашли, что она очень забавна. Должно быть, они и взяли ее под свое покровительство, помогли сделать первые шаги.

В ответ Литлмор разразился смехом, его, видимо, поразила нелепость того, что он услышал.

— Только подумать!.. Нэнси Бек!.. Ну и чудаки эти англичане. За кем только они не побегут! В Нью-Йорке к ней бы и близко не подошли.

— О, Нью-Йорк старомоден, — сказал Уотервил и далее сообщил своему другу, что леди Димейн с нетерпением ожидает его приезда и надеется с его помощью помешать сыну ввести «эту особу» в семью. Литлмора не особенно встревожили замыслы ее светлости — как он дал понять, достаточно дерзкие; он заметил, что уж сумеет не попасться ей на глаза.

— И все же баронету не пристало жениться на миссис Хедуэй, — заявил Уотервил.

— Почему бы и нет, раз он ее любит?

— Ну, если вопрос только в этом!.. — вскричал Уотервил с цинизмом, весьма сильно удивившим его друга. — А вы женились бы на ней?

— Разумеется, если бы был в нее влюблен.

— Но вы поостереглись в нее влюбляться.

— Да… и Димейну лучше было бы последовать моему примеру. Но раз уж он попался… — и Литлмор закончил фразу плохо скрытым зевком.

Затем Уотервил поинтересовался, как его друг ухитрится пригласить к себе миссис Хедуэй, несмотря на приезд сестры, и Литлмор ответил, что тут и ухитряться не нужно, — он просто не станет ее приглашать. На это Уотервил заметил, что он непоследователен; Литлмор согласился, что это вполне может быть, и спросил своего молодого друга, нельзя ли найти иной темы разговора, чем миссис Хедуэй. Он не разделяет интереса Уотервила к этой даме, а ему, несомненно, еще достаточно придется сталкиваться с ней в дальнейшем.