Николай Эдельман - Когда рухнет плотина

• Название: Когда рухнет плотина
• Автор: Николай Эдельман
• Жанр: Научная Фантастика

---

Ирина едва дождалась конца рассказа - после водки она клевала носом в самом прямом смысле, едва не ударяясь им о столешницу.

- Дорогая, шла бы ты спать, - сказал я.

- Нет, я не хочу, - она в очередной раз стряхнула с себя дурман сна. Мне очень интересно. Говоришь, колпаком как бы накрыло? И не знают, как отключить?

- Вот именно. Так что, готовьтесь, родные мои, к робинзонаде на острове с рванувшим реактором и взбесившимся населением.

- Неужели совсем-совсем нельзя установить связь? - удивился Басилевич. - Например, световыми вспышками, по азбуке Морзе. Солнце же мы видим. Вообще, конечно... Я слышал, что в "Девятке" собралось несколько крупных умов. Нобелевку они, во всяком случае, заслужили. Жалко, если они в самом деле погибли.

- Значит, настанет эра силовых полей? Новое слово в военной технике? Что-то меня очень не радуют такие открытия. Особенно приводящие к подобным результатам.

- Виталий, не путайте "потом" и "в результате". Не будем гадать, решился бы Орел на захват власти, если бы ему не пообещали такой щит. Но этого разгула страстей, разумеется, никто не мог ожидать.

- Может быть, это силовое поле как-нибудь действует на психику?

- Чего зря гадать? Время сейчас такое, озверевшее. Все давно с катушек слетели.

Ирина снова начала засыпать, на этот раз сползая со стула вбок. Я успел подхватить её. Она так и не раскрыла глаз, и я взял её на руки и отнес в комнату. Там стянул с неё платье, уложил рядом с Луизой и вернулся на кухню.

- Где вы её нашли, Наум? - спросил я.

- Скажем так, у Звоновых. Я наткнулся на неё в подъезде, когда она ходила и стучала во все двери подряд. Сказала, что дом и подъезд запомнила, а квартиру - нет. Попросила, чтобы я отвел её сюда. Ну, и дошли кое-как.

- А ваши родные как? Что с ними?

- Сын в Москве учится, жена в Канаде. Я тоже должен был через неделю вылетать, да вот... Наверно, не получится.

- Что Звоновы?

- Беда, как всегда. Сначала Евгений звонит: не знает, что делать, надо ли идти на митинг или нет, и вообще непонятно, какой митинг - фашистский или антифашистский. Я ему говорю - ты что, вчера мало получил? Сиди дома и не рыпайся. Так нет же - ему, мол, надо в лицей, спасать какие-то сверхгениальные рисунки учеников. Потом уже сама Галина звонила, пока телефон ещё работал, потребовала, чтобы я отправился его искать. Черт возьми, у обоих с мозгами не в порядке! Ну, пришел я к ихнему лицею - там войска. Тут как раз вал по реке прокатился. Все залило, я отсиделся на втором этаже, прошел для очистки совести по ближайшим улицам, потом отправился к Звоновым, Галину утешать, ну, и на Ирину наткнулся. Мы у Галины посидели, я уж и не знал, что делать: Ирина порывалась сюда идти, но и Галину с детьми бросать не стоило. В конце концов дождались Евгения.

- Вернулся? Живой?

- Да, что самое невероятное. Но без приключений не обошлось - по жизни ему не везет... На этот раз к нему омоновцы прицепились, приняли за бомжа. Тебя, мол, видели при разгроме винного магазина, мы тебя как мародера расстреляем. Но опять повезло - нашелся толковый человек, какой-то старшина, сообразил, что спиртным от него не пахнет, и приказал отпустить. Вот, значит, и в армии разумные люди бывают. Как же он говорил, его звали... Смешная фамилия такая... А! Старшина Пападьяк.

- Когда разумные, а когда не очень... - пробурчал я.

- Вы с ним сталкивались, что ли?

- Н-да, - кивнул я, не желая вдаваться в подробности, но добавил, Вероятно, план по расстрелам они уже выполнили.

- Вот, Виталий, а вы все отмахивались. Вот они и приступили к открытому уничтожению народа.

- Я и сейчас отмахиваюсь. Эта армия не восстанавливает конституционный порядок, а наоборот, поддерживает узурпатора. Противостоящая ей толпа в известном смысле стала жертвой провокации, но я и ей симпатизировать не могу. В вину московской власти можно поставить доведение ситуации до опасной точки, но это пройдет по статье "преступная халатность", а не "злой умысел".

- Да? А я склонен видеть за происходящим именно чью-то направляющую руку. Как утренний бунт был спровоцирован Орлом для "наведения порядка", так и его выступление могло быть спровоцировано кем-то - скажем, чтобы подтолкнуть Москву на введение диктатуры во всей стране.

- Ничего не выйдет. Орел, вон, в одном городе не может справиться, хотя казалось бы, у него все козыри на руках. А в масштабах страны, с небоеспособной армией, с коррумпированной милицией! Хотя бардак, который в результате возникнет, может быть пострашнее любой диктатуры. Они уже сами друг с другом перегрызлись. Мне говорили, что нынешние события на самом деле организовал не Орел, а стоявший за его спиной некто Долинов, фигура с темным прошлым, предположительно - гэбэшный агент. Он заставил всех - и Орла, и Дельфинова - подчиняться ему, угрожая разоблачениями. Но уже сегодня я видел его среди бунтующей толпы, где он держался как главнокомандующий. Потом ещё генерал Грыхенко. Странно даже, что он позволил Орлу оттеснить себя на вторые роли. Надеюсь, его отговорили от намерения взорвать под излучателем поля атомную бомбу. Этому любителю крутых мер и на город сбросить бомбу ничего не стоит.

- И так уже почти в загробном мире, - Наум махнул рукой в сторону окна. Его фраза закончилась зевком.

- Да, современное сознание должно представлять ад как-то в этом роде. Тут поневоле начнешь задумываться над фантазиями Моллюскова. Еще утром я мог бы себе сказать: в этой стране меня уже ничего не удивит. И вот нет же, удивило, и не один раз... Что должен делать человек, которому сказали, что город накрыт силовым полем? Бросить все и мчаться глазеть на это поле?

- Вы же говорили, что видели его своими глазами, - пробормотал Наум, не поднимая головы со сложенных на столе рук.

- Да, но... Мало ли какие локальные эксперименты могут вытворять на секретных объектах. Я имею в виду основное, которое радиусом в сто километров. Кстати, интересно, что происходит с речной водой? Не начнет ли она подниматься, когда наткнется на такую запруду? Моллюсков говорил, что поле непроницаемо для твердых предметов. А жидкости? И этот снегопад не по сезону. Может, поле вызвало атмосферные пертурбации? А, Наум? Ваши соображения?

Но Басилевич уже спал, тихо посапывая. Мне спать совсем не хотелось, но заняться было нечем. Я вошел в комнату и улыбнулся, разглядев, что Ирка и Луиза спят на диване, крепко обнявшись. Я попробовал их чуть-чуть подвинуть, потом примостился с краю, чувствуя, что легкого толчка достаточно, чтобы свалить меня на пол.

17.

В небе за окном уже ощущалась гнетущая предрассветная серость, когда я, наконец, начал засыпать. В мою дремоту проникали далекие хлопки выстрелов, а потом к ним присоединилась раздающаяся под окном песня. Я решил было, что она мне снится, но прислушался, приподнявшись на локте. Голос, без сомнения, принадлежал Топорышкину - не слишком сильный, как у большинства российских рок'н'рольщиков, берущий скорее так называемой "задушевностью". Пел он "Раскинулось море широко", которую полюбил, услышав в исполнении Шевчука, и с тех пор пытался ему подражать.

Я подошел к окну, но было ещё слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Вспомнив, что где-то в комоде валялся фонарик, я начал шуровать по ящикам. Ирка от шума проснулась и приподняла голову.

- Ты чего?

- Спи. Кажется, ещё один гость намечается.

Фонарик действительно нашелся, и даже загорелся, когда я нажал на кнопку.

- Ты уходишь? - встревожилась жена.

- Только на улицу выгляну. Я сейчас. Хочешь, пистолет оставлю.

- Пусть у тебя будет.

Я зашел на кухню, растолкал Басилевича.

- Наум, я спущусь вниз, приведу Топорышкина. Вон он, орет под окном.

Он вскочил.

- Пойдемте вместе.

Мне хотелось, чтобы он остался с женщинами. Хотя, впрочем, мы же ненадолго. Я бесшумно отворил дверь, вышел на лестничную площадку. Все тихо. Мы спустились по лестнице, нащупывая неровным пятном света ступеньки. Топорышкин валялся метрах в десяти от подъезда на куче талого снега. Он как раз добрался до последней строчки: "...и след их вдали пропадает", - и спел её как-то чересчур душещипательно, дрожащим голосом, даже всхлипнул. Посветив ему на лицо, я увидел, что он не просто плачет - все его лицо было залито слезами, вместе с которыми растекалась грязь.

- Григорий! Ты чего тут валяешься?! - прикрикнул я на него. - А ну, пошли в дом!

- Виктор! - выговорил он сквозь слезы; он всегда называл меня "Виктором", и мне никак не удавалось его убедить, что я не "победитель", а "полный жизни". - Это ты, Виктор? - и совершенно трагически воскликнул, вновь разражаясь рыданиями, - Виктор, нас предали!

- Не нас, а вас, - не удержался я от реплики. - Давай, вставай.

- Не могу, - воскликнул он. - Я ранен. Нога... Нога не шевелится.

Я, встревожившись, осветил фонариком его ноги. Кажется, совершенно целые, только сплошь измазанные грязью. Вообще он был в глине с головы до пят; даже его длинные волосы свисали засохшими сосульками.