Алексей Фомин - Атипичная пневмония

• Название: Атипичная пневмония
• Автор: Алексей Фомин
• Издательство: Апарт
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-86109-058-0

2015 год. На Москву обрушилась эпидемия странной болезни. Герои романа, проявляя недюжинные способности, чудом бегут из заблокированного санитарными кордонами города. Им предстоит пробраться в только одним им известное место, где они будут защищены от эпидемии. Немало трудностей и опаснейших приключений выпадает на их долю. Ведь им придется еще добывать заветную вакцину от атипичной пневмонии. Страсть и борьба, истинная дружба и любовь, верность и предательство – все это вы найдете на страницах этой книги.

«Атипичная пневмония» Алексея Фомина – интересная, увлекательная, умная книга. Всё чаще писатели в России размышляют в прозе о том, что нас ждет. Завтрашние тревоги входят в наш опыт, эхо грядущих бурь ударяет в уши. Вот и Фомин написал книгу о России завтрашней, о русском человеке, о русском будущем (вероятном или невозможном – как знать наверняка?). Автор создал оригинальный синтез романа приключений, политического детектива, социально – идеологической прозы и антиутопии.

      Евгений Ермолин, критик, заместитель главного редактора журнала «Континент»

---

– За-ме-ча-тельную вы нарисовали картинку, – с саркастической усмешкой прокомментировала Петровская, – главное, красочную. На это, перефразируя классика, могу заметить, что каждый народ заслуживает своей участи. Если он такой, что миска лагерной баланды для него важнее свободы, то пусть он лучше погибнет.

Хитро улыбнувшись, Колосов спросил:

– Вот вы, лично, что вы умеете делать? Только статейки писать? А если не будет русского народа, кто их будет читать? Таджики? Или китайцы? Сомневаюсь… Так что придется вам последовать за русским народом. Каким бы отвратительным он вам ни казался, все равно он заслуживает лучшей участи, чем просто стать отрицательным примером в истории развития человеческой цивилизации.

– И что же вы хотите предложить такому народу вместо палки?

– Здоровый, разумный эгоизм. Мы со всеми дружим, всем улыбаемся, но жестко блюдем исключительно свои интересы. Мы занимаемся сами собой и никуда не лезем. Нам наплевать на то, кто кого режет: израильтяне палестинцев или палестинцы израильтян, хуту – тутси или наоборот. Каждый наш шаг на международной арене должен быть обусловлен одним вопросом: «А что мы с этого будем иметь?» И это «что» должно выражаться в серьезных материальных приобретениях. Здесь и сейчас, а не когда-то в заоблачном будущем. А критерием эффективности внутренней политики должны стать не слова, ярлыки или схемы, а то, насколько охотно и быстро размножается наш народ. Только так мы можем обрести шанс на спасение. Только все вместе. Иначе…

– Ну да, ну да. Эдакий коктейль у вас получается из изоляционизма, протертого до дыр славянофильства и примитивного, так сказать, биологизма. Весьма отвратительный напиток получается, надо заметить. К тому же крайне нестойкий. Смешать это все можно попробовать, но выпить не успеете. Разложится на составляющие. Нереально все это. Ерунда.

– Я не знаю, реально это или нереально. Я знаю лишь одно – только так мы сумеем выжить. А если это нереально, то что ж…

– Ну да ладно. Оставим это. Я хотела бы вернуться к вашей схеме исторического развития. Надо сказать, начетническая схемка выстраивается. Факты-то притянуты за уши. А куда вы впишите Великобританию, а ведущая сила западной цивилизации Соединенные Штаты? Как же они без авторитаризма-тоталитаризма обошлись? А?

– Дай им Бог всего хорошего, конечно, я им зла не желаю, но, как говорится, еще не вечер. Если нынешние тенденции будут иметь продолжение в будущем, то может вдруг так оказаться, что между демократией и тоталитаризмом не такая уж и непроницаемая стена. А по поводу авторитаризма в вышеупомянутую историческую эпоху… А как вам такой великий демократ и друг товарища Сталина, как Франклин Делано Рузвельт? Тут вам и признание СССР, и четырехкратное избрание (интересно, как там у них обстояло дело с административным ресурсом?), и нарушения конституции, и введение социалистических элементов в хозяйственную жизнь (как часть нового курса), и заключение в концлагеря американских граждан, как сказали бы у нас, японской национальности.

– Вы опять все передергиваете. Да, Рузвельт был сильной личностью, но это совсем не означает, что он был авторитарным правителем. Американский народ уникален в своем роде. У него имеется стойкий иммунитет на всякого рода недемократические действия правительства. Так что ваши…

– Да, да, – прервал ее Колосов, – я в курсе. Вы относитесь к американскому народу с большим уважением и, можно даже сказать, с пиететом. Я даже помню, что одна ваша статья, посвященная терактам в Нью-Йорке и Вашингтоне в 2001 году, начиналась так: «Американцы – это боги…»

– А что вы имеете против? Этот народ с таким мужеством и достоинством прореагировал на эти преступления международного терроризма…

– Да я ничего не имею против. Американцы действительно толковые, работящие и в целом хорошие ребята. Но каждый раз, как я слышу про международный терроризм и его преступления, мне почему-то вспоминаются два события из прошлого. Это – поджог рейхстага и убийство товарища Кирова. Ну а касательно исключительности… Если помните, эти события в Америке произошли вскоре после начала второй чеченской и всего, что ей предшествовало. Времени прошло не так много, так что картинку там и здесь можно было сравнить. Ну и что? Тот же милитаристский угар, такой же бешеный рост рейтингов, то же желание сильной и твердой руки…

Петровская чуть было не захлебнулась от возмущения:

– Да как вы можете сравнивать справедливый гнев демократической нации с проявлением великодержавного шовинизма русских, вот уже два столетия ведущих колониальную войну на Кавказе?..

Но тут в их разговор вмешался Михаил:

– Александра Ефимовна, вы хотите позвонить в Москву своим друзьям? Телефоны в Москве работают. Пап, представляешь, я позвонил в нашу мастерскую, а там – Пашка. Он теперь от тетки туда переехал. Говорит, в Москве сейчас весело. Не может выбрать, куда сегодня вечером идти: в Останкино или к Белому дому. Говорит, что и там и там сегодня ожидаются важные события.

– Мишенька, дорогой, – разнервничалась Петровская, – давай скорей. Я тебе продиктую номер.

Она стала диктовать Мишке цифры телефонных номеров, и тот старательно, в течение получаса, пытался дозвониться, но тщетно. И домашний, и мобильный номер вызываемого абонента не отвечал.

– Александра Ефимовна, давайте другой номер попробуем.

– Я не помню наизусть других номеров, – она была явно расстроена.

– Да вы не расстраивайтесь, мобильные, наверное, и в Москве не работают, а домашний… Мало ли где может быть человек в такое время. Рано ведь еще. Вечером повторим попытку.

– Да, да, – пробормотала Петровская.

Тем временем Виктор Петрович с помощью Марины и Вики собрали разбросанное по поляне имущество и уложили все в машину.

– Миша, Александра Ефимовна, садитесь в машину, мы уже уезжаем.

К бронетранспортеру подъехали ровно в восемнадцать ноль-ноль. На этот раз около него оказался только один солдатик. Усевшись на теплый асфальт дороги, он мирно спал, привалившись к колесу бронетранспортера. Из-за кустов, с обочины, выбрался лейтенант, услышавший урчание фордовского мотора.

– А, это опять вы. У вас еда есть с собой?

– Есть, – ответил Мишка, – консервы.

– Ну, отлично. С вас двадцать банок, – лейтенант прищурился, что-то прикидывая в уме, – нет, двадцать четыре. Нас здесь четверо, – улыбаясь, пояснил он. – И хлеба. У вас есть хлеб?

– С хлебом у самих напряженка, – улыбнулся в ответ Виктор Петрович, – но мы дадим галеты. Две пачки. Идет?

– Идет. И сто баксов, – лейтенант оценивающим взглядом окинул отца и сына Колосовых и их машину, – нет, двести. И езжайте себе спокойно.

– Лейтенант, а ты не того? – Мишка аж покраснел от возмущения, – не слишком ли круто завернул?

– Да нет. Нормально. Я же должностное преступление совершаю.

Виктор Петрович рассмеялся и, протянув руку лейтенанту, сказал:

– Добро. По рукам?

– По рукам, – лейтенант протянул свою.

Колосов собирался уж было идти к машине за обговоренной данью, но тот удержал его руку в своей и, вдруг понизив голос до шепота, спросил:

– «Калаши» нужны? Два, с подствольниками. По два рожка к каждому и по две гранаты. По сто баксов за каждый.

Колосовы переглянулись.

– Добро. Берем. Добавь только еще по одному рожку.

– Нет вопросов. Только с вас дополнительно еще двенадцать банок консервов.

– Ну, ты и жучила, – на этот раз уже не выдержал и рассмеялся Михаил.

Обе стороны расстались довольные совершенной сделкой. «Форд-Транзит» снова мчался по шоссе держа путь на юг.

– Миха, держи среднюю скорость не менее сотни, – скомандовал Виктор Петрович, – мы тогда успеваем в Орел засветло приехать. Нам ведь еще предстоит в незнакомом городе человека искать. Не забудь, Александру Ефимовну высаживаем в Малоярославце.

Глава 6

– Толька! Свирский!

– Олег? Данко? Ты?

Двое уже немолодых, солидных, убеленных сединами, прилично одетых мужчин стиснули друг друга в объятиях.

– Подожди, подожди, раздавишь. Дай на тебя посмотреть. Ну, ты раздобрел, Олежка.

– Ты тоже не снегурочка. Хотя справедливости ради надо признать, что ты, в отличие от меня, почти в форме.

– А ты помнишь, как мы познакомились?

– Еще бы.

Это было на первом курсе, на второй или третий день после начала занятий. Толик Свирский опоздал к первой паре. Ткнулся в закрытую дверь, подергал за ручку – заперто. Почесал в затылке: «Может быть, номер аудитории перепутал?»

– Ты что, тоже из двенадцатой группы?

Толик обернулся. Вопрос задал здоровенный парняга с цыганскими глазами, прислонившийся к стене коридора напротив входа в аудиторию. Он был ненамного выше Толика, но плечист, плотен, а его круглое лицо с толстыми щеками украшали большие черные усы. Толик тогда никому не признался бы, даже самому себе, но именно эти усы вызывали у него, вчерашнего школьника, только-только начавшего бриться, симпатию к Олегу Данко. Приятно было иметь другом такого взрослого, бывалого парня. Олег, как потом оказалось, был на три года старше и уже успел поучиться в гидромелиоративном институте, но бросил его. Как он потом с важным видом объяснял сокурсникам: «Не мое это было, не мое…»