Жорж Сименон - Тень на шторе

• Название: Тень на шторе
• Автор: Жорж Сименон
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2000

---

— Раз! Два! Тра-ля-ля-ля… Стоп! Тра-ля-ля-ля! Три такта! Три же, черт вас подери!

Нина была второй слева. Она узнала Мегрэ, стоявшего у колонны. Мужчина тоже его заметил, но не обратил никакого внимания.

Репетиция продолжалась минут пятнадцать. Здесь было холоднее, чем на улице, и у Мегрэ закоченели ноги. Наконец маленький человечек вытер пот со лба и вместо прощания еще раз обругал свою труппу.

— Вы ко мне? — издали крикнул он Мегрэ.

— Нет! Я к…

Нина подошла к нему смущенная, словно спрашивая себя, может ли она подать комиссару руку.

— Мне нужно сообщить вам важную новость.

— Только не здесь. Мы не имеем права принимать в театре. Лишь по вечерам можно, потому что это приносит сбор…

Они сели за столик небольшого бара поблизости от театра.

— Найдено завещание Куше. Он оставляет все свое состояние трем женщинам.

Она смотрела на него с удивлением, не подозревая всей правды.

— Своей первой жене, хотя она и снова вышла замуж. Потом — второй жене. Затем — вам.

Она не сводила глаз с Мегрэ, который заметил, как зрачки их расширились, потом затуманились.

И тут, спрятав лицо в ладони, она расплакалась.

Глава 8 Сиделка

— У него болело сердце. Он знал об этом. — Нина отхлебнула рубинового цвета аперитива. — Поэтому он и берег себя. Он говорил, что достаточно поработал, что и для него пришло время наслаждаться жизнью.

— Он говорил когда-нибудь о смерти?

— Часто! Но не просто о смерти. Он думал о своем больном сердце.

Это был один из тех небольших баров, куда заходят лишь завсегдатаи. Хозяин украдкой поглядывал на Мегрэ, считая его, наверное, преуспевающим буржуа.

— Он был грустным?

— Трудно сказать. Ведь он не был таким, как все. Например, сидим мы в театре или еще где-нибудь. Он веселится. Потом без всякой причины, громко рассмеявшись, говорит: «Да, Нинетта, жизнь — сволочная штука!»

— Он занимался своим сыном?

— Нет.

— Рассказывал о нем?

— Почти никогда. Только тогда, когда тот приходил к нему за деньгами.

— И что же он говорил о сыне?

— «Какой жалкий кретин!» — вздыхал он.

Мегрэ все это уже почувствовал; по каким-то причинам Куше совсем не любил своего сына. Казалось даже, что он испытывал к молодому человеку отвращение. До такой степени, что не пытался устроить его жизнь.

Куше никогда не читал сыну моралей. И он давал ему деньги, чтобы отделаться от него или просто из жалости.

— Гарсон! Сколько с меня?

— Четыре франка шестьдесят сантимов.

Нина вышла с ним из бара, и они несколько минут стояли на улице Фонтэн.

— Где вы теперь живете?

— На улице Лепин, первый отель слева. Я еще даже не знаю, как он называется. В нем довольно чисто.

— Когда станете богатой, вы сможете…

— Вы же знаете, — улыбнулась она, — что богатой я никогда не буду. Не для того я родилась…

Самое странное, что точно так же думал и Мегрэ.

Глядя на Нину, не скажешь, что она когда-нибудь станет богатой.

— Я провожу вас до площади Пигаль и там сяду на свой трамвай…

Они — он высокий, грузный и она, выглядевшая почти девочкой рядом со своим спутником, — не спеша шли к площади.

— Если бы вы знали, как мне тяжело одной! К счастью, есть театр, репетиции, ожидание, что будет готово новое ревю…

Она должна была делать два шага, чтобы успевать за Мегрэ, и потому почти бежала. Вдруг на углу улицы Пигаль она остановилась, а комиссар, нахмурив брови, процедил сквозь зубы:

— Идиот!

Однако разглядеть ничего было нельзя. Перед отелем «Пигаль» собралось несколько десятков человек. Полицейский, стоявший в дверях, пытался уговорить толпу разойтись. И стояла какая-то особая тишина, которая воцаряется на улице лишь тогда, когда происходит катастрофа.

— Что-то случилось? — заикаясь, спросила Нина. — В моем отеле…

— Ничего! Возвращайтесь к себе! — резко приказал Мегрэ. И она, оробев, ушла, а комиссар стал пробираться сквозь толпу к отелю. Он шел как таран. Женщины осыпали его оскорблениями. Полицейский сержант узнал комиссара и впустил в коридор.

Полицейский комиссар квартала уже находился здесь и беседовал с портье, который вскричал, показывая пальцем на Мегрэ:

— Вот он! Я узнал его.

Полицейские обменялись рукопожатиями. Из маленького салона, выходившего в холл, слышались рыданья, стоны, какой-то неразборчивый шепот.

— Как он это сделал? — спросил Мегрэ.

— Девушка, что живет с ним, заявляет, будто он, очень спокойный, стоял у окна. Она одевалась. Он, посвистывая, смотрел на нее. Он перестал свистеть и сказал ей, что у нее хорошенькие ножки, но слишком худые икры. Потом опять принялся насвистывать. И вдруг свист прекратился. Ее встревожило какое-то ощущение пустоты. Его в комнате не было!

— Ясно. Он никого не ранил, падая на тротуар?

— Нет. Смерть наступила мгновенно. Перелом позвоночника в двух местах.

Он открыл дверь салона, увидел лежащее на полу тело, прикрытое снятым с кровати одеялом.

Селина, безжизненно сидящая в кресле, безостановочно всхлипывала, а полная женщина, хозяйка отеля или служанка, утешала ее.

Мегрэ не поднял одеяла и даже не подошел к Селине.

Постепенно толпа на улице Пигаль рассеялась.

Мегрэ неторопливо поднимался по лестнице в доме на площади Вогезов, и по мере того, как он приближался к третьему этажу, его настроение портилось.

Дверь в комнату старой Матильды была приоткрыта.

Старуха, без сомнения, его подстерегала. Но он, пожав плечами, потянул шнурок, висевший перед дверью Мартенов.

Во рту он держал трубку. Он хотел было спрятать ее в карман, но, снова пожав плечами, передумал.

Из-за двери слышался звон пузырьков, смутный шепот. Голоса двух мужчин приближались к двери, и наконец она открылась.

«Хорошо, доктор… Да, доктор… Спасибо, доктор».

Совершенно подавленного Мартена, до сих пор не успевшего умыться, Мегрэ, как и утром, нашел в том же жалком виде.

— А, это вы… — сказал он.

Врач пошел к лестнице, а Мартен впустил комиссара, робко взглянув в сторону спальни…

— Ей стало хуже?

— Неизвестно. Доктор не сказал ничего определенного. Вечером он снова зайдет.

Он взял с радиоприемника рецепт, уставился на него пустыми глазами.

— Мне даже некого с ней оставить, чтобы сходить в аптеку!

— Что все-таки с ней случилось?

— То же, что и ночью, только приступ был гораздо сильнее. Она начала дрожать, бормотать что-то невнятное. Я послал за доктором.

— Она бредит?

— Я же сказал вам: нельзя понять, о чем она говорит.

Нужен лед и резиновый пакет, чтобы сделать ей холодный компресс.

— Если хотите, я могу побыть здесь, пока вы сходите в аптеку.

Мартен хотел было отказаться от этого предложения, но потом согласился. Он натянул пальто и ушел, трагический и нелепый, однако тут же вернулся, потому что забыл взять деньги.

Стремясь остаться в квартире, Мегрэ не преследовал никакой цели. Он ничем не поинтересовался, не открыл ни одного ящика, даже не взглянул на кучу писем, лежавших на столе.

Он слышал неровное дыхание больной; она изредка протяжно стонала, что-то бормотала.

Вернувшись, Мартен застал Мегрэ на прежнем месте. Мегрэ помог ему расколоть лед и уложить его в пузырь из красной резины.

— К вам действительно никто не заходил сегодня утром?

— Никто…

— У меня для вас несколько новостей. Обнаружено завещание Куше. Треть своего состояния он оставляет вашей жене.

— Неужели?

Мартен был потрясен этим известием.

— Да, треть своего состояния! Вероятно, получить деньги будет непросто. Его вторая жена, разумеется, станет протестовать. Ведь и она получает только треть.

Остальное достанется другой женщине, последней любовнице Куше, некоей Нине. Другая новость похуже. Речь идет о вашем пасынке. Сегодня утром он покончил с собой, выбросившись из окна отеля на улице Пигаль.

При этих словах Мартен встрепенулся, с ненавистью взглянул на комиссара и закричал:

— Что вы тут болтаете! Вы хотите, чтобы и я с ума сошел? Признайтесь, что все это уловка, чтобы заставить меня разговориться!

— Потише! Ваша жена…

— Мне все равно! Вы лжете! Этого быть не может!

Его лицо исказилось, губы дрожали, он бессмысленно размахивал руками.

— Уверяю вас, — твердо сказал Мегрэ, — обе эти новости — чистая правда.

— Но почему же он так поступил? От всего этого действительно с ума сойдешь. Кстати, так все и происходит! Моя жена сходит с ума! Вы ведь ее видели.

Если так будет продолжаться, я тоже помешаюсь.

Глаза его бегали, он потерял всякий контроль над собой.

— Сын ее выбрасывается из окна. А завещание…

Лицо его сморщилось, и вдруг он впал в трагикомическую, отвратительную истерику со слезами.

— Успокойтесь, прошу вас.

— Всю жизнь… Тридцать два года… Каждый день… В девять утра… Без единого замечания начальства… И все ради…

— Успокойтесь же! Подумайте, что вас может услышать жена, а она тяжело больна.