Вирджиния Эндрюс - Долгая ночь

• Название: Долгая ночь
• Автор: Вирджиния Эндрюс
• Издательство: Вече, Персей
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7141-0120-0, 5-88421-052-3

Имя американской писательницы Вирджинии Эндрюс стало широко известно российским читателям после издания семейной саги в пяти томах: «Цветы на чердаке», «Лепестки на ветру», «Сад теней», «Сквозь тернии», «Семена прошлого». Новый роман прославленного автора «Долгая ночь» опять не оставит безучастными любителей любовного жанра.

Лилиан питала самые светлые надежды, живя в процветающем поместье Мидоуз до тех пор, пока не открылась тайна ее рождения. С этого дня начинается черная полоса в ее жизни: смерть любимой сестры и матери, унижения и гонения, надругательство отца, трагический финал первой любви, разорение семьи. Самоуверенный красавчик и повеса Билл Катлер готов вернуть поместье семье, если Лилиан выйдет за него замуж…

---

– Как поживает мамина малышка?

– У Шарлотты все замечательно, – ответила она.

– Шарлотта? Ее так зовут?

– Да. Папа решил, что мама была бы согласна. Шарлоттой звали мамину бабушку, – сообщила мне Эмили. – Все отнесутся с пониманием, и это поможет всех заверить, что малышка – мамин ребенок.

– А как мама?

Глаза Эмили потемнели.

– Маме плохо, – сказала она. – Нам нужно молиться, Лилиан. Нам нужно молиться как можно больше и дольше.

Меня напугал ее серьезный тон.

– Почему папа не пошлет теперь за доктором? У него больше нет причины не делать этого. Ребенок родился, – воскликнула я.

– Полагаю он пошлет… вскоре, – сказала Эмили. – И ты должна понимать… у нас впереди полно серьезных и тяжких забот и без тебя, лежащей здесь как избалованный инвалид.

– Я не инвалид. И я не делаю этого намеренно, Эмили. Я прошла через тяжкое испытание. Даже миссис Кунс с этим согласилась. Ты сама была здесь и все видела. Как ты можешь быть такой бесчувственной, такой безжалостной и притворяться религиозной? – резко сказала я.

– Притворяться? – зашипела она. – Ты обвиняешь в притворстве меня, одну, из всех людей?

– Где-то в твоей Библии есть слова о любви, заботе и помощи нуждающимся, – уверенно заявила я. Мое насильное изучение Библии все эти годы не прошло зря. Я знала о чем говорю, но и Эмили об этом знала.

– И там же есть слова о зле, селящемся в наших сердцах, о человеческих грехах и о том, что мы должны делать, чтобы преодолеть наши слабости. Только когда дьявол изгнан, мы можем наслаждаться любовью друг к другу, – сказала она. Это была ее философия, ее кредо, и мне было ее жаль. Я покачала головой.

– Ты всегда будешь одна, Эмили. У тебя никого не будет, кроме самой себя.

Она вскинула голову и выпрямилась.

– Я не одинока. Я иду с архангелом Михаилом, который держит в своих руках меч возмездия, – похвасталась она.

Я просто покачала головой. Теперь, когда мое наказание закончилось, мне было ее просто жаль. Эмили поняла это и не могла перенести моего сочувствующего взгляда. Она тут же развернулась и бросилась вон из моей комнаты.

Первый раз, когда Вера принесла мне еду, я спросила ее о маме.

– Не могу сказать тебе точно, Лилиан, потому что последние несколько дней за ней присматривали Капитан и Эмили.

– Папа и Эмили? Но почему?

– Так захотел Капитан, – ответила Вера, но я видела, что она этим очень обеспокоена.

Тревога за маму заставила меня встать с кровати быстрее, чем я того ожидала. Я поднялась на третий день после рождения Шарлотты. Сначала я двигалась, как пожилая дама, скрюченная и больная, как миссис Кунс, но с каждым шагом мое тело все более расправлялось и, наконец, я глубоко вздохнула и выпрямилась в полный рост. Затем я пошла навестить маму.

– Мама? – сказала я, осторожно постучав и открыв дверь. Ответа не последовало, но она не была похожа на спящую. Закрыв за собой дверь и повернувшись, я увидела, что ее глаза открыты.

– Мама, – произнесла я, подходя к ней. – Это я, Лилиан. Как ты себя чувствуешь сегодня?

Я остановилась, не доходя до ее кровати. Мне показалось, что за последнее время мама потеряла еще фунтов двенадцать. Цвет ее лица, когда-то свежий, как цветы магнолии, теперь был болезненно желтым. Ее чудесные золотистые волосы были не мыты, не ухожены и не расчесывались уже несколько дней, а может даже недель и выглядели сухими и тусклыми. Возраст следовал за болезнью по пятам и подкрался к маме, испещрив морщинками ее пальцы. На ее лице появились морщины там, где их раньше не было. Щеки и скулы были резко очерчены, а кожа была сухой и шершавой. Даже несмотря на сильный запах лаванды вокруг нее, так что в комнате было не продохнуть, мама выглядела не мытой, неухоженной, словно покинутая, ничтожная и убогая, которую оставили гнить в благотворительной общественной больнице для бедных.

Но больше всего меня напугал мамин взгляд, устремленный к потолку. Глаза были неподвижны, а веки даже не дрожали.

– Мама?

Я стояла рядом с ее кроватью, нервно покусывая губу и сдерживая рыдание. Мама лежала спокойно, дыхания ее не было слышно. Ее грудь под одеялом оставалась неподвижной.

– Мама, – прошептала я, – мама, это я… Лилиан. Мама?

Я коснулась ее плеча. Оно было таким холодным. В ужасе я отдернула руку и перевела дыхание. Затем медленно я поднесла руку к ее лицу, дотронулась до щеки. Она также была холодной.

– Мама! – Громко вскрикнула я.

Ее веки даже не дрогнули. Осторожно, но уверенно, я потрясла ее за плечо. Ее голова слегка покачалась из стороны в сторону, но глаза остались неподвижными. На этот раз я закричала изо всех сил.

Я трясла и трясла ее, но мама так и не повернулась ко мне и не пошевелилась. Паника пригвоздила меня к полу. Я просто стояла, мои плечи сотрясали рыдания. Сколько времени прошло с тех пор, когда сюда кто-нибудь заходил в последний раз? Нигде не было и следов, что маме приносили завтрак, а на ночном столике не было и стакана воды.

Обхватив живот и глотая слезы, я повернулась и пошла к двери. Остановившись, я оглянулась на ее усохшее тело, под тяжелым одеялом на шелковых подушках, которые она так любила. Я распахнула дверь, чтобы выйти и закричать, но наткнулась прямо на папу. Он стиснул мои плечи.

– Папа, – плакала я, – мама не дышит. Она…

– Джорджии больше нет. Она умерла во сне, – сухо ответил папа.

В его глазах не было ни слезинки, а в его голосе даже намека на рыдание. О, как всегда, стоял прямо и твердо, расправив плечи и подняв голову с той самой гордостью Буфоф, которую я успела возненавидеть.

– Папа, что с ней случилось?

– Месяц назад доктор сказал мне, что Джорджиа страдает от рака желудка. Шансов у нее не было, поэтому он сказал мне, единственное, что можно сделать, насколько это возможно, избавить ее от болей.

– Но почему мне никто об этом не рассказал? – недоверчиво спросила я. – Почему ты не обращал внимания на мои слова, когда я говорила, что мама выглядит очень больной.

– Это обстоятельство должно было помочь главному, о чем мы заботились все время, – ответил он. – Когда Джорджиа приходила в себя, я сообщил ей о наших планах, и она уверила, что не умрет, пока не осуществим наше намерение.

– Папа, да как ты мог заботиться об этом обмане больше, чем о здоровье мамы? Как ты мог?

– Я говорил тебе, – ответил он, устремив на меня свой стальной взгляд, – что ничего нельзя было сделать. И не было смысла отказываться от наших планов, чтобы отправить ее в больницу, ведь так? В любом случае Буфы должны умирать дома, – проговорил он. – Все Буфы умирают в своей постели.

Я подавила крик и взяла себя в руки.

– Как давно она… умерла, папа? Когда это произошло?

– Сразу после того, как ты убежала из дома. Видишь, – сказал он с безумной улыбкой, – молитвы Эмили услышаны. Всевышний захотел забрать Джорджию, а когда подошел срок, Он заставил тебя сделать то, что ты сделала. Теперь ты понимаешь, какой силой обладают молитвы, особенно, когда их произносит такой преданный человек, как Эмили.

– И вы держали ее смерть в секрете столько дней? – недоверчиво спросила я.

– Я думал, что нам надо всем рассказать, будто мама умерла при рождении ребенка. Но мы с Эмили решили, что необходимо подождать день или два, чтобы ее состояние было похоже на то, что она умерла при родах и поэтому благородно сражались за то несколько дней, – сказал он с гордостью.

– Бедная мама, – прошептала я. – Бедная, бедная мама.

– Она оказала нам неоценимую услугу в конце своей жизни, – объявил папа.

– А как же мы? Какую огромную услугу ей мы оказали, оставив ее одну в предсмертной агонии? – выкрикнула я в ответ. Папа вздрогнул, но быстро овладел собой.

– Я уже говорил тебе. Ничего нельзя было поделать, и не было смысла упускать возможность сохранить доброе имя Буфов.

– Имя Буфов! Это проклятое имя Буфов! Папа ударил меня по щеке.

– Где теперь эта честь семьи, папа? Неужели все это – те самые великие традиции благородного Юга, которые ты требовал любить и беречь? Неужели ты гордишься собой, папа? Не думаешь ли, что твой отец и дед гордились бы тем, что ты сделал со мной и со своей женой? Неужели ты считаешь себя джентльменом Юга?

– Отправляйся назад в свою комнату, – проревел он, багровея. – Ну!

– Я больше не буду сидеть взаперти, папа, – дерзко произнесла я.

– Ты будешь делать то, что я тебе скажу и без промедления, слышала?

– Где мой ребенок? Я хочу его видеть, – заявила я. Он сделал шаг ко мне и снова поднял руку. – Ты можешь бить меня сколько угодно, папа, но я не двинусь с места, пока не увижу своего ребенка, а когда люди придут на мамины похороны и увидят меня с синяками, то у них будет достаточно поводов сплетничать о семье Буфов, – добавила я. Его рука застыла в воздухе. Он просто кипел от злости, но не дарил меня.

– Я думал, – сказал он, медленно опуская руку, – что ты должна была научиться смирению, но теперь я вижу, что в тебе все еще остался бунтарский дух.