Роберт Уоррен - Дебри

• Название: Дебри
• Автор: Роберт Уоррен
• Жанр: Проза

---

Моис Толбат и Адам попытались в последний раз провести урок чтения, сидя на крыльце хижины. Но Адам сказал:

— Прости, Моис. Не могу сосредоточиться. Не понимаю, что со мной творится.

Он встал и направился вглубь лагеря. И в следующую минуту обнаружил, что Моис шагает рядом. Тоже пройдусь, сказал тот.

Спустилась темнота, когда бесцельно и молчаливо переходя с одной улицы на другую, они добрели до госпитальной палатки. У дальней стенки горел яркий свет. У входа теснились люди, заглядывая внутрь.

— Патрульные, — сказал один. — Напоролись у брода на южан.

— Они из другого полка, — сказал другой. — Не дотянули до своих.

Адам заглянул в палатку. На столе, под лампой, лежал негр, голый по пояс, над ним склонился хирург. Кожа негра, лоснящаяся от пота, сверкала на свету, как черный металл. Лейтенант, в тяжелых ботинках, с двумя перекрещенными кавалерийскими шашками на рукаве сидел на табурете около выхода, устало прислонясь спиной к опорному шесту палатки. Его левая рука от локтя до плеча раздулась от бинтов, и разрезанный рукав гимнастерки прикололи булавкой, чтобы не болтался.

Фельдшер все время повторял ему, что нужно лечь. Лейтенант говорил, что не может и что ему почти не больно.

Лейтенант говорил и говорил. Видимо, не мог остановиться. Он постоянно прерывал себя, спрашивая, умрет ли черный сукин сын. И непременно указывал на темнокожего кавалериста, чтобы не возникало сомнений, кого он имеет в виду. Фельдшер отвечал, что негр выживет, если удастся остановить кровотечение.

— Умрет, черный сукин сын, как пить дать умрет, — спорил его лейтенант. — Просто мне назло. Он и жизнь-то мне спас, только чтобы досадить, и теперь назло умрет.

Лейтенант продолжал говорить, что этот человек умрет. Он не мог остановиться. А пока говорил, непрерывно поглаживал бинт на левой руке, как будто от безмерной нежности.

Он без конца повторял, что не хотел командовать черными. Что согласился только из-за того, что других ему не давали. Ему отказывали трижды, и тогда он сдался и согласился взять под свое командование отряд чернокожих, и теперь черный сукин сын спас ему жизнь.

Его, лейтенанта, ранили, говорил он, как раз у брода. Они наскочили на патруль южан, и им пришлось удирать. Его сбили с лошади уже на берегу. И сукин сын — ох, этот распроклятый черный сукин сын — он повернул назад с середины реки и подобрал его. Они перебрались на другой берег. Потом черного сукиного сына тоже ранили. Но он ни словом не обмолвился, что ранен. Даже не охнул. Лейтенант клялся, что даже не догадывался, что черный сукин сын ранен. Тот ухватил его одной рукой, накрыл собою и пришпорил коня под летящими пулями. Южане не стали их преследовать.

— Он умрет? — спрашивал лейтенант. — Черный сукин сын умрет? — Голос у него был высокий и жалобный.

— Вам лучше лечь, — сказал фельдшер. — Я приказываю вам лечь.

Черный сукин сын умрет, убедительно говорил лейтенант. Он даже не понял, что черный сукин сын ранен. Пока на него не закапала кровь. По нему потекла кровь, и он решил, что это его собственная кровь. Решил, что это он истекает кровью и умирает. Пока черный сукин сын не выпустил его, и он свалился с лошади, и ругал того последними словами. А потом черный сукин сын тоже сполз с лошади и остался лежать на земле.

Теперь он умирает. Назло ему.

— Ложитесь, — сказал фельдшер.

Лейтенант встал на ноги, его шатало. Ну кто, черт возьми, спрашивал он, кто захочет командовать племенем вшивых каннибалов с кучерявой шерстью и сальным подбородком? Он стоял, бледный, в поту, и покачивался. Он спрашивал у всех присутствующих, просил ли он каких-нибудь негров спасать ему жизнь. И вдруг перестал шататься. Взгляд его остановился на лице Моиса.

Моис на него, однако, ни разу не взглянул. Он не обращал на него внимания. Он не отрывал глаз от человека, лежащего на столе молчаливо, как камень, на человека, из которого не переставая текла кровь.

Лейтенант остановил взгляд на Моисе. Невежливость Моиса разозлила его.

— Ты... ты, черный сукин сын, — обратился лейтенант к Моису, — а ну смотри на меня... просил ли я когда-нибудь тебя или какого другого черного сукиного сына спасать...

Моис обернулся. Моис смотрел на раненого лейтенанта. Его словно зачаровало это бледное, влажное от пота лицо.

— Ты... ты... — прошептал лейтенант, — да ты же... ты же Моис, Моис Крофорд! Да, и ты...

Он уставился на Моиса. Губы негра шевелились, но не издавали ни звука. Было очевидно, что они пытаются произнести какой-то звук, но не могут. Они могли воспроизвести форму звука, но не сам звук. Звук, который губы никак не могли воспроизвести, был "нет".

— Да, — сказал лейтенант, — и ты бежал, и...

— Сынок, — раздался голос.

Адам обернулся. Это был голос Джедина Хоксворта. Джед сделал шаг к лейтенанту.

— Послушай, сынок, — говорил он, — ты серьезно ранен. Лучше тебе присесть. Этот негр — это мой негр. Он со мной уже три года. Его зовут Толбат. Он бежал из Северной Каролины.

Лейтенант шатаясь, поглаживал бинт.

Джед повернулся к Моису:

— Иди отсюда. Что ты вообще тут делаешь?

— Дасэр, — сказал Моис и растворился, как тень.

Подошел хирург, тронул лейтенанта за правое плечо. И когда лейтенант оглянулся, хирург медленно покачал головой.

Лейтенант рухнул на табурет, как подкошенный, и вдруг зарыдал. В промежутках между всхлипываниями он объяснял, что никогда не просил никакого негра спасать ему жизнь.

Джедин Хоксворт исчез. Адам целую минуту смотрел, как раненый плачет. Он не мог оторвать от него глаз.

Потом побрел дальше. Он дотащился до леса и вошел под кроны деревьев. Он попытался молиться. Даже встал на колени. Но не смог вымолвить ни слова. Он не знал, какими словами нужно просить, чтобы ему самому никогда не пришлось сидеть вот так на табурете под яркой лампой и постыдно всхлипывать на глазах у любопытной публики.

Больше пойти ему было некуда. Но как он сможет лежать в темноте в одной комнате с этим человеком и его стыдом? Двойным стыдом — потому что спас его от позора не кто иной, как Джедин Хоксворт. Он подумал, как будет лежать в хижине, где стыд клубится в темноте, как туман.

Но не было места, куда бы он мог ещё пойти. Не было в целом мире. Поэтому он вернулся, и вошел.

Там Джед Хоксворт говорил:

— ... черт тебя дери, я отмазал тебя только потому что мы скоро отчаливаем. Но сейчас я тебе официально заявляю, и мое слово закон, и...

Моис стоял перед остывшей печкой, голый, если не считать кальсон. Он явно собирался ложиться, когда зашел Джед Хоксворт. Одежда его была кучей свалена на табуретке около кровати.

— ... и только попробуй ещё раз огрызнуться, стоять тебе тогда у стенки, но учти, ты не увидишь двенадцати направленных на тебя ружей, потому что на глазах у тебя будет повязка, зато услышишь, как щелкнут взводимые курки. Дезертир, значит, а?

Негр смотрел на него в тоскливом оцепенении. Плечи поникли. Черную кожу спины и плеч пересекали бледные рубцы от старых побоев, хорошо заметные при свете лампы. Раз или два губы его шевельнулись, как будто слагая слово. Но звука не последовало.

— Н-да, — сказал Джед Хоксворт, — они нарочно дали тебе драпануть, лишь бы избавиться от тебя, ты, никчемный черный сукин сын. Да-а... — он опустил взгляд на кальсоны Моиса.

— Да-а, — сказал он, и глаза его блеснули. — Ты ведь никогда не снимаешь подштанники. Вот именно, даже когда моешься. Но должна же быть причина. И как всякий безмозглый ниггер, ты не сообразил, что кто-то может до этого додуматься. Так вот, я додумался. Я знаю, что янки делают с такими, как ты.

Длинная, как у паука, правая рука Джеда Хоксворта вытянулась, двумя пальцами ухватила старенькие серые кальсоны за пояс и дернула, пуговицы разлетелись по комнате. Отпущенные кальсоны упали.

На правом бедре негра, грубо морщиня темную и гладкую поверхность кожи, светлело выжженное клеймо. Большая буква "Д".

С тупым, болезненным удивлением негр разглядывал отметину на собственном теле, как будто впервые увидел, как будто ждал, что вскоре она смертельно разрастется.

— Знаешь, что это такое? — спросил Джед Хоксворт, обернувшись к Адаму. — Насколько я понимаю, твой достойный ученик в состоянии прочесть эту букву. "Д" — это дрянь. "Д" — это дерьмо. Вот как прозвали его янки. Вот как они окрестили солдата, который ни черта не стоит. Никчемного дезертира.

Джед коротко рассмеялся.

— Н-да, — сказал он, злобно поворачиваясь к негру и тыча в него пальцем. — И эти отметины на спине. Небось, это вовсе не жестокий плантатор тебя так располосовал. Небось, это тоже янки.

— Нет! — вырвалось у Моиса Толбата. Теперь звук получился. Губы задвигались, и исторгли слова: — Нет, клянусь Господом Всемогущим, клянусь...

Он замолчал. Джед Хоксворт, качая головой, кисло улыбался из далека своего недоверия. Потом произнес: