Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 1)

• Название: Виргинцы (книга 1)
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Проза

---

Дама, которая в настоящее время пользуется большим доверием его величества, весьма расположена к вашему мальчику и не преминет обратить на него милостивое внимание нашего государя. Его высочеству герцогу он уже был представлен. Если уж ему суждено жить в Америке, то почему бы мистеру Эсмонду-Уорингтону не возвратиться туда губернатором Виргинии и с титулом? Надеюсь, что так оно и будет.

А пока я должна быть с вами откровенной и сообщить, что он, боюсь, связал себя очень глупым обещанием жениться. Брак со старухой даже ради ее денег — глупость едва ли простительная, игра ne valant queres la chandelle {Не стоящая свеч (франц.).}, как не раз заверял меня господин Бернштейн, пока еще был жив, и я верю ему, бедняге! Но жениться на старухе без денег только потому, что ты дал слово, — это, на мой взгляд, безумие, на которое способны только желторотые юнцы, и, боюсь, мистер Уорингтон входит в их число. Не знаю, каким образом и ради чего, но моя племянница Мария Эсмонд escamote {Заполучила (франц.).} у Гарри обещание. Он ничего не знает о ее antecedens {Прошлом (франц.).}, но мне известно все. За последние двадцать лет она пыталась поймать в мужья двадцать человек. Мне все равно, как она выманила у него обещание, но стыд и позор, что женщина сорока с лишком лет играет на чести мальчика и отказывается вернуть ему слово. Она совсем не такая, какой представляется. Ни один лошадиный барышник (так он говорит) его не проведет... но вот женщина!

Я сообщаю вам эту неприятную новость не просто так. Быть может, вы решите приехать в Англию, но я бы на вашем месте была очень осторожной, а главное, очень мягкой, — попытка обуздать его строгостью только раздражит его пылкий нрав. Боюсь, что имение ваше — майорат, и угроза лишить его наследства Марию не испугает. Иначе при ее корыстолюбии она (хотя такой красавчик и очень ей по вкусу) и слышать о нем не захотела бы, окажись он бедняком. Я сделала все, что могла, и даже больше, чем допустимо, лишь бы расстроить этот брак. А что именно, я предпочту не доверять бумаге, но ради Генри Эсмонда я остаюсь искренним другом его внука и, сударыня,

вашей преданной сестрой. Беатрисой, баронессой де Бернштейн.

Миссис Эсмонд-Уорингтон. Каслвуд. Виргиния".

На обороте этого письма почерком госпожи Эсмонд написано:

"Письмо моей сестры Бернштейн, полученное вместе с письмом Генри 24 декабря, по получении какового было решено, что мой сын должен немедля возвратиться домой".

Глава XLII

Fortunatus nimium {Чрезмерно богатый (лат.).}

Хотя Гарри Уорингтон был исполнен решимости сдержать злополучное обещание, которое вырвала у него кузина, мы льстим себя надеждой, что благосклонный читатель не составит о нем совсем уж дурного мнения, вообразив, будто молодой человек радовался этой помолвке и не расторгнул бы ее с восторгом, если бы мог. Весьма вероятно, что и беднягу Уилла он проучил не без задней мысли, рассуждая примерно так: "Семья теперь, конечно, со мной рассорится. В этой ссоре Мария, возможно, станет на сторону брата. Я, разумеется, откажусь принести извинения или как-либо иначе загладить случившееся. Тогда Уилл, пожалуй, пошлет мне вызов, а ведь он мне не противник. Вражда ожесточится, наша помолвка будет расторгнута, и я вновь стану свободным человеком".

Вот так наш простодушный Гарри заложил свою мину и поджег фитиль. Однако вскоре выяснилось, что взрыв никакого вреда не причинил, если не считать того, что Уильям Эсмонд неделю ходил с распухшим носом и синяком под глазом. Вызова своему кузену Гарри Уорингтону он не послал, а потому не убил Гарри и не был им убит. Уилл полетел на пол и поднялся с пола. Да и сколько людей поступило бы иначе, будь у них возможность свести счеты втихомолку, так, чтобы не посвящать в это посторонних? Мария отнюдь не встала в ссоре на сторону семьи, а высказалась в пользу своего кузена, как, впрочем, и граф, когда он узнал об этой стычке. Драку начал Уилл, сказал лорд Каслвуд. Это подтверждает капеллан, да и Уилл не первый и не десятый раз, напившись, затевает ссору. Мистер Уорингтон только ответил подобающим образом на оскорбление, и извиняться должен не он, а Уилл.

Гарри заявил, что не примет извинений до тех пор, пока ему не будет возвращена его лошадь или не будет уплачено пари. Про то, как в конце концов разрешился вопрос о пари, в бумагах, которые были в распоряжении автора настоящей хроники, не говорилось ничего, но известно одно: кузены после этого встречались в домах общих знакомых неоднократно и без членовредительства.

Вначале старший брат Марии был очень не прочь, чтобы его сестра, остававшаяся незамужней столько лет, в течение которых грязь и репьи, прорехи и пятна, естественно, все больше лишали ее одежды былой белизны, вступила наконец в брак, каким бы ни был жених. А если он окажется джентльменом из Виргинии — тем лучше. Она удалится в его лесной вигвам — и конец всем заботам. Согласно с естественным ходом вещей Гарри переживет свою далеко не молодую невесту и после ее кончины утешится или нет — это уж как он пожелает.

Но, приехав в Лондон и побеседовав с тетушкой Бернштейн, его сиятельство переменил мнение и даже попробовал отговорить Марию от брака, испытывая жалость к юноше, который обречен влачить горестную жизнь из-за глупого обещания, данного в двадцать один год.

Горестную! Но почему? Мария отказывалась понять, почему его жизнь должна стать горестной. Жалость, как бы не так! Что-то в Каслвуде его сиятельство жалость не мучила. Попросту ее братец добывал у тетушки Бернштейн, и тетушка Бернштейн обещала ему кругленькую сумму, если этот брак не состоится. О, она прекрасно понимает милорда, но мистер Уорингтон человек чести, и она ему верит. Засим милорд удаляется в кофейню Уайта или в какое-либо еще из своих излюбленных заведений. Возможно, его сестра слишком точно угадала, о чем беседовала с ним госпожа Бернштейн.

"Итак, — размышляет он, — моя добродетель привела лишь к тому, что юный могок станет добычей других, и я щадил его совершенно напрасно. "Quem Deus vult..." {Начало латинской поговорки: "Кого бог хочет погубить, у того он отнимает разум".}, как там выражался школьный учитель? Не я, так еще кто-нибудь, это ясно, как божий день. Мой брат уже заполучил кусок, милая сестрица намерена проглотить его целиком. А я-то, я-то оберегал у себя в доме его юность и простодушие, играл по маленькой и разыгрывал из себя его ментора и опекуна. Глупец! Я лишь откармливал гуся, чтобы ели его другие! Не так уж много творил я добрых дел на своем веку, и вот — доброе дело, но кому от него польза? Другим! Вот, говорят, раскаяние. Да клянусь всеми огнями и фуриями, я раскаиваюсь только в том, что мог бы сделать и не сделал! Зачем я пощадил Лукрецию? Она только возненавидела меня, а ее муж все равно изведал уготованную ему судьбу. Зачем я отпустил этого мальчика? Чтобы его общипали Марч и прочие, которым это и не нужно вовсе! И это у меня скверная репутация! Это на меня кивают люди и называют распутным лордом! Это со мной умоляют матери своих сыновей не водить знакомства! Pardieu {Черт побери (франц.).}, я ничем не хуже моих ближних, только везет мне меньше, и величайший мой враг — моя же собственная слабость!" Автор этой хроники, приводя тут в виде связной речи то, что граф лишь думал, бесспорно, мог истощить свой кредит у терпеливого читателя, и тому дано полное право не платить доверчивостью по этому чеку. Но разве Тит Ливий с Фукидидом и десяток других историков не влагали в уста своих героев речи, которые, как нам прекрасно известно, те и не думали произносить? Так насколько больше оснований имеем мы, досконально зная характер милорда Каслвуда, рассказывать о мыслях, мелькавших в его мозгу, и запечатлеть их на бумаге! Как? Целая стая волков готова наброситься на ягненка и пообедать им, а голодный матерый охотник будет стоять в стороне и не поживится хотя бы котлеткой? Кого не привела в восторг благородная речь лорда Клайва, которому после его возвращения из Индии поставили в вину несколько вольное обращение с джегирами, лакхами, золотыми мугурами, алмазами, жемчугами и прочим? "Честное слово! — воскликнул герой Плесси. — Когда я вспоминаю, какие у меня были возможности, я не могу понять, почему я взял так мало!"

Чувствительным натурам всегда бывает неприятно рассказывать неблаговидные истории о джентльмене, и делаешь это лишь по принуждению. Вот почему, хотя еще до того, как была написана первая страница этой хроники, я знал, что представлял собой лорд Каслвуд и какого мнения придерживались о нем его современники, я умалчивал о весьма многом и лишь давал понять доверчивому читателю, что этот аристократ не заслуживает наших симпатий. Бесспорно, лорд Марч и другие джентльмены, на которых он сетовал, с такой же легкостью побились бы об заклад с мистером Уорингтонрм на его последний шиллинг и забрали бы этот шиллинг, с какой обглодали бы косточку цыпленка. Да, они использовали бы каждое преимущество, которое давало бы более тонкое знание игры или конфиденциальные сведения о лошадях на скачках. Но ведь так поступают все джентльмены. Зато, играя, они не передергивали, а проигрывая, платили проигрыш.