Ивлин Во - Елена

• Название: Елена
• Автор: Ивлин Во
• Издательство: «Текст»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-7516-0337-0

В центре романа выдающегося английского писателя Ивлина Во (1903-1966) — судьба Елены Флавии, матери римского императора Константина I, основателя Константинополя. Жизнь этой женщины, по легенде нашедшей части креста, на котором был распят Иисус Христос, совпала с важнейшим этапом европейской истории — с признанием христианства как официальной религии Римской империи.

---

— Она очень любила Криспа, — осторожно сказала Фавста.

— Ну конечно. Ты же знаешь, она его вырастила. Он был прелестный мальчик.

И тут Фавста допустила непоправимую ошибку.

— Я все думаю, — сказала она, — не знала ли твоя мать что-нибудь о заговоре?

Тон, каким она это произнесла, колокольным звоном прозвучал в ушах Константина. Это был хорошо знакомый ему, совсем особенный тон. Скольких людей погубила Фавста своими словами, произнесенными именно таким тоном? Константин внимательно слушал ее, а перед глазами у него, под звуки этого похоронного звона, тянулась вереница прежних товарищей по оружию — как правило, больших негодяев, — которые были один за другим заколоты, удушены, отравлены за двадцать лет их супружеской жизни. Он ничего не отвечал, и она продолжала:

— Нам известно, что Крисп побывал у нее в Сессорийском дворце. Заговор окончательно созрел как раз тогда, когда она приехала в Рим.

Константин все еще молчал. Для Фавсты такие долгие паузы были привычны. Не желая оставлять эту тему, она через некоторое время спросила:

— Откуда вообще родом твоя мать? По-моему, этого никто не знает.

— Из Британии. Это была одна из немногих тайн моего отца.

И, словно забыв, о чем они только что говорили, он принялся рассказывать про этот далекий остров, про белые городские стены Йорка, про поэтические легенды страны. Он сказал, что надеется когда-нибудь снова там побывать [32].

Фавсте показалось, что эта ее первая попытка потерпела неудачу. «Ну, ничего, — подумала она. — Ведь я — как сеятель, сеятель истины. Бывает же, что семя падает на бесплодную почву. Надо будет попробовать еще». Так размышляла она в тот день, пока Константин лежал и молча смотрел на нее. Но ближе к вечеру, приняв ванну, освеженная и повеселевшая, она встретила тот же жесткий взгляд и порадовалась, что ее намек остался незамеченным. Старуха все равно не могла представлять серьезной опасности. Скоро ей предстояло уехать обратно в Трир и больше не возвращаться. Никогда не надо делать зла людям, если это не принесет ощутимой и немедленной выгоды. Фавста всегда считала, что нарушить это простое жизненное правило — значит навлечь на себя несчастье и, может быть, проклятие.

Фавста пришла после ванны, умащенная ароматными маслами и вся благоухающая. Ей показалось, что Константин обратил на нее больше внимания, чем обычно. Может быть, он впал в любовное настроение? Иногда именно этим кончались его припадки меланхолии. Она попробовала сделать авансы, но отклика не встретила. Почва по-прежнему была бесплодной.

Но дело обстояло совсем иначе. Константину было о чем поразмыслить. И, поразмыслив, он решил, что Фавста зашла слишком далеко.

В тот вечер Константин снова вызвал к себе колдуний. Фавста, у которой после ванны голова работала особенно хорошо, решила, что никакой пользы от них больше не будет. Это их представление должно было стать последним. Так оно и оказалось.

После нескольких пассов старухи девушка погрузилась в транс. Она корчилась, стонала и бормотала, как и на многочисленных прежних сеансах. Константин молча смотрел. Через некоторое время она, как всегда, произнесла:

— Священный император в большой опасности.

Все шло по уже привычной колее. Девушка сидела, застыв в напряженной позе, почти не дыша, стиснув зубы и закатив глаза, — такой они видели ее много раз. Но потом что-то вдруг изменилось. Лицо ее покрылось потом, все тело расслабилось, и она начала, поводя глазами, медленно и ритмично раскачиваться и притопывать ногой. Старая колдунья озабоченно посмотрела на нее и зашептала Фавсте на ухо.

— Что-то неладно. Старуха говорит, что лучше ее разбудить. Сегодня пророчества не будет.

А в душе девушки звучала музыка, неслышная остальным, — она неслась откуда-то из-за пирамид, из бистро, где в музыкальном автомате вертелась пластинка и лились звуки джаза. Из-под ног девушки уплыла твердая почва пространства и времени, и вместо них простиралась бездонная, бесформенная зыбучая трясина. Она словно выбралась наружу из тесной раковины, превратившись в подобие новорожденного младенца без рода и племени, одинокого и беззащитного. Бредя на ощупь во тьме, она вдруг почувствовала, что одержима неким демоном, полностью подчинившим ее себе. И с ее оттопыренных губ стали сами собой срываться слова пророчества, ритмичные, как бой тамтамов, и тихие, как песнь любви:

Живио! Вива! Арриба! Хайль!
От Рейна до Нила крутой правит царь.
У него два бога и две жены,
и все покоряться ему должны.
Он выкинул кости и угадал -
и город, и мир он себе забрал.
Весь банк огреб, над всеми он босс,
но чем он кончит — вот вопрос.
Он великий царь, он жестокий царь.
Никто не любил его, как встарь.
Всем миром владел — стало миру невмочь.
И все проиграл он в ту же ночь:
он выкинул кости — и не угадал.
Остров Елены его уже ждал.
Глядит он в море совсем один,
еще недавно — всему господин.
И только волны плещут кругом,
да британские козни — ну, чисто облом!
Видно, сгинуть ему на острове том.
Забудут все о царе крутом,
и никому его не жаль.
Аве и вале! Живио! Хайль!

Девушка умолкла. Старая колдунья, беспомощно взглянув на своих повелителей, принялась дуть ей в уши, трясти ее и что-то кричать на их языке.

— По-моему, мы услышали достаточно, — сказал Константин. — Пойдем.

И он в первый раз за несколько недель вышел из своих покоев.

— Исключительно интересное представление она нам устроила, — сказала Фавста.

— Очень интересное.

— Ты обратил внимание, что она говорила про «британские козни»?

— Обратил.

— Ты говорил, никто не знает, откуда родом твоя мать, да?

— Кроме меня и тебя, дорогая, — никто.

— По-моему, из этого ясно следует, что девчонка не врет.

— Следует, — сказал Константин.

Он отправился в большой зал, где обычно занимался работой. Велел принести парик. Велел принести бумаги. Тут же собрался весь двор. Константин быстро расправился с множеством самых срочных дел. Повсюду заговорили, что меланхолия у императора прошла.

Главный камергер принес ему список тех, кто за это время просил об аудиенции.

— Вдовствующая Императрица приходила каждый день?

— Каждый день.

— Я приму ее завтра. И я должен посмотреть, как идут работы на постройке арки. Пусть архитекторы встретят меня там. Сегодня молебна не будет.

Он вышел в сопровождении офицера, который время от времени выполнял его секретные поручения.

— Насчет этих двух колдуний, — сказал он офицеру. — Тех чернокожих, которых прислал мне Никагор. Они мне больше не нужны.

— Хорошо, великий император.

— Ты держал их взаперти?

— О да, великий император. С самого их приезда.

— Ладно. Уничтожь их.

— Хорошо, великий император.

— Они ни с кем не виделись?

— Только с императрицей.

— Ах, с императрицей... Да, насчет ее тоже я хотел тебе кое-что сказать. Где она сейчас?

— Я думаю, у себя в бане. Это ее обычное время.

В свое обычное время — в самое приятное время, — в своей жарко натопленной парильне, совсем одна и совсем обнаженная Фавста гляделась в зеркало, которое ничуть не запотело — жар был сухим, как в пустыне. Разглядывая свое безмятежное, круглое, мокрое лицо, она размышляла.

Двадцать лет замужем, в окружении соглядатаев, и ни разу не уличена даже в мелком грешке; мать шестерых детей, и все еще — ведь правда? — способна вызвать желание; еще нет сорока, и уже повелительница всего мира.

Совсем недавно маленькая парильня стала еще уютнее: здесь появились матрац и подушки из тонкого африканского сафьяна — шедевры дубильного искусства, мягкие, словно шелк, непромокаемые, источающие аромат сандала, который заглушал запах кожи.

Здесь, в парильне, не было ничего лишнего. Произведения искусства стояли снаружи, вокруг бассейна. А здесь даже на двери не было украшений. Бронза слишком нагревалась, а инкрустации из слоновой кости и черепахи, бывшие частью первоначального проекта, от жара высыпались, остались только массивные створки из цельного кедрового дерева. Но стены, пол и потолок были сплошь покрыты мозаикой, выполненной по рисунку Эмольфа, — пестрой и красочной, как персидский ковер. Со всего мира были собраны здесь камни самых эффектных цветов и самых тонких рисунков.

Фавста лениво смотрела, как струйки пота стекают между ее грудей, заполняя пупок. Она испытывала глубокое удовлетворение. Пережить всех своих земных врагов и иметь всегда под рукой этого милого епископа, который гарантирует вечное блаженство в следующем мире, — какая героиня античности могла этим похвастать?