Джек Керуак - Ангелы одиночества

• Название: Ангелы одиночества
• Автор: Джек Керуак
• Жанр: Классическая проза

---

92

Протекай сквозь все как протекла полыхнувшая молния, и пусть ничто тебя не тревожит

Мы забиваемся в две машины, Дональд спереди за рулем той в которой я, и отправляемся на поэтические чтения которыми я лично не собираюсь насладиться или вернее сказать не собираюсь терпеть, я уже придумал (вино и все такие дела) как улизну в бар и встречу всех позже - "Кто этот Меррилл Рэндэлл?" спрашиваю я - про поэта который собирается сегодня зачитывать свои творения.

"Такой тонкий и изящный, в очках в роговой оправе и всегда в каком-нибудь красивом галстуке, ты его видел в Нью-Йорке, в Ремо, но не помнишь", говорит Ирвин. "Из Хартцджоновской тусовки - "

Тонкие чайные чашечки - может и интересно было бы послушать как у него катит спонтанное стихосложение, но я не смогу усидеть слушая эту продукцию его печатной машинки, наверняка это очередная попытка подражания какому-нибудь из лучших поэтов современности, ну в крайнем случае будет что-то приближающееся к этому уровню - нет, лучше я буду выслушивать новые рафаэлевы словесные бомбы, а больше всего на самом-то деле мне хотелось бы услышать поэму написанную Лазарусом

Роза медленно и внимательно пробирается сквозь сан-францискские потоки транспорта, и я не могу удержаться от мысли "Если бы за рулем был старина Коди то мы успели бы уже за это время смотаться туда и обратно" - Забавно что сам Коди никогда не ходит на поэтические чтения или другие подобные формальности, только однажды он пришел как-то, в честь первого чтения стихов Ирвина, и когда тот проревел свое последнее стихотворение и в зале воцарилась полная тишина, то именно Коди, одетый в свой воскресный костюм, подошел и пожал руку поэту (своему братишке Ирвину, с которым он мотался автостопом через все Техасы и Апокалипсисы 1947 года) - я всегда вспоминаю это как символичный и прекрасный скромный акт дружбы и хорошего вкуса Стиснутые в машине коленями и висящие вниз головой мы заинтересованно вертим головами, пока Роза пытается припарковать свою машину в узкий пустой проем - "Окей, окей, еще чуток, подверните колесо". И она кивает "ну да конечно " и мне хочется сказать "Ах Рози ну почему ж ты не осталась дома есть шоколадные конфеты и читать Босуэлла, вся эта светская жизнь не принесет тебе ничего хорошего, только новые морщины беспокойства на твоем лице - а светская улыбка это просто обнаженная полоска зубов."

Но зал чтений уже забит прибывшими заранее, уже тут и девушка-билетерша, и программки, и мы садимся в кружок разговаривая, и в конце мы с Ирвином сваливаем купить четверть галлона сотерна чтобы подразвязались языки - А вообще тут вполне мило, Дональд уже здесь, он один, девушка уехала куда-то, и он оживленно болтает отпуская маленькие забавные шуточки - Лазарус стоит где-то позади, и я пристраиваюсь с бутылочкой - Роза привезла нас сюда и теперь ее работа закончена, она заходит и садится в зале, она была Матерью везущей на Небеса Повозку, полную ее маленьких детей которые не верят что в доме приключился пожар

Больше всего лично меня интересует то что после должна состояться вечеринка в большом доме, и с большой чашей пунша, но вот внутрь заходит Дэвид Д`Анжели, скользящей арабской походкой, улыбаясь, с очаровательной француженкой по имени Иветта под руку, и О он похож на какого-нибудь изящного прустовского героя, Священник, если Коди Проповедник то Дэвид Священник, но у него всегда найдется какая-нибудь красотка в запасе, и я уверен что Дэвида от принятия Пострига в каком-нибудь Католическом монастыре останавливает только то что он может захотеть жениться опять (он уже был женат однажды), и растить детей - из всех нас Дэвид самый красивый мужчина, у него идеальные черты лица, как у Тирона Пауэра, но более тонкие и таинственные, и он говорит с таким странным акцентом, что я и не знаю даже где он мог его подцепить - Наверное так выглядел бы араб выпускник Оксфорда, в Дэвиде есть что-то несомненно арабское, или арамейское (или карфагенское, как у Святого Августина) хотя на самом-то деле он сын покойного зажиточного итальянского торговца, и мать его живет в прекрасной квартире с роскошной мебелью красного дерева, и серебром, и кладовкой забитой итальянской ветчиной, сыром и вином - все домашнее - Дэвид он как святой, он и выглядит как святой, он один из тех изумительных людей которые в юности пытались перепробовать все виды порока ("Попробуй-ка эти таблетки", сказал он Коди при первой встрече, "это просто окончательный оттяг", так что Коди так и не осмелился их пробовать) - И вот сегодня Дэвид возлежит на кровати покрытой белым мохнатым покрывалом, с черной кошечкой, читая Египетскую Книгу Мертвых и передавая косяки по кругу, и разговаривает очень странно "Но как это чуу-ууудненько, ну праа-ааавда же" примерно говорит он, но когда "Ангел выбил у него почву из под ног" и ему открылось видение писаний Отцов Церкви, всех одновременно, ему было приказано вернуться к католической вере своих отцов, так что теперь из изысканного и чуть декадентствующего поэта-хипстера он превратился в изумительного Святого Августина отдавшего все пороки юности своей Видению Креста - Через месяц он уходит в траппистский монастырь на послушание - Дома перед причастием он врубает пластинки Габриэлли на полную громкость - Он доброжелательный, аккуратный, остроумный, любит все подробно разъяснять, и его не устаивают простые ответы - "Весь этот твой буддизм это просто отголоски манихейства, Дже-еек, посмотри этому факту в лицо - в конце концоув ты же был окрещен и говорить тут нэ о чем, понимаешь", и он поднимает изящно свою тонкую белую и нежную руку священника - И все же скользящей походкой своей он пришел сегодня на эти поэтические чтения, весь такой изысканный, прошел даже слух что он решил повременить с обращением и теперь вежливо замалчивает все вопросы на эту тему, и поэтому для него вполне естественно придти под руку с этакой великолепной Иветтой, и так идеально и со вкусом одетым в простой костюм с простым галстуком, и с этим свежевыстриженным ежиком придающим его миловидному лицу зрелый, возмужалый вид, так что за один год его лицо стало из юношески красивого красивым мужской красотой, и посерьезнело вдобавок

"О да ты на вид как-то возмужал, братец!" первое, что я говорю ему.

"Что ты имеешь в виду, возмужал!" кричит он, топая ногой и смеясь - Ах как же он двигается этими своими арабскими скользящими движениями, и здороваясь он будто бы преподносит вам свою мягкую белую искреннюю и кроткую руку - но стоит ему начать говорить я не могу удержаться от хохота, он действительно очень смешной, его улыбка держится на лице дольше любых разумных границ, и ты начинаешь понимать что сама по себе эта улыбка это такая тонкая шутка (большая шутка), и он считает что ты ее поймешь и продолжает излучать из маски своего лица белое безумие до тех пор пока тебе не останется только услышать слова его внутреннего языка которые он не произносит вслух (и они без сомнения тоже смешные), и из-за всего этого мне не удержаться никак - "Над чем это ты смеешься, Джеее-ек!" взывает он. Он растягивает гласные так что его речь приобретает какой-то совершенно отдельный акцент состоящий из (естественно) американо-итальянского, второго поколения, произношения, но с сильным британским налетом на основе средиземноморской элегантности которые вместе создают такую прекрасную и странную разновидность английского языка которую я нигде еще не встречал Дэвид Благотворящий, Дэвид Любезный, носивший (по моему настоянию) мое пончо с капюшоном в нашем домике, и он вышел в нем ночью чтобы помедитировать под деревьями, быть может он молился стоя на коленях, и когда он вернулся в домик где я сидел и читал "манихейские" сутры, он снял свой капюшон только тогда когда я посмотрел как он ему идет, и выглядел он как настоящий монах - Дэвид, с которым как-то воскресным утром мы вместе пошли в церковь, и после причастия он прошел по проходу между рядами с облаткой тающей под языком, глаза набожно и немного насмешливо, но по крайней мере вовлеченно уж точно, опущены долу, руки сложены так чтобы все женщины могли это видеть, образцово-показательный священник - Все постоянно говорят ему: "Дэвид напиши исповедь своей жизни как сделал Св. Августин!" и это его забавляет: "Ну не знаа-ааю!" смеется он - Но это потому что всем известно что он отвязный джазовый чувак который побывал черт знает где и теперь направляется на небеса, в этом нет земной корысти, и все действительно чувствуют что ему известно что-то что было позабыто или замолчено в опыте Св. Августина, Франциска Лойолы и других - Сейчас он пожимает мне руку, представляет синеглазой изумительной красотке Иветте, и присаживается со мной чтобы пропустить стаканчик сотерна

"И чем ты сейчас занимаешься?" смеется он.

"Ты придешь потом на вечеринку? - хорошо - я сваливаю и иду в бар - "

"Ну так не напейся там!" смеется он, он всегда смеется, когда они с Ирвином собираются вдвоем, взрывы хохота следуют один за другим, они обмениваются эзотерическими мистериями под общей византийской крышей своих пустых голов - одна частичка мозаики за другой, атомы пусты - "Столы пусты, и все ушли", напеваю я, на мотив синатровской "Ты учишься петь блюз"