Эдуард Снежин - Оторва

• Название: Оторва
• Автор: Эдуард Снежин
• Жанр: Эротика

«Оторва» - остро эротический роман об отношениях, возникших у героя с молодой, но ранней "русской Лолитой".

   Герой, одолеваемый сомнениями, всё-таки идёт на близкий контакт с юной девушкой и проникается к ней неуёмной страстью. Она даёт ему столько нового, чего не могли дать все женщины, которых он знал раньше.

   Молодая "оторва" жадно стремится познать все прелести сексуальных отношений между полами.

   В естественной любви, без насилия, равно как и в её описании, нет запретных тем.

   «Оторва» это не виагра в книжной обложке, живописующая трах и отсос, она побуждает задуматься читателя.

   Кто-то выбирает себе хапанье денег, кто-то политические интриги, кто-то автогонки, кто-то наркотики.

   Мои герои выбрали познание секса. Секс свободен, человек и секс красивы, и это достойное занятие.

---

   Ещё со дня рождения Ларисы, соседка, выше этажом, подала жалобу в милицию на громкую музыку. Меня вызвали, я объяснил, что громкая музыка звучала в разрешённое время.

   Участковый сказал, что с этим всё равно будет разбираться административная комиссия, но мы уезжали в отпуск, и я попросил отложить разбирательство до возвращения.

   Однако, скрипучая машина «правосудия» замолола по своим привычным правилам,  и, т. к. я не явился на комиссию, дело передали по месту работы.

   С каким сладострастием, был бы  повод! обсуждали меня на собрании отдела!

   Под предлогом выяснения: в какое всё-таки время гремела музыка, и мой убелённый сединами начальник, и подчинённые мне женщины в возрасте под пятьдесят лет, все допытывались, кто же тусуется на моей квартире, с кем и как?

   Я ушёл в глухую оборону и ничуть не удовлетворил их нездоровое любопытство. Меня лишили премии за квартал.

    «В каждом из них дремлет нерастраченная за долгую жизнь сексуальная энергия», - думал я, - и сублимирует причудливым образом за счёт хотя бы частичного удовлетворения за чужой счёт».

   Потом я возмутился.

   «Собственно, по какому праву предприятие выступает в роли моего душеприказчика и наказывает за бытовые случаи, не имеющие отношения к производству»?

   Вопрос являлся риторическим, я хорошо сознавал, что в стране, в которую карма поместила меня, никогда не знали и не признавали законов, защищающих права человека.

   Но … если ты не за себя, то кто за тебя?

   Я поинтересовался в административной комиссии: какой штраф взяли бы с меня в худшем случае, явись я туда вовремя? Оказалось в двадцать раз меньше суммы лишённой премии.

   Тогда я обратился в конфликтную комиссию предприятия, возглавляемую, слава богу, продвинутым в законах чиновником и, что важнее, сочувствовавшему защите прав граждан. Большая редкость!

   В результате пришлось моему начальнику срочно перераспределять премию – не платить же из своего кармана.

   Я понимал, что этот протест обойдётся мне потом боком, но должен был самоутвердиться, чтобы не потерять уважение к самому себе. Не превратиться в безвольной рыхлый комок общей серой массы, с таким восторгом обсуждавшей мою личную жизнь.

   Жизнь редко идёт навстречу исполнению всех твоих желаний, особенно, если ты залез не в свои сани.

   Я просил тогда у жизни одно, дай бог, чтобы моя баламутная красавица не изменила мне в том слишком вольном круговороте жизни, который мы вели.

   Однажды, сидели с ней в ресторане за столиком со случайной незнакомой парой.

   Мужчина, как только дамы ушли вместе в туалет, откровенно заявил мне:

   - Ты ещё таскаешь такую красотку по ресторанам? Да ей надо выколоть один глаз и не выпускать, всё равно, из дома!

   - Сильно сказано! – отозвался я, - но мы не в Саудовской Аравии, и я не шейх.

   - Ну, тогда будь готов ко всему!

   А Лариса, обыкновенно с Мариной, часто шастала неизвестно где, особенно с тех пор, как мы снова порешили с ней ограничить потребление алкогольных напитков.

   Как-то в выходной она вышла без доклада из дома и испарилась.

   В поисках подруги, я позвонил Гелию, местному фотографу, старше меня, давно разведённому. Гелий, не смотря на возраст, был штатным бой френдом Марины, у него постоянно находилось для неё хорошее вино.

   - Знаешь, Вадик, - отвечал мне всегда любезный Гелий, - они появлялись, но ушли. Я что-то приболел, а девчонки хотели выпить.

   - Не знаешь куда пошли?

   - Знаю, к горбуну.

   Горбуна я немного знал по работе. Инженер, примерно, в моём возрасте, жил один недалеко в однокомнатной квартире.

   Злая судьба изуродовала его с детства, маленький и горбатый он смотрелся несчастным, но из контактов с ним я заключил, что у него добрый и отзывчивый характер.

   Я пошёл к нему и там обнаружил Ларису и Марину, и ещё двух молодух, распивающих всё тот же модный бюракан, выставленный хозяином.

   - Красиво жить не запретишь! – приветствовал я Павла.

   - Проходи, проходи Вадик, - засуетился горбун, - Надя, принеси с кухни фужер, - обратился он к молодой, но уже заметно поблекшей блондинке, наверно, от порочных излишеств, он курила сигареты – одну за другой.

   Надя с интересом взглянула на меня, что-то в её взгляде было таинственно притягательное, и я пропел в шутку:

   - Ах, Надя, Наденька мне б за двугривенный – в любую сторону твоей души!

   Надя улыбнулась и ушла в кухню. Лариса сразу насторожилась, что и было моей целью - задеть ревнивицу.

   - А я вот один, а их много, - развёл руками Павел, - хорошо, что заскочил. Я там приготовил тебе осциллограф, но ты посиди!

   Дело в том, что мне надо было дома настроить видак, у Павла был осциллограф, и как-то на работе договорились, что  зайду за ним.

   Но я-то припёрся с другой целью: в поисках Ларисы.

   - Посидим, раз моя подруга здесь, - согласился я.

   - Да? А кто тут твоя? – простодушно спросил  Павел.

   Лариса проявила реакцию и пересела ко мне на колени.

   - Вот оно, что! Она у меня в первый раз, и знаешь, поразила.

   - Да она всех поражает, красотка! – невежливо завели мы разговор в третьем лице о присутствующей даме.

   - Красотка-то точно. Но здесь другая гносеология. Не в этом дело!

   - В чём же? – решил я поддержать философские изыски  Павла.

   Я давно заметил, что физически ущербные люди, если не спиваются совсем, много рассуждают о жизни, о её смысле и становятся от этого мудрыми.

   - Она другая, чем эти! - обвёл он рукой остальных девушек, и те, наверно, возмутились, если бы разговор шёл не о Ларисе. Удивительное дело, ни разу не видел, чтобы кто-то из её подруг пытался оспорить превосходство оторвы.

   Подруги молчали, Лариса тоже, пиар работал на неё.

   Павел выпил со мной с полстакана мадеры и возбуждённо, жестикулируя руками, начал резать правду-матку:

   - Кто эти? Эти блядво! Эти за стакан вина что хочешь, сделают!

   - Не обижай девчонок. А то не будут тебе делать, - сдержал его я.

   - Эти? – опять повторил горбун, - других найду! Да они не обидятся, привыкли ко мне. А твоя, твоя … богиня! – нашёл он, наконец, слово.

   - Да ты меня первый раз видишь! – открыла Лариса рот.

   - Первый. Но знаю.

   - Пьяное признание в любви, вот что твои слова, - сказала девушка.

   - Вот-вот! – ты сразу поняла, - признание, а им я не признавался, ты спроси.

   Не знаю, куда бы завёл сей диспут, но тут постучался и вошёл в дверь парень, лет тридцати, с каким-то уж слишком тоскливым лицом.

   - Ты опять здесь, Надя, - обратился он к поблёкшей блондинке, - пошли домой.

   - Да ты садись, - пригласил Павел.

   - Не буду пить чужое вино, - ответил парень, - а на своё денег нет.

   Они ушли.

   - Толяй три года отсидел за воровство, - сообщил Павел, - гордый, блин!

   - А там только так, - сказала Лариса, - или гордый, или «Машка.»

   - Вот видишь, видишь! – опять начал Павел, - молодая, а всё понимает.

   - Толю за зону выселяют, - сказала молчавшая до того незнакомая девушка,

   - Надя продаст квартиру и уедет с ним.

   - Да где они жить будут?

   - А там, на старой заимке за  городом.

   - Пусть их, - махнул рукой Павел, - Надька совсем, здесь разгулялась, пока он сидел.

   - Ладно, пошли тоже, - потянул я Ларису, - дети по лавкам плачут!

   - Бюракан возьмёшь ради субботы?

   - Возьму.

   - Тоды, кей.

   - Я с вами! - вскочила Марина.

   - Куда мы без тебя? - ехидно поддел я её.

   Я забрал осциллограф и простился с Павлом. Он остался не один.

   Когда вышли из дома, Лариса с гордостью взглянула на Марину, потом на меня:

   - Видишь, я богиня. Тебе повезло.

   - А ещё и ведьмочка, - щёлкнул я её по носику, весьма обрадованный тем, что нашёл гулящую.

   - Но божественная, - подвигала она плечами.

   Что говорить, все млели от неё с первого раза, и у меня тоже не было ни сил, ни желания вырваться от её гипноза, пусть всё катится, как есть, лишь бы была рядом!

                                            XIX

   - Включи «Европу», - попросила Марина. Я включил.

   - А помнишь, Вадик, как мы пришли к тебе с Ларисой в первый раз? – спросила она, - как мы танцевали с тобой? Пойдём?

   Блондинка прижималась ко мне, мы болтали с ней всякую чушь, Лариса ревниво смотрела на нас. Создавалась полная иллюзия, что продолжается тот первый день, как будто никуда они и не уходили.

   Я думал, что сейчас закончится музыка, я сяду за стол, рядом с Ларисой, она пододвинет мне записку и там будет написано: «Я не шутила».

   - Где записка? – спросил я у неё в шутку, когда сел.

   - Вот.

   Она на самом деле написала что-то на клочке бумаги, когда я развернул его, там было: «Я тебя люблю. Я не шучу».