Александр Бушков - Высокое искусство бегства

• Название: Высокое искусство бегства
• Автор: Александр Бушков
• Издательство: Издательский Дом "Нева", Издательство "Олма-Пресс"
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-7654-1920-8, 5-224-02996-1

Борьба со злом — работа не из благодарных. Но если вокруг Сварога сплотилась компания единомышленников, то им море по колено. И пусть пока им приходится отступать со спасенной принцессой, под натиском превосходящих сил противника, вскоре Странная Компания перейдет в контратаку…

---

Подметив, что Шедарис с помощью довольно неуклюжих маневров остался в арьергарде, а рядом с ним держится Бони, Сварог бросил Маре повод своего заводного коня, подскакал к обоим заговорщикам и сказал:

— Значит, улучить момент, вернуться тихонько… А?

— Так ведь не нами придумано, что если прикончить такую вот вещунью… — мрачно сказал капрал. И не успел увернуться от низко склонившейся ветки. А звук этой пощечины в рассветной тишине показался неожиданно громким.

Бони решительно кивнул:

— Меня старики учили, как делать…

— Соколик ты мой, а про Лесную Деву тебе твои старики ничего не говорили? — спросил Сварог. — Ну-ка, рысью марш, герои!

Очевидно, его бравые подчиненные только после этих слов что-то поняли. У обоих на лицах появилось глуповато-виноватое выражение. Шедарис оторопело потер щеку, покрасневшую после приветствия веткой, открыл рот что-то сказать, но ничего не сказал и пришпорил коня.

Вскоре впереди открылась большая ложбина. По ее дну струился быстрый ручей, а подъем и спуск оказались довольно крутыми, коням поневоле пришлось перейти на шаг. Сам Сварог именно здесь и устроил бы засаду. Стороной не объедешь — чащоба. Он пропустил всех вперед, огляделся. Никто, конечно, не увидел того, что открылось ему — а он видел словно бы черные клочья дыма, все еще реявшие меж желтыми стволами сосен на фоне росной паутины, над изящными листьями папоротника. Здесь их поджидало Зло, ушедшее с рассветом.

Не следовало терять времени, однако он все же спрыгнул с коня, сделал несколько кругов, пригибаясь к самой земле, словно пес, ищущий след. И в одном месте, где не росла трава, отыскал-таки на влажной песчаной почве смазанный четырехпалый след, напоминавший птичий, только огромный. И сразу вспомнил Ямурлак, мертвого верхового ящера с нелепо задранной четырехпалой лапой — похожа… Открытие оказалось бесполезным — все равно никто, даже Гаудин и домовой Карах, не знали, что это за твари, откуда берутся, зачем приходят и куда уходят потом…

Стоя рядом с камнем, он напряг слух. Сквозь ставший оглушительным птичий гомон где-то далеко, на пределе восприятия, пробивался глухой ритмичный перестук копыт — кони шли полным карьером. Выходит, далеко не всякому рассвет — помеха. Впрочем, и мы не лыком шиты. Губы Сварога превратились в тонкую бескровную ниточку. В глазах не осталось ничего, кроме холодной ненависти, именно холодной, питаемой рассудком, а не чувствами.

Он вскочил в седло. Достал кожаный мешочек и покопался в нем двумя пальцами. Наследство бабки-гусятницы оказалось не столь уж и большим — колдуны передают свои знания всерьез только лежа при смерти, а если сложится иначе, тебе достанется пара подручных мелочей… Очень полезных, правда, в дороге. Там лежал маленький клубок желтых ниток, две красные ленты, одна синяя, большой моток бечевки и грубо вырезанный из черного камлота силуэт — так рисуют дети, то ли собака, то ли волк, ясно лишь, что это не корова и не крокодил. К камлоту был плотно приметан белыми нитками волчий зуб. На ощупь камлот был чуть тепловатым. Словно под каменной оболочкой теплилась искорка жизни.

Ленты не годились — Сварог не нашел бы в душе сил ни поджечь этот лес, ни затопить его водой. Он взял за хвост волка, швырнул через правое плечо левой рукой. Что бы там ни завладело Арталеттой и ее людьми, под ними самые обычные кони, все прекрасно получится…

Он негромко произнес, как учила старуха:

— Дует ветер от Камня Блуйгне, от Крепости Королей, несет ветер жизнь неживому, острые зубья к зубу, пламя глаз и шерсть черного цвета, цвета смерти и печали, чтоб сверкнули клыки, как семью семь печалей, и вонзились, как тридцать три тоски, чтобы сверкнули глаза, как семью семь невзгод…

И подхлестнул коня. Конь прижал уши, испуганно всхрапнул и отчаянными скачками взобрался на песчаный склон. Сварог оглянулся и успел еще увидеть, как из папоротника беззвучно поднимается черная лоснящаяся спина громадного волка. И подумал, что заклятье, должно быть, ужасно древнее, сочинено в забытые эпохи, когда цветом смерти и печалей не считался еще белый…

Ветер запел в ушах. Песок брызнул из под копыт. В глазах зарябило от несущихся навстречу, перечеркивающих небо ветвей. В заросли шарахнулся какой-то зверек, до этого с любопытством обнюхивающий следы только что прошедших лошадей. И было неясно, испугался ли он мчащегося всадника или звериное чутье подсказало ему, что в лесу объявился некто, неизмеримо сильнее любой обычной твари.

Кавалькаду Сварог догнал быстро. Все внимательно слушали Делию, а она рассказывала:

— …и когда королю предсказали, что он будет поражен на балу ударом в сердце, сам он лишь посмеялся, потому что был совершенно бесстрашным человеком. Но начальник тайной полиции обязан относиться серьезно решительно ко всему, когда речь заходит о жизни монарха. Начался бал, где ликторов в маскарадных костюмах было едва ли не больше, чем гостей. Короля опекали искусно и неустанно, не отступая ни на шаг, отчего то и дело происходили разные мелкие недоразумения. Бал близился к концу, а злоумышленник все не появлялся. И тут вошел курьер с письмом. Любимый и единственный сын короля погиб на попавшем в шторм корабле. Король рухнул как подкошенный и в ту же ночь скончался…

— Это сказка? — спросил Сварог, просто чтобы что-то сказать. Сам же мучительно прислушивался к окружающему, однако подозрительных звуков не было. Даже кони ничего не чуяли. Даже Мара.

— Это правда, — ответила Делия. — По крайней мере, именно так хронист описывает конец династии демурских Рогесов…

На некоторое время повисла гнетущая пауза. Только сухие ветки негромко хрустели под копытами и где-то в отдалении чирикала неведомая пичужка — не грустно и не весело, как будто выполняла будничную работу.

Сварог чувствовал себя очень неспокойно, все чувствовали себя очень неспокойно. И Сварог был бы благодарен тому, кто заговорит о чем угодно, лишь бы не об оставленных за спиной и ждущих впереди опасностях.

Потом Шедарис — очевидно, его не оставляли мысли об услышанном пророчестве — вспомнил про одного своего дружка из Вольных Топоров, которому было предсказано, что смерть он примет от кошки. К пророчеству дружок отнесся с величайшей серьезностью, ни за что не останавливался в доме, где были кошки, более того, со временем пошел дальше, стараясь прикончить любую мурлыку, имевшую несчастье попасться ему на глаза, за что в конце концов заработал среди своих прозвище Кошкодав. Несмотря на все предосторожности. Кошкодаву все же случилось раньше срока отбыть из нашего мира, когда во время пустячной стычки в крошечном городишке на голову ему рухнула тяжеленная вывеска трактира «Синяя кошка»…

Капрал склонен был считать, что от судьбы не уйдешь (правда, больше всего его удручало, что сделанное ему предсказание лишено всякой конкретности), Леверлин придерживался иной точки зрения, и они долго забрасывали друг друга соответствующими примерами: один — из жизни, другой — из книг, но так и остались каждый при своем убеждении. Мара непочтительно оборвала ученый спор, заявив болтунам, что они, по крайней мере, точно знают теперь, какой образ действий следует избрать, чтобы побыстрее покончить счеты с этим светом, буде потеряют к таковому охоту — одному следует быстренько дослужиться до генерала, а другому — сутки напролет слушать нежные песни, каковые его непременно доконают…

Глава одиннадцатая ДВЕ СЕСТРЫ

Никто и не догадался бы, что они вышли к Хелльстаду, если бы не останки древних пограничных знаков и укреплений. Несколько тысяч лет назад, в смутную и до сих пор загадочную эпоху забытых потрясений, уже после Шторма, когда лары ушли за облака, а на земле царил сущий хаос, от Хелльстада ждали ужасных нашествий невиданных чудищ. И тогдашние правители пытались обезопасить свои рубежи, как умели. Вдоль границы сооружали засеки на много лиг в глубину, рыли грандиозные рвы, возводили длинные стены, магические кромлехи, часовни, сажали завороженные деревья, посвященные забытому ныне лесному богу Даргасу, даже натягивали серебряные цепи и устраивали целые поля серебряных колокольчиков, звеневших при малейшем ветерке. Время шло, никаких нашествий не происходило (хотя слухов о вышедшей из Хелльстада одиночной нечисти хватало, и вряд ли все они были сказками), и понемногу успокоившиеся короли переходили к более насущным делам вроде войн с соседями и усмирению то бунтующих крестьян, то разгулявшихся баронов. Рвы и часовни пришли в запустение, засеки сгнили и сгинули без следа. А серебро частью разворовали, частью успели вернуть в казну.

Остатки такого рва они сейчас и увидели — заросшую ломкой, суставчатой травой канаву с оплывшими краями, уардов в полсотни шириной и глубиной в локоть, не более. Слева возвышался покосившийся менгир со стершимися остатками то ли надписи, то ли магического рисунка-оберега, а рядом — наполовину вросшие в землю плиты рухнувшего строения, заросшие зеленым лишайником. Канава тянулась в обе стороны, насколько хватало взгляда. А по другую сторону — те же сосны, те же тисы, плавно поднимавшаяся вверх долина, а за ней — поросшие лесом округлые холмы и голые скалы. Пейзаж, где демонического и зловещего было не более, нежели в канцелярии равенского департамента освещения улиц.