Лесли Хартли - По найму

• Название: По найму
• Автор: Лесли Хартли
• Издательство: Терра
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01520-2

 Действие романа «По найму» разворачивается в 1950-х годах, сюжет не имеет с «Посредником» ничего общего, но круг тем все тот же: отношения между классами, трагедия личности, принимающей британскую систему общественной иерархии, неразрешимый конфликт между живым чувством и социальными условностями, взятыми как норма бытия. Здесь тема задана еще более заостренно, чем в предыдущем романе, поскольку конфликт обнажен, выведен на поверхность и в его основе не просто классовые различия, но конкретный, традиционный для английской литературы социальный план: слуги — и господа. Мотив использования человека в качестве инструмента для достижения личных целей, сильно прозвучавший в «Посреднике», в этом романе становится главенствующим.

(ищ предисловия к книге В. Скороденко)

---

— Судя по всему, он всегда звонит ей, если уезжает надолго.

— Какой идеальный муж! Надеюсь, ты будешь таким же.

— Можешь не сомневаться.

ГЛАВА 19

Кому: Леди Франклин.

Мадам!

До сведения вашего доброжелателя дошло, что человек, за которого вы собираетесь выйти замуж, вас не достоин. У него есть любовница, и он не собирается порывать с ней после свадьбы. Возможно, вам будет интересно об этом узнать.

Ледбиттер еще раз перечитал послание. Как бывает со многими, а может быть и со всеми анонимными письмами, это был далеко не первый вариант. Предыдущие плоды его творчества один за другим отправлялись в унитаз. Работа была кропотливая и утомительная: всякий раз он старательно выводил придуманный текст печатными буквами, а потом читал и понимал: что-то не то. Последний вариант тоже не вполне удовлетворил автора; он исправил: «Возможно, вам будет интересно» на «Думаю, что вам следует знать об этом» и переписал письмо еще раз. Может быть, ей и не будет интересно, но в том, что знать об этом следует, он не сомневался.

Не сомневался?

С того самого вечера (это было несколько дней назад), когда он, к собственному удивлению, сел в машину и укатил домой, оставив влюбленную парочку наслаждаться обедом в отеле Ричмонда, и тем самым нанес себе убыток по меньшей мере в две гинеи (пришлось заказывать для них вторую машину), он с такой легкостью стал отдаваться самым противоречивым чувствам, что совершенно утратил контроль над самим собой. Как он ни пытался выкинуть из головы леди Франклин, у него ничего не получалось. Она напоминала ему денежную сумму, которая в равной степени могла быть отнесена и к прибыли и к убыткам — в зависимости от прихоти бухгалтера. В прошлом леди Франклин явно фигурировала в графе прибылей, причем это была его рекордная прибыль. Зато теперь она ассоциировалась у него с убытками, он думал о ней только как о потерянном ценном клиенте, который, если бы не его проклятая глупость, с течением времени приобрел бы еще большую ценность. В этом смысле он никак не мог спутать ее с Франсес, своей мифической женой, вторым «я» леди Франклин. Что же касается Франсес, если она прочно значилась в графе прибылей, напоминая о том, кем стала бы для него леди Франклин, если бы их отношения развивались в соответствии с его планами. Франсес была леди Франклин, лишенная недостатков леди Франклин: вызывая в воображении мифическую леди Франклин, он тем самым мог не думать о настоящей леди Франклин.

Но разговор между его пассажирами в тот вечер нарушил это неустойчивое равновесие — еще до того, как Хьюи и Констанция затеяли выяснение отношений, два этих образа слились воедино. Напрасно Ледбиттер пытался обрести былую циничность, вспоминая, как она его тогда оскорбила. Так ей и надо, так ей и надо, твердил он себе, допрыгалась, доигралась! Сначала кокетничает со мной напропалую, кружит голову, а потом мне от ворот поворот: я, видите ли, ей не пара! Но я-то, по крайней мере, не прячу любовницу на заднем сиденье и, уж можете быть спокойны, ни с кем не крутил бы романов на ее денежки. Она бы получила меня в полное и безраздельное пользование.

Но тут его вдруг охватило чувство нежности, щемящее до боли, и нахлынуло оно так внезапно, так властно и неукротимо, что смыло из памяти все его печали и обиды. Словно пробуждаясь от наркоза, он не мог вспомнить, что с ним было раньше, не мог понять, куда делось его прежнее «я». Как человек дисциплины, он удержался от страстного желания высказать этой парочке все, что о них думает, и заставил себя везти их обратно в Ричмонд — но на большее уже не хватило сил. Он не мог заставить себя спокойно внимать тому, что они скажут друг другу на пути в Лондон, он больше за себя не ручался. В тот день, возвращаясь домой в одиночестве, он позволил себе размечтаться о леди Франклин. Впервые он думал о ней вне делового контекста и даже вне связи с реальностью: в мечтах она была такой, какой он хотел ее видеть, и между ними не было никаких преград. Воображение уносило его в заоблачные выси. Но даже самая смелая фантазия нуждается в реальном фоне, обстановке, в правдоподобии деталей, и потому он стал вспоминать места, которые они посещали вместе. Сначала в его сознании возник образ дверцы — дверцы автомашины, которая то открывалась, то закрывалась, а леди Франклин то появлялась, то исчезала. В Ледбиттере всегда теплился очаг сопротивления тому воздействию, которое оказывала на него леди Франклин: что-то в ней вызывало протест, смутное опасение, что общение с ней губительно для его основных жизненных ценностей. Почему он так ополчился против нее, почему он был уверен, что она — как и все женщины вообще — всегда готова посягнуть на его свободу, на его образ жизни? Теперь же, в мире фантазии, сопротивление ослабло. Он уже был готов признать ее доброту, чего раньше не сделал бы ни за что, объяснив ее тысячью других причин — капризом, желанием пустить пыль в глаза, его собственным, Ледбиттера, обаянием, но только не тем, чем она была вызвана на самом деле — общей благорасположенностью к людям. Он вряд ли пришел бы в восторг от такого объяснения (но, с другой стороны, мало кто на его месте обрадовался бы!). Ледбиттер считал, что щедрость леди Франклин предназначалась ему одному: она увидела в нем то, чего не заметили остальные! Он не раз возвращался к этой мысли, когда воображал себя семейным человеком, хотя вполне отдавал себе отчет, что фантазии фантазиями, а от реальности никуда не деться. Леди Франклин реально существовала. Франсес, Дон, Пат и Сюзи оставались бесплотными призраками.

Он никак не мог понять (и в общем-то не очень пытался), почему, думая о леди Франклин, он неизменно испытывал какое-то умиротворение. Он походил на путника, который, проплутав всю ночь в глухой чащобе и только на рассвете выбравшись из леса, любуется восходом солнца и, исполняясь внутреннего ликованья, забывает и о своих ночных странствиях, и о том, что если б не они, он бы сейчас вряд ли имел возможность радоваться свету дня. В сердце Ледбиттера поселилась любовь, потеснив прежнего жильца, который удивительным образом ничего против не имел. Прежде там жила враждебность к окружающему миру. Это не была ненависть: в ненависти есть что-то личное, ненавидеть означало оказывать своим противникам слишком много внимания — роскошь, на которую он не был способен. Даже на войне Ледбиттер не испытывал ненависти к противнику — только враждебность, и всегда был лоялен к своим соратникам. К последним, впрочем, он относился по-разному и порой сильно недолюбливал многих из них, но неизменно сохранял лояльность. Его беда заключалась в том, что, демобилизовавшись, он так и не сумел отыскать новых соратников; сжигавшая его потребность быть лояльным не находила себе применения. Но теперь все встало на свои места. Над леди Франклин нависла угроза. Ее надо спасать.

На войне наступают моменты, когда уже не приходится считаться с потерями. Надо уметь идти на жертвы, иначе нельзя победить. Надо идти вперед, невзирая ни на что. Надо рисковать во имя общего дела. Надо уметь принимать решения. Солдат редко предупреждают, какой ценой может быть выполнен боевой приказ, но они не обижаются. Они знают, что ты вынужден рисковать — ими и собой. Горько терять людей, но кто бросит в тебя камень, если это сделано ради победы?

Получив письмо, леди Франклин, скорее всего, расстроится. Наверное, очень даже расстроится, может, заплачет. Ну и что с того: на войне плачут и солдаты, а уж об их родственниках и говорить нечего. Лес рубят — щепки летят. Пусть лучше немножко поплачет сейчас, чем на всю жизнь свяжет себя с подлецом, который будет содержать на ее счет любовницу — это ясно как дважды два. Ну а если когда-нибудь леди Франклин и узнает, кто написал письмо, она только скажет ему спасибо.

Конечно, есть вероятность, что она сразу же догадается, кто автор. Но в конце концов риск тут невелик, да и игра стоит свеч. Ну а при том, что все охотно перемывают друг другу косточки, никто не спрашивает: «Откуда ты про это знаешь?» Это считается дурным тоном. Стало быть, во-первых, леди Франклин ни о чем не догадается, а во-вторых, вряд ли покажет письмо Хьюи. Яд сработает тайно. Но даже если она и расскажет ему об анонимке, беда невелика. Хьюи в жизни не сообразит, чьих это рук дело. Откуда ему знать, что Ледбиттер знаком с леди Франклин?

Ну а если Хьюи предпримет поиски, найдет автора и станет угрожать — тем лучше. Ледбиттер покажет ему, где раки зимуют. Почему же тогда он колеблется — посылать или не посылать?

Да потому, что анонимка решительно не сочеталась с тем образом леди Франклин, что сложился у Ледбиттера. Анонимное письмо казалось применительно к ней полной нелепостью. В конце концов, дело было не в том, выйдет леди Франклин замуж за Хьюи или нет, — она значила для Ледбиттера так много, что он даже был готов закрыть глаза на такую неприятную деталь, как женитьба. Но анонимное письмо и леди Франклин не имели между собой ничего общего. Все равно что представить себе газовый счетчик в соборе! Леди Франклин не годилась на роль несчастной обманутой жертвы — она была выше этого.