Томас Карлейль - Французская революция, Конституция

• Название: Французская революция, Конституция
• Автор: Томас Карлейль
• Жанр: История

Классический труд, написанный выдающимся английским историком в 1837 г., вышел на русском языке в 1907 г. и теперь переиздается к 200-летию Великой французской революции. Его сделало знаменитым соединение исторически точного описания с необычайной силой художественного изображения великой исторической драмы, ее действующих лиц и событий. Книга полна живых зарисовок быта, нравов, характеров, проницательных оценок представителей французского общества. Это захватывающее и поучительное чтение, даже если сегодня мы не во всем соглашаемся с автором.

Комментарий в конце книги написан кандидатом исторических наук Л. А. Пименовой; примечания, обозначенные звездочкой, написаны Ю. В. Дубровиным, Е. А. Мельниковой и Л. А. Пименовой.

---

Раздраженный Королевский полк заряжает ружья, весь Местр-де-Камп седлает лошадей; командир Дену схвачен и брошен в тюрьму в холщовой рубахе (sarreau de toile); Шатовье разбивает магазины и раздает "три тысячи ружей" патриотам из народа - Австрия получит теплую встречу. Увы, несчастные охотничьи собаки упустили, как мы сказали, своего охотника и теперь бегают с визгом и воем, как бешеные, не зная, по какому следу бежать!

И вот они выступают ночью шумным походом, с остановкой на высотах Фленваля, откуда можно видеть освещенный Люневиль. Затем в четыре часа происходят долгие переговоры, после чего устанавливается наконец соглашение; карабинеры уступают, и Мальсень выдается при взаимных извинениях. После нескольких часов неразберихи удается тронуться в путь. Так как день свободный, воскресный, то люневильцы все выходят посмотреть на это возвращение домой взбунтовавшегося полка с его пленником. Ряды солдат проходят; люневильцы смотрят. Вдруг на первом же повороте улицы наш храбрый инспектор во весь опор бросается в сторону и ускользает невредимым под звон сабель и треск ружей; одна пуля засела только в его кожаной куртке. Вот так Геркулес! Но бегство это бесполезно. Карабинеры, к которым он возвращается после долгой скачки, совершив большой круг, "стоят у ночных сторожевых огней", совещаясь об Австрии, об изменниках, о ярости солдат Местр-де-Кампа. Словом, следующая картина представляет нам храброго Мальсеня едущим в понедельник в открытом экипаже по улицам Нанси, под обнаженной саблей стоящего позади него солдата, среди толпы "разъяренных женщин", рядов национальных гвардейцев и настоящего вавилонского столпотворения. Его везут в тюрьму, где он составит компанию командиру Дену! Вот на какую квартиру попадает в заключение инспектор Мальсень.

Поистине, пора приехать генералу Буйе. Все окрестные местечки, напуганные сторожевыми огнями, освещенными городами, постоянными перемещениями людей, не спят уже несколько ночей подряд. Нанси, с его ненадежными национальными гвардейцами, с розданными ружьями, бунтующими солдатами, мрачной паникой и пылающей яростью, представляет собой уже не город, а Бедлам.

Глава шестая. БУЙЕ В НАНСИ

Поторопись с помощью, храбрый Буйе; если помощь придет нескоро, то все действительно "загорится", и неизвестно, до каких пределов может распространиться пожар! Многое в эти часы зависит от Буйе; успех его или неудача направят ход всего будущего в ту или другую сторону. Если, например, он будет медлить в нерешимости и не приедет или приедет и ничего не достигнет, то вся французская армия будет объята мятежом; национальные гвардейцы примкнут кто туда, кто сюда; роялизм обнажит рапиру, санкюлоты схватятся за пики, а дух якобинства, еще юный и опоясанный лучами солнца, разом созреет и опояшется кольцом адского огня: бывает ведь, что у людей за одну ночь смертельного кризиса головы седеют!

Храбрый Буйе, по-прежнему непоколебимый, быстро приближается, но, к сожалению, с востока, запада и севера он получает лишь "ничтожные подкрепления"; и вот во вторник утром, в последний день августа, он уже стоит, в полном вооружении, хотя все еще с незначительными силами, у деревни Фруард, в нескольких милях от Нанси. Есть ли во всем мире в это утро вторника другой сын Адама, который имел бы перед собой более трудную задачу, чем Буйе? Перед ним волнующееся, легко воспламеняющееся море сомнений и опасностей, а он уверен только в одном: в своей собственной решимости. Правда, это одно стоит многого. Он твердо и мужественно идет навстречу опасности. "Подчинение или беспощадный бой и истребление; двадцать четыре часа на размышление" - таково содержание его воззвания, посланного накануне в тридцати экземплярах в Нанси. Как оказывается, все они были перехвачены и не дошли до места.

Тем не менее в половине двенадцатого утра является к нему во Фруард депутация от мятежных полков и муниципалитета Нанси, как будто с ответом на его воззвание, на самом же деле чтобы узнать, что остается делать. Буйе принимает эту депутацию "на широком, открытом дворе, прилегающем к его квартире", в присутствии умиротворенного Зальмского полка и других, пока еще хорошо настроенных полков. Мятежники высказываются с решимостью, которую Буйе находит дерзкой; по счастью для него, такого же мнения и зальмцы. Забыв мецскую лестницу и саблю, они требуют, чтобы негодяи были тотчас же "повешены". Буйе сдерживает их, но отвечает, что для взбунтовавшихся солдат существует только один путь - с искренним раскаянием освободить господ Дену и Мальсеня, приготовиться немедленно к выступлению, куда он прикажет, и "подчиниться и раскаяться", согласно постановлению Национального собрания и требованию, предъявленному им вчера в тридцати отпечатанных плакатах. Таковы условия Буйе, непреложные, как веление судьбы. Так как депутаты бунтовщиков, по-видимому, не принимают этих условий, то для них лучше всего исчезнуть с этого места, и даже сделать это поскорее, потому что и Буйе через несколько минут скажет только: "Вперед!" Депутаты от мятежников исчезают довольно быстро депутаты же от муниципалитета, в чрезмерном страхе за свои особы, предпочитают остаться при Буйе.

Хотя храбрый Буйе твердо идет навстречу опасности, он отлично сознает свое положение: он понимает, что в Нанси, с возмутившимися солдатами, ненадежными национальными гвардейцами и столькими розданными ружьями, бушует и неистовствует около десяти тысяч способных сражаться человек, в то время как сам он едва располагает третью этого числа, да и эта треть также состоит из ненадежных национальных гвардейцев и только что усмиренных полков, которые в настоящую минуту, правда, полны ярости и готовности выступить, но в следующую минуту эта ярость и крики могут принять совершенно другой, роковой оборот. Стоя сам на вершине бурной волны, Буйе должен успокаивать другие разбушевавшиеся волны. Ему остается только "отдаться в руки Фортуны", которая, говорят, благосклонна к храбрецам. В половине первого, после того как депутаты от мятежников уже исчезли, наши барабаны бьют: мы выступаем в Нанси! Пусть город Нанси хорошенько поразмыслит, потому что Буйе уже все обдумал и решился.

Впрочем, может ли рассуждать теперь Нанси? Это уже не город, а Бедлам. Озлобленный Шатовье решил защищаться до самой смерти: он заставляет муниципалитет барабанным боем собрать всех граждан, знакомых с артиллерийским делом, к пушкам. С другой стороны, возбужденный Королевский полк выстроился в своих казармах; он в отчаянии, услышав о настроении в Зальмском полку, и в страхе тысячи голосов кричат: "La loi, la loi!" (Закон, закон!) Полк Местр-де-Камп неистовствует, колеблясь между страхом и злобой, а национальные гвардейцы только озираются вокруг, не зная, что предпринять. Совсем безумный город! Сколько голов, столько и планов, все приказывают, никто не повинуется; все в тревоге, кроме мертвых, мирно спящих под землей, закончив бороться.

Буйе держит свое слово; "в половине третьего" разведчики доносят, что он уже всего в полумиле от городских ворот, идет в боевом порядке, громыхая орудиями и амуницией и дыша лишь разрушением. Навстречу ему выходит новая депутация от мятежников, муниципалитета и офицеров с убедительной просьбой повременить еще час. Буйе соглашается ждать час. Но когда по истечении его вопреки обещанию ни Дену, ни Мальсень не появляются, он велит бить в барабаны и снова двигается вперед. Около четырех часов объятые страхом жители могут видеть его лицом к лицу. Пушки его громыхают на лафетах, авангард его в тридцати шагах от ворот Станислава. Он подвигается неудержимо, как планета, проходящая назначенный ей путь в определенное законом природы время. Что же дальше? Чу! взвивается мирный флаг, и раздается сигнал к сдаче; Буйе умоляют остановиться: Мальсень и Дену уже на улице, идут сюда, солдаты раскаялись, готовы подчиниться и выступить из города. Железное лицо Буйе не изменяется ни на йоту, но он приказывает остановиться; более радостной минуты он никогда не переживал. О радость из радостей! Мальсень и Дену действительно проходят под эскортом национальных гвардейцев по улицам, обезумевшим от слухов о предательстве Австрии и тому подобном. Они здороваются с Буйе, оба совершенно невредимые. Он отходит в сторону с ними и с отцами города, уже ранее приказав, в каком направлении и через какие ворота должны выйти бунтовавшие войска.

Этот разговор с двумя генералами и с городскими властями был весьма безобиден; тем не менее можно было бы желать, чтобы Буйе отложил его и не отходил в сторону. Не лучше ли было бы на глазах таких бушующих, мятущихся, легко воспламеняющихся масс, при едкой азотной кислоте, с одной стороны, и сернистом дыме с пламенем - с другой, - не лучше ли было бы встать между ними и держать их врозь, пока место не очистится? Много отставших из Шатовье и других полков не вышли со своими главными отрядами, выступающими через назначенные ворота и останавливающимися на открытом лугу. Национальные гвардейцы находятся в состоянии почти отчаянной нерешительности; вооруженная и невооруженная чернь бунтует на улице, явно охваченная помешательством, и вопит об измене, о продаже австрийцам, о продаже аристократам. Посредине толпы стоят заряженные пушки с горячими фитилями, а авангард Буйе находится всего в тридцати шагах от ворот. Эта безумная, охваченная слепой яростью, легко воспламеняющаяся масса, которая колышется, как дым, не повинуется никаким приказаниям, не хочет отворять ворот, говорит, что скорее откроет жерла своих пушек! "Не стреляйте, друзья, или стреляйте через мое тело!" кричит юный герой Дезиль, капитан Королевского полка, обхватив руками смертоносное орудие и не выпуская его. Швейцарцы Шатовье соединенными усилиями с угрозами и проклятиями оттаскивают юношу прочь; однако он, не оробев, среди нового взрыва проклятий садится на запальное отверстие. Шум и крики возрастают, но, увы, среди шума раздается треск сначала одного, потом трех ружейных выстрелов, и пули, пронизав тело молодого героя, повергают его в прах. В эту же минуту неистовой ярости кто-то прикладывает горящий фитиль к запалу - и громоподобная отрыжка картечью взрывает на воздух около пятидесяти человек из авангарда Буйе.