Анна Кирьянова - Охота Сорни-Най [журнальный вариант]

• Название: Охота Сорни-Най [журнальный вариант]
• Автор: Анна Кирьянова
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

История с кражей карточек произвела в школе дикий переполох; вызывали даже милицию, но усталый до смерти безрукий фронтовик только скорбно покачал головой; какие там отпечатки пальцев, все захватано и заляпано, да и в лаборатории криминалистики некому работать — все ушли на фронт. В основном расследуют только дела об убийстве и, конечно, хищениях государственной собственности. А тут даже неясно, не потеряла ли сама растяпа училка свои драгоценные карточки где-нибудь в битком набитом трамвае или на темной улице. А теперь заявляет о краже, чтобы чего-то там добиться, переложить ответственность на милицию…

Вора так и не нашли, а классная руководительница месяц носила домой, двум детям, жалкие судки с пустым супом из школьной столовой — ей оказали материальную помощь, какую могли оказать в тот тяжелый год. Она продала, вернее, обменяла на буханку хлеба свои сапоги и пальто. Больше у нее ничего не было. Вахлакову было жалко учительницу; он вместе с ребятами сложился и отдал в ее пользу стограммовый кусочек хлеба, положенный ему на обед. Он ведь не был извергом или отъявленным мерзавцем. Просто ему нравилось чувствовать свое превосходство над слепцами, населявшими мир.

Вахлаков затаился надолго, напуганный происшедшим, особенно — визитом милиционера. Парень ужасно боялся тюрьмы, населенной жестокими подонками, способными воткнуть заточку под ребра за воровство и предательство. О тюрьме Вахлакову приходилось слышать много: город был окружен многочисленными лагерями, а в центре высилось здание старинной тюрьмы, построенной еще при Екатерине. Почти все старое население города было потомками каторжан и ссыльных, а Сибирский тракт, деливший город на две половины, помнил звон цепей и окрики жандармов двухсотлетней давности: декабристы брели по разбитой печальной дороге к месту своего вечного заключения. Так что тюремный фольклор и рассказы о лагерях были знакомы каждому мальчишке. Вахлаков прекрасно понимал, что в заключении он не выживет. Там ему невозможно будет носить маску, его разоблачат и убьют. А красть он перестать не может, по крайней мере, пока. Потом, со временем, он, конечно, бросит свое опасное развлечение, а пока просто затаится на время… И Вахлаков затаился.

Он успешно закончил школу и легко поступил в технический институт, где долго приглядывался к обстановке, к ребятам, к их вещам… Его громкий смех и веселые шутки были слышны на всех этажах громадного здания, в коридорах и комнатах общежития, в здании хозяйственных служб, где размещался туристический клуб. Большой, широкоплечий, крупнолицый, Вахлаков был повсюду заметен, со всеми общался, со многими дружил. Его влекло к девушкам, но они отчего-то сторонились приятного рубаху-парня. На втором курсе Олег познакомился с Милочкой Лебединской, дочерью известного профессора, разбитной девахой, одетой лучше всех в институте. Милочка была прекрасной партией; у нее имелась даже отдельная однокомнатная квартира в самом центре, недалеко от Городка чекистов. Вахлаков стал ухаживать по всем правилам: покупал цветы, конфеты, приглашал Милочку в кино. Сначала девушка благосклонно восприняла его ухаживания и улыбалась ему вполне определенно, но через несколько недель она стала избегать общения с веселым парнем. Вахлаков удвоил усилия, стараясь показать себя с самой лучшей стороны. Олег напрашивался к гости к выгодной невесте, рассудив, что в квартире он сможет перейти к активным действиям. Но Мила сначала бормотала что-то про занятость, а потом прямо сказала своим неподражаемым хрипловатым голосом, скопированным с голоса экранных героинь:

— Оставь меня в покое.

— Почему? — изумился Вахлаков, заглядывая в синие Милочкины глазки.

— Противный ты какой-то, — безапелляционно припечатала Милочка и удалилась в аудиторию, где вот-вот должна была начаться лекция по сопромату.

Вахлаков стоял как оплеванный, чувствуя, как в груди поднимается волна ярости. Нет, он никогда не сможет забыть и простить, как эта наглая тварь играла его чувствами! Олег моментально забыл, что видел в девушке только выгодную партию, богатую невесту, которая поможет ему пробиться в жизни и достичь успеха, чтобы он мог безбедно и счастливо жить на зависть другим. Ему теперь казалось, что его обманули, что-то пообещали и не дали, подло поиздевались над его любовью… Ему казалось, что он любил эту хамоватую дрянь!

Через несколько дней у Милочки пропала сумка со всем содержимым: конспектами лекций (дело было перед сессией), кошельком, где лежала довольно крупная сумма денег, ключами от квартиры. Милочка заливалась слезами, все утешали ее, а Вахлаков удовлетворенно смотрел на зареванное лицо девушки. Сумку он привычно утопил в реке, кошелек бросил туда же, предварительно опустошив его, а ключи до поры до времени спрятал, смутно надеясь в недалеком будущем наведаться в жилище мерзавки и хорошенько поживиться. Конечно, он смертельно боялся милиции и Милочкиного папаши, поэтому не рисковал, но ночами мечтал о том, как отопрет двери квартиры, как в черных кожаных перчатках будет шарить по шкафам и комодам, как он возьмет все самое ценное, а многочисленные тряпки подлой Милочки искромсает на куски большим острым ножом. Этот нож просто не давал покоя его воображению. Мать переживала, слушая, как любимый сынок ворочается в кровати, вздыхая и покашливая. Слепая старуха понимала, что сын мучается от неразделенной любви. В принципе, она была права, только мамаше было не под силу понять истинную причину бессонницы Олега. Олег ясно представлял себе большой острый нож, типа того, каким в военные годы нарезали скудные порции сырого хлеба, выдаваемого по карточкам. Однажды Вахлаков представил, как он кромсает ножом не Милочкины тряпки, а саму непокорную девушку, которая заливается уже не слезами, а кровью… Вскоре Вахлаков ощутил блаженное опустошение, умиротворение и впервые за несколько ночей спокойно уснул.

Ему было невдомек, что в его психике происходят крайне неприятные процессы, которые могут со временем привести его в красивый старинный дом на окраине города, называемый Глафировскими дачами, по фамилии когда-то владевшего особняком купца. С тех пор Вахлаков стал красть чаще, так что к концу третьего курса вовсе потерял бдительность и чуть не попался.

Он “пошел на дело” в походе: в палатке, где мирно сопели шесть человек. Опасность, риск, игра заставляли Олега испытывать ни с чем не сравнимое удовольствие, поэтому он не смог отказать себе в краже. Он выждал, пока все ребята уснут, блаженно вытянув гудевшие от лыж ноги, разбросав усталые руки, полежал тихо, как мышь, старательно изображая глубокое дыхание крепко спящего человека, лежал почти полночи притаившись… Наконец пополз в угол, где свалены были рюкзаки; в одном из них, на самом дне, лежала завернутая в целлофан дерматиновая папка, в которой хранились деньги и документы. Под аккомпанемент дружного храпа и сопения Вахлаков цапнул папку и торопливо выгреб сложенные купюры. Он весь дрожал и чувствовал, как по его большому телу разливается сладкая истома, прикосновение к деньгам отдавалось в его организме горячими волнами, почти судорогами. Вахлаков торопливо запихнул купюры в трусы, к самому горячему месту тела, сладостно вздохнул, ощутив их прохладное прикосновение, и тут услышал шепот Егора Дятлова:

— Олег, ты чего там делаешь?

Мгновенный ужас объял Вахлакова, как когда-то в учительской, где он тупо глядел на поворачивающуюся дверную ручку. Но он собрал всю свою волю и спокойно прошептал в ответ:

— Да вот, что-то живот схватило. Понос у меня страшенный, как говорится, кишка кишке бьет по башке; ищу уголь активированный, а то, боюсь, испорчу всем завтрашний день, сорву поход…

— Так аптечка ведь у Раи, — напомнил Егор Дятлов, в тихом голосе которого Вахлакову почудились нотки недоверия. — Тебе придется к девчонкам в палатку идти, там все лекарства.

— Ох, черт! — вспомнил Олег, хлопнув себя по лбу. — Ладно, перетерплю, не буду девчонок будить, тем более они устали за сегодняшний день. Дождусь утра, мне уже полегче вроде стало, как сходил на двор…

В темноте невозможно было увидеть, что Вахлаков не одет, так что версия о его выходе “на двор” абсолютно лжива — на улице было не меньше двадцати градусов мороза. Егор подумал и лег спать, оставив размышления на потом. А когда обнаружилась пропажа, моментально заподозрил Вахлакова. Но Олег так яростно отрицал свою вину, был так обижен, так искренне задет несправедливым обвинением, что Егору самому стало совестно, и он ничего не сказал ребятам о своих подозрениях. А Вахлаков то и дело метал в совестливого Егора грозные изобличающие взгляды, словно говоря: “Ну, попробуй, скажи ребятам о своих диких подозрениях! Я смогу доказать свою невиновность, а вот ты… Тебе после этого никакой веры не будет, все будут тебя презирать — ишь, свалил свою безответственность на невинного комсомольца! Это руководитель отряда должен отвечать за сохранность денег и документов; это ведь ты велел все ценности сложить в ту папку. Может, ты и украл!” Дятлов ничего не предпринял, но от Вахлакова отворачивался с брезгливостью и отвращением, которые не мог полностью скрыть. Он с удовольствием перестал бы брать парня в походы, но нужны были аргументы, а сам Вахлаков как ни в чем не бывало продолжал посещать лыжный клуб, веселиться, шутить и петь песни под гитару.