Жорж Сименон - Письмо следователю

• Название: Письмо следователю
• Автор: Жорж Сименон
• Жанр: Классический детектив

---

— Если бы ты знал, как забавно мы с ним познакомились!

— Он был пьян?

Я просил об этом с места в карьер, потому что знаю Рауля Боке.

Я описал вам американский бар в Нанте. С недавних пор у нас в Ла-Рош тоже открылся такой. Я был в нем раз или два, да и то случайно. Там собираются, главным образом, снобы, которые находят городские кафе устаревшими; они идут в бар, чтобы показать себя, взбираются на высокие табуреты и следят за приготовлением коктейлей с тем же апломбом, что вчера Мартина. Бывают там и женщины — не проститутки, а скорее буржуазные дамы, стремящиеся прослыть «современными».

Боке — другое дело. Он мой ровесник, может быть, на год-другой моложе. «Галерею» основал его отец, а Рауль с братом Луи и сестрой унаследовали ее лет пять назад.

Рауль Боке пьет, чтобы напиться, грубит ради самой грубости, потому что, как он выражается, подыхает от скуки, потому что все ему осточертело и сам он всем тоже. Ему осточертела жена, и он неделями не бывает дома. Уйдет на час, без пальто, а дня через два его отыскивают в Ла-Рошели или Бордо в обществе целой шайки неизвестно откуда взявшихся прихлебателей.

Дела ему тоже осточертели — он занимается ими только в дни очередных приступов деловитости, когда по две-три недели почти не пьет и ставит весь универмаг вверх дном.

Машину он гоняет как сумасшедший. Нарочно после полуночи вылетает на тротуары, пугая запоздалых добропорядочных сограждан. На счету у него целая куча дорожных происшествий. Дважды его лишали водительских прав.

Я знал Боке лучше, чем кто бы то ни было, — он мой пациент, а теперь он входил в мою жизнь в совершенно новом качестве, и мне приходилось его опасаться.

— Он сильно пьет, да? Я сразу догадалась, что выпивка интересует его больше, чем женщины.

Пожалуй, это так, если не считать обитательниц известных домов, где он периодически учиняет скандалы.

— Я сидел с приятельницей в баре на улице Вашингтона в Париже. Ты не бывал там?.. Это влево от Елисейских полей… Боке набрался и в полным голос разговаривал с соседом — то ли с приятелем, то ли с незнакомым человеком.

«Понимаешь, — говорил он, — мне осточертел мой зятек. Он, конечно, пустое место, но, к несчастью, здоровенный мужик. Эта сучка, моя сестрица, не может без него, вот и смотрит на все мужними глазами. А он, например, воспользовался позавчера моей отлучкой и под первым попавшимся предлогом выставил мою секретаршу. Стоит ему убедиться, что секретарша мне предана, как он ее убирает или переманивает на свою сторону, что нетрудно: они все — местные барышни. Кому принадлежит „Галерея“ — семье Боке или нет? Какое отношение имеет к Боке этот Эвиан? Не беспокойтесь, бармен: в данном случае это только фамилия[9]… Моего зятя зовут Эвиан, а самое горячее его желание, самая заветная мечта — выставить когда-нибудь за дверь и меня… Вот что, старина, следующую секретаршу я подберу в Париже. Возьму девчонку, которая не знает Оскара Эвиана и не станет его слушать».

Небо чуточку посветлело. На равнине, еще окутанной серой мглой, начали смутно вырисовываться фермы, в хлевах зажглись огни.

Мартина неторопливо рассказывала:

— Видишь ли, я дошла до ручки. Глотала коктейли, благо угощала приятельница, но целую неделю до этого жила на рогаликах и кофе со сливками. Я вскочила, подошла к Боке и выпалила:

«Если вам нужна секретарша, которая не знакома с Эвианом, наймите меня».

Я сразу многое понял, господин следователь. И тут же мысленно представил себе эту сцену — я знаю Боке. Он сразу взял с Мартиной наивозможно более развязный тон:

— Сидишь на мели?

И, уж конечно, с невинным видом не преминул осведомиться у нее, где она прежде служила — в фирме или каком-нибудь учреждении.

— Ладно, приезжай в Ла-Рош. Попробуем.

Разумеется, Боке напоил ее. Одна из причин, по которым я избегаю заглядывать в бар, когда там Боке, состоит в том, что он приходит в бешенство, если с ним отказываются выпить.

Тем не менее Мартина поехала в Ла-Рош, господин следователь. С двумя чемоданами отправилась в чужой город.

— Как ты попала в Нант и почему там застряла?

— Потому что в Нанте у меня подружка — она служит в бельгийском консульстве. Денег у меня оставалось в обрез на билет, а просить вперед у хозяина сразу же по приезде в Ла-Рош не хотелось.

Наш поезд останавливался на всех станциях. Всякий раз, когда он тормозил, мы подскакивали и с ужасом ожидали нового толчка при отправке. За окнами светлело. Люди выкрикивали названия городков, бежали, открывали и закрывали двери, грузили на тележки мешки с почтой и посылки.

Не очень подходящая обстановка, господин следователь, для того чтобы, проколебавшись бог весть сколько времени и стыдясь самого себя, спросить наконец спутницу:

— Ты не будешь с ним спать?

— Да нет же!

— Даже если он будет настаивать?

— Нет.

— Ни с ним ни с другими?

Опять этот страх, который мне так часто силились описать пациенты, страдавшие стенокардией! Человеку кажется, что он умирает. Он чувствует, что смерть совсем рядом, что жизнь его висит на волоске. А ведь у меня не было стенокардии.

Мы не говорили о любви. Еще не говорили. В серой полумгле купе второго класса, декабрьским утром, запоздавшим, потому что день обещал быть пасмурным, мы с нею напоминали двух промокших забитых дворняг.

И все-таки я верил ей, она — мне.

Мы сидели друг против друга: нам приходилось избегать малейшего движения, чтобы нас не затошнило, и каждый толчок колокольным звоном отзывался у нас в висках.

Мы смотрели друг на друга так, как если бы были знакомы всегда. Лишь подъезжая к Ла-Рош и увидев, что я собираю свои вещи, Мартина попудрилась, подкрасила губы и попробовала закурить.

Это делалось не ради меня, господин следователь.

Она знала, что мне все это больше не нужно. Значит, для других? Не знаю и теперь. Может быть, по привычке а скорее всего, чтобы не чувствовать себя не в своей тарелке.

— Послушай. Звонить Боке еще рано, а «Галерея» открывается только в девять. Я отвезу тебя в гостиницу «Европа». Тебе надо хоть немного поспать.

Мартине явно хотелось задать вопрос, который уже несколько минут вертелся у нее на языке, а мне — избежать его: я чего-то боялся. Она сдержалась, послушно — да, господин следователь, послушно! — взглянула на меня и проронила только:

— Хорошо.

— Я позвоню или загляну к тебе часов в двенадцать.

Нет, погоди… Заглянуть не смогу — у меня в это время прием. Приходи ко мне сама. Зайти к врачу всегда удобно.

— Но Арманда?..

— Войдешь через приемную, как больные.

Глупо, не правда ли? Но я так боялся ее потерять! Ни за что не хотел, чтобы она встретилась с Боке раньше, чем со мной, да и вообще, чтобы она встречалась с кем-нибудь еще, хотя пока не сознавал этого.

Я начертил ей на старом конверте план той части города, которая отделяет гостиницу от моего дома. На вокзале подозвал знакомого носильщика и внезапно раздулся от гордости при мысли, что меня все знают.

— Найди-ка нам такси, Проспер.

Я то шел позади Мартины, то забегал вперед. Крутился вокруг нее, как сторожевой пес. Приветливо поздоровался с дежурным по станции. И, честное слово, на минуту забыл, как у меня трещит голова.

В такси, несмотря на то, что водитель прекрасно знал меня, я держал Мартину за руку и, ничуть не стыдясь, склонялся к ней, как влюбленный:

— Главное, никуда не выходи и никому не звони до встречи со мной. Сейчас восемь. Проспишь ты до одиннадцати, скажем, до половины двенадцатого. По средам я принимаю до часу. Ты должна мне обещать, что ни с кем не увидишься и никому не позвонишь. Обещай, Мартина.

Не знаю, понимала ли она, что с нею случилось.

— Обещаю.

Мы не поцеловались. Когда такси подкатило к «Европе», площадь Наполеона была пуста. Анжелу, хозяйку гостиницы, я разыскал на кухне: как всегда по утрам, она давала инструкции повару.

— Мне нужен приличный номер для особы, рекомендованной мне одним парижским коллегой. Она очень утомлена.

— Будет сделано, доктор.

В номер я не поднялся. Довел Мартину до ступеней подъезда и пошел обратно. Сквозь застекленную дверь, медные накладки которой потемнели от сырости, видел, как она, стоя на красном ковре вестибюля, перемолвилась с Анжелой и указала рассыльному на два своих чемодана. Я ее видел, она меня — нет. Она говорила, но я не слышал ее голоса. На секунду, не дольше, увидел ее раскрытый, как ночью, рот, и мысль, что мы должны расстаться, хотя бы на короткий срок, оказалась для меня настолько невыносимой, страх так стеснил мне грудь, что я чуть не повернул назад, чтобы забрать Мартину с собой.

В такси, когда я остался один, на меня вновь навалились усталость и недомогание, в висках начало стучать, сердце словно переворачивалось в груди.

— Домой, доктор?

Да, домой. А ведь верно, там мой «дом». Сиденье было завалено пакетами, включая коробку с пресловутыми пуговицами для жакета, который Арманда по собственному фасону шила у лучшей портнихи Ла-Рош-сюр-Йона.