Николай Шуткин - «АВИАКАТАСТРОФЫ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ»

• Название: «АВИАКАТАСТРОФЫ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ»
• Автор: Николай Шуткин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Рожков с Ефимом решили больше не испытывать судьбу. Моряки бочку же выловили и вечером прибыли в Чумикан, а Дементьев благоразумно улетел ночевать в Удское. Пожалуй, это был последний сброс в нашем отряде.

ЭКИПАЖУ НЕ ВЕЗЕТ, ЕСЛИ ЧЕРНЫЙ КОТ В САЛОНЕ ПРОМЕЛЬКНЕТ

Разъяренный зверь ворвался в кабину, стремглав метнулся по моим рукам, раздирая в клочья когтями лап исписанный множеством цифр лист бортжурнала. От неожиданности вжимаюсь в спинку кресла своего сиденья. Раздается душераздирающий крик: «Мяу-у-у!» и треск рвущихся шторок верхнего фонаря кабины. Черная тень с грохотом летит в пустой фюзеляж, ударяясь о закрытые двери 15-го шпангоута, которые от удара прогибаются, образуя щель. Орущая бестия, под названием кот ныряет в щель, унося на лапах голубые ленты шелка от изодранных штор.

На улице слышится хохот. Две довольные физиономии командира Коваленко и начальника Аянского аэропорта Володи Пинещенко заглядывают в приоткрытую дверь пассажирского салона.

– С ума спятили, чуть заикой не сделали, – ругаю я их, – ни штор, ни бортжурнала!

– Где он? – спрашивают.

– За 15 шпангоутом, – отвечаю.

– Вот и хорошо, – потирает руки Коваленко, его в Нелькан надо отвезти, там кошки по ночам орут, всему поселку спать не дают. Почему-то все коты за зиму сдохли. Жители по телефону передают, чтоб без кота не прилетали.

– Закройте плотнее двери, иначе сбежит, – предупреждает Пинещенко.

Надо бы поспешить с вылетом, но наш техник Борис Воробьев послал двоих пассажиров с ведром за маслом, и эти два мужика никак не могли открутить пробку в железной бочке.

– Ударьте, ударьте по ней чем-нибудь, – кричал им Борис.

И они ударили… Раздался выхлоп. Ведро загремело, закричали мужики, отпрыгнувши от бочки, словно кипятком ошпаренные. Они кружились на месте в полусогнутом положении, охая, стоная, призывая на помощь.

Бежим к складу ГСМ – и видим негритянские физиономии добровольных помощников. Борис быстро набирает в ведро бензина и ветошью протирает лица потерпевших, их одежду.

Пассажиры матерят нас, кота ими принесенного, своего начальника узла связи Шачнева, пославшего их в командировку вместе с котом.

На снегу под ярким мартовским солнцем бочка нагрелась, внутри поднялось давление, зажало пробку, а когда ее почти выкрутили – парами газа она была выброшена вместе с маслом в лица открывавших.

– Виноват черный кот, от них всегда одни несчастья, – успокаивал Борис мужчин.

– Точно он, зараза, – поддержал Бориса первый отмывшийся пассажир.

– Сейчас куртки им вытрем, а в полете выбросим как последнего фраера, чтоб воду не мутил, – воспрянул духом второй потерпевший.

Кот замолчал. Затаился. Видно – почувствовал чем пахнет.

Заправили двигатель маслом, запустили и взмыли к синим вершинам гор.

Погода благоухала, глаза ломило от яркого снега. На горизонте ни облачка. Пики гор безмолвно проплывали под лыжами самолета, искрясь белым сказочным серебром.

Путевая скорость возрастала, и это настораживало. Смена ветра – не к добру.

В Нелькане посмотреть на кота собрались все работники аэропорта, но он как в воду канул. Просмотрели все отсеки – кот исчез.

«Неужели в воздухе выпрыгнул?» – размышляли мы.

Осмотр фюзеляжа снаружи обстановки не прояснил. Вылетать мы опасались, вдруг он застрянет в тросах управления? Что тогда?

– Давайте сгоняем в поселок за кошкой – может тогда он отзовется! – предложил начальник аэропорта Коля Макаров.

– Пока кошек наловим – ночь наступит, вынимай, Борь, аккумулятор, заночуем в Нелькане, – распорядился командир.

Борис открыл отверткой крышку контейнера и, вскрикнув, метнулся в сторону. Снова раздалось пронзительное «Мяу-у-у!», и черный силуэт стрелой вылетел из-под крышки контейнера.

– Надо ж, где теплое место нашел! – качал головой Борис.

– Слава тебе, Господи, избавились, – обрадовался Коваленко, поспешая на рацию подписывать задание на полет.

В районе перевала самая высокая вершина горы Топка (1906) принарядилась серой облачной шапкой – не к добру!

В самом поселке Аян гора Ландор тоже курилась одиноким облаком. «Шаманы непогоды» предупреждали нас. Решаем на ночь загрузиться шифером и вином местного производства под названием «Бормотуха брусничная», с расчетом пораньше улететь с морской бухты на материк, где ветры намного тише.

Ранним утром пробуждаемся от завывания пурги. Ураганной силы ветер бил в стены и окна. Казалось – еще чуть-чуть и весь наш дом взлетит на воздух, но кряжистое здание, расположенное у самого подножья скалы, стойко сдерживало напоры воздушного шквала.

Нас волновало одно – цел ли самолет? Облачаемся в меховую одежду и делаем попытки выбраться наружу. Снегом заметено все до самой крыши. Прокапываем тоннель и видим… – ничего не видим.

По пояс в снегу пробиваемся к месту стоянки самолета под яростные завывания пурги.

Самолета на стоянке нет. На голом льду болтаются оборванные канаты в руку толщиной.

«Неужели в море унесло? – гадаем мы. – Надо звонить в поселок – просить помощи».

Наши мысли были слишком наивны. У дверей рации валялись сорванные и перекуроченные антенны и провода, связи никакой. Радистка Шура Ларина беспомощно разводит руками.

Собрались было искать самолет своими силами, как уловили между порывами ветра трескотню тракторного двигателя, а вскоре в десяти метрах от нас – свет фар.

Включаем карманные фонари и машем ими изо всех сил. При такой видимости трактор нас раздавит и не почувствует. Трактор остановился впритирку от нас.

– Кто сказал, что мы не пробьемся, – раздался зычный голос Пинещенко.

Пересиливая вой пурги, Володя спросил:

– Где самолет?

– Нету, улетел в сторону моря, – ответил Воробьев Борис.

Привязываемся длинной веревкой к трактору и двигаемся в сторону моря.

Далеко под западной скалой обнаружили «беглеца» целым и невредимым.

Винт медленно вращался под напором ветра. Такого я еще не видел. Ватиновые подушки, специально сшитые для боковых сидений, забитые нами под чехол для утепления цилиндров двигателя, выбросило вращающимися лопастями и унесло неведомо куда.

Прицепили самолет к трактору и потащили на стоянку, ориентируясь по лобовому ветру. Самолет вытягивался вверх на полную величину штоков стоек шасси, переминался с лыжи на лыжу, словно пьяный, норовя упасть то на одно, то на другое крыло.

Трактор оставляем у самолета до конца пурги. Пинещенко запряг серого мерина, безотказного работягу, и принялись возить шифер к самолету. Двое возили, двое грузили в самолет, пока не забили полностью фюзеляж.

Все равно самолет вытягивался вверх, словно жираф. Тогда авиатехник Воробьев предложил привязать к нижним крыльям но две бочки с маслом. После подвески бочек самолет несколько осел.

Страшно уставшие, голодные, брели вместе с серым мерином к зданию пилотской, чуть не ложась на упругие струи ветра.

В пилотской пища отсутствовала. Вспомнили про бортпаек и решили его распотрошить. Большой цинковый ящик лежал за 15-м шпангоутом и крепился к полу резиновым амортизатором. Отсоединяем крепление. Борис плюет на ладони в предчувствии вкусного завтрака, хватает ящики и, теряя равновесие, падает. Мне хорошо видна дыра вырезанная в днище. Вот так позавтракали! Может кот съел? – опешил я. Коты двуногие. Это нам наука формальности приемки имущества. А если бы такое случилось в тайге, на вынужденной? И пошли в пилотскую не солоно хлебавши, набрав «бормотухи».

Вино утоляет голод на короткое время. Рядом с нами жила семья, у них и позаимствовали крупы и сухарей.

Время тянулось ужасно медленно, и пять дней провели словно в Петропавловской крепости. Все запасы были съедены, а конца пурги не было видно.

Соседские дети просили хлеба. Детей очень жаль, да и самим надоело голодать, но и выходить из дома, когда в двух шагах ничего не видно, смерти подобно. Шахматы, карты, вино и даже песни, которые нам пел Пинещенко, опостылели. Хлеб ничем не заменить. На шестые сутки с утра подгоняем тщательно одежду и вдвоем с командиром шагаем в черную снежную бездну.

Медленно, проваливаясь в пушистый снег по пояс, приблизились к самолету. Он занесен снегом по нижние крылья, от трактора торчит одна кабина. Взмокшие от пота приваливаемся к фюзеляжу и думаем – идти ли дальше или благоразумно вернуться.

Вспоминаем плачущих детишек и решительно двигаемся вперед, под углом 90 градусов к ветру. Идти каких-то три километра, но каких!

Ветер сбивает с ног, сечет по глазам мелкой гранитной крошкой, сдуваемой со скал. Глаза слезятся и обмерзают. Через 20-30 шагов надо раздирать ресницы, чтобы что-то видеть под ногами. Идем в связке и по очереди один с закрытыми глазами. Воротник, шарф, шапка, лицо – все смерзается в единый ледяной шлем.