Валентин Маслюков - Потом

• Название: Потом
• Автор: Валентин Маслюков
• Издательство: Время
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-9691-0063-3

Третья книга романа-эпопеи «Рождение волшебницы» продолжает историю героев, с которыми вы могли познакомиться в книгах «Клад» и «Жертва». Населяющие этот роман воины и принцессы, лукавые вельможи, ученые чудаки, мальчишки и даже оборотни — живые люди во всей их человеческой сложности. В прекрасном, яростном и часто недобром мире лишенная всякой поддержки юная волшебница Золотинка и обреченный на одиночество княжич Юлий пытаются выплыть в житейском море, не поступившись ни совестью, ни любовью…

---

— Да уходите… вам лучше уйти, — измученно пробормотал Видохин. — Я знаю пигаликов, я понимаю… вам нельзя… закон… Приходите, Черних, в другой раз… навещайте.

Черних ответил сдавленным горловым звуком. И мгновение спустя без всякого предварения, внезапным всплеском поднялся шум свалки, грязная брань, крик, возня — слуги Рукосила набросились на Черниха. Скрутили тотчас.

— Преступление! — пресекающимся голосом, задыхаясь, прохрипел Черних. — Вам придется отвечать… нарушение… Каменецкий договор.

— Виноват, обстоятельства сильнее меня. Вам не принят вреда, Черних, не бойтесь.

Снова всплеск шумной возни и, кажется, пигалику забили рот кляпом, он мычал. Рукосил говорил с подчеркнутым миролюбием, в котором, впрочем, достаточно явно сквозила насмешка.

— Пигалики рабы закона, а мы, люди, рабы обстоятельств — каждому свое. Не могу я допустить, чтобы вы тут же за порогом принялись распространяться о зверствах Рукосила. Как только я задам несколько вопросов Видохину и получу удовлетворительные ответы, придет и ваш черед, Черних, получите свободу. И тогда распространяйтесь. Убедительно прошу только (свирепое мычание пигалика) доложить Совету восьми, что у меня не было ни малейшего намерения причинить нравственный или телесный ущерб гражданину Республики. (Презрительное мычание пигалика.) Давление обстоятельств бывает не менее значительно, чем давление закона, вы должны понять. Я свято соблюдаю все положения Каменецкого договора. Вы не ранены. Воротничок оторвался? (Негодующее мычание.) Убытки будут возмещены.

— Вряд ли вы этим отделаетесь! — громко сказала Анюта.

Золотинка чуть не вскрикнула в своем узилище. Стоять на голове было ужасно трудно, она испытывала всевозрастающие муки и закусила губу, чтобы не застонать. Появление Анюты пробудило надежду на избавление.

— Че-ерт! — прошипел где-то рядом с корзиной Рукосил. — Сколько их там? Не башня, а проходной двор.

— Развяжите пигалика, — со скрытым возбуждением в голосе велела волшебница. — Это опасное нарушение Каменецкого договора. И не мучайте старика. Стыдно, Рукосил.

— Да, да, оставьте меня в покое, — простонал Видохин.

Рукосил, как видно, остерегался. Он и вправду не знал «сколько их там» и как долго «они» будут по одному спускаться. Он медлил, суеверно ожидая, что появится еще кто-нибудь. Подручники бездействовали, пигалик оставался связан и нем.

— Я знал, Анюта, что вы здесь, — сказал Рукосил именно потому, что не знал. — Вы прекрасно понимаете, что только чрезвычайные обстоятельства заставили меня прибегнуть к чрезвычайным мерам, которые вызывают ваше неудовольствие. Вы слышали: речь идет о моей ученице Золотинке, она похитила искрень. Лучшая ученица, Анюта, надежда учителя. Я верил, что она будет не то, что я… возвышенная душа, стремление к совершенству. Она будет чище, добрее, могущественнее меня, счастливее, если хотите. И вот — простая воровка. Схватила яркую игрушку, что подвернулась, и бежала. Но судя по тому, что мир еще цел и не сожжен дотла, искрень не очень-то ее слушается, и, верно, она не далеко ушла. Я говорю начистоту, с вами бесполезно хитрить, Анюта. Совершенно случайно в несведущие руки попал искрень. Это большое несчастье.

— Не говорите чепухи, Рукосил, случайно искрень не мог попасть ни в чьи руки. И тем более в несведущие. Искрень не иголка, чтобы закатиться в щель.

— Однако закатился.

— Насколько мне известно, пигалики объявили розыск вашей ученицы чуть ли не два месяца назад. Она уже далеко. Очень далеко.

— У меня есть свидетельства, что близко. Если я представлю свидетельства, вы мне поможете?

— Я?

— Оставим пустые препирательства. Искрень в руках неверной девчонки нарушит установившийся порядок и равновесие сил.

— Не хотите ли вы сказать, что мир выиграет оттого, что искрень из рук девушки попадет в ваши руки? Если уж нельзя его уничтожить, я предпочла бы, чтобы ужасное оружие досталось пигаликам.

— Дура! — прошипел Рукосил на сторону, то есть как раз туда, где корчилась в муках вверх тормашками Золотинка.

Она подумала, не объявиться ли сейчас, торжественно свалившись вместе с корзиной на пол? К этому картинному представлению подталкивала ее тяжесть в голове и надежда на Анюту, с которой Рукосил считался, если судить по тому, как тихо и опасливо шипел он свои ругательства.

— Не стану лицемерить, — громко продолжал он, — у меня достаточно скверная известность. Но, может быть, мировое сообщество выиграет от того, что искрень попадет в наши руки… Мы с вами объединимся, Анюта. Подумайте. Я не предлагаю дружбу навек — сотрудничество с весьма ограниченной целью: обезвредить искрень.

— Начнем с того, что вы развяжите пигалика.

Конечно, они слишком хорошо знали друг друга. Они тянули, перекидывались пустыми словами, за которыми стояла некая иная, ничем не обозначенная разведка и проба сил. Даже Золотинка вниз головой понимала это. Ничего решительного не происходило. Рукосил не ответил, а Анюта начала спускаться с лестницы, может быть, для того, чтобы развязать пигалика собственноручно. Рукосил не вмешивался, послужильцев его и вовсе не было слышно. С площади доносился победный рев: кто-то там брал верх — то ли дикари, то ли уроды.

Если она развяжет пигалика, все кончится хорошо, горячо загадала Золотинка.

Стремительно топотнул человек, в тот же миг другой, и Рукосил отчаянно вскрикнул:

— Руки! Рот! Руки держите!

Золотинкино сердце скакнуло, екнуло, и все было кончено. Рукосил заговорил успокоено, как человек, счастливо избежавший опасности:

— Не давайте ей ничего произнести, ни слова! И руки держите! Каждое слово — заклинание, ваша смерть!

Слышалось напряженное дыхание нескольких человек. Потом стена озарилась трепещущим ржавым светом и Золотинка разобрала произнесенную отчетливым шепотом рядом с корзиной бессмыслицу:

— Топ капо опак пот!

Анюты не стало.

Золотинка почувствовала это всем своим существом. Подручники расслабились, сбросив напряжение, им нечего стало держать — волшебница не упала, не умерла, ее просто не стало в руках. Они заговорил вполголоса, но свободно…

И снова содрогающий сердце, внезапный вскрик, топот, железный лязг, хрип, вой… звучное падение тела. И Рукосил вскричал:

— Болваны!

Поднялся испуганный галдеж:

— Сам же кинулся. Сволочь.

— Мразь, недомерок!

— Лещ скопытился, глянь: зенки выкатил! Все.

— Как развязался?

— Болваны! — повторил Рукосил упавшим голосом. — Это будет стоить войны. Убили пигалика… Он что, мертв?

Кто-то сказал:

— Падаль.

А Рукосил:

— Добейте!

Золотинка не могла зажать уши и потому зажмурилась, когда услышала хруст разрываемой железом плоти.

— Ну, Видохин, ты за все заплатишь!

Где был Видохин все это время?

— Бегом наверх, осмотрите все! Каждую щель! — взвинчено распоряжался Рукосил. — Да шевелитесь, что вы, как клопы в кипятке?! Ананья, ведь это война, пигалики не простят.

— Искрень все спишет, мой государь.

— Искрень! — воскликнул Рукосил в лихорадочном возбуждении. — Да был ли искрень? А? Как не усомниться? Была ли девчонка?.. Видохин, отрок твой был? Встряхните его! Мамот! — Звучная оплеуха. — Видохин, отрока зовут Золотинка, слышишь?

— Никого нет, мой государь! — крик сверху.

— Искать! Как это никого?! Искать, собаки!

— Золотинка. Правильно, его зовут Золотинка, — подавленно проговорил Видохин. Старик был еще жив.

— Это что?

— Договор.

— Какой к черту договор?! Пока что я вижу бумагу из конторской книги: здравствуй, Юлий милый! Это договор?

— Золотинка, он уступил им душу задешево. Золотинка продался пигаликам. А мне достался клочок бумаги — все. Пигалики всегда успевают перебежать дорогу. А ведь я видел его как тебя, Рукосил. Он явился в сиянии эфира, источая нежнейшие благовония Смирты. Я мог коснуться его рукой… Струилось золото волос, разобранных жемчужными нитями. Зеленая листва покрывала прозрачные шелка одежд, чудесная зелень увивала гибкие руки его и стан. Неслышно, легчайшей стопою сошел он с облачка и предстал, нахмурив брови.

— С ума сбредил, — свистящим шепотом заметил Ананья.

— Ну, и что он тебе сообщил, проросший отрок?

— Он прибыл, чтобы изъявить мне порицание. Дух золота, божественный отрок, олицетворение совершенства и красоты…

— Встряхните его, ласково.

Ананья или Мамот ударили старика — суховатый костяной звук, и Видохин отозвался стоном.

— Наверху ни души! — снова объявил голос со второго яруса.

— Болван! — огрызнулся Рукосил.

— Восемнадцать лет назад я продал тебе оптом свое искусство. И был за это наказан: чистое искусство покинуло меня навсегда.

— Растительный отрок передал тебе это важное сообщение?