Джованни Джентиле - Введение в философию

• Название: Введение в философию
• Автор: Джованни Джентиле
• Жанр: Философия

---

Как бы то ни было, Вико также видит, что невещественная история - не история, протекающая во времени, а история, освобождающаяся в вечности мысли; и он говорит нам не о сверхчувственности римской или греческой истории, но о греческой или римской истории, рассматриваемой sub specie aeterni*, в которой нет больше следования друг за другом событий, и настоящее в силу этого не следует за прошлым, - и, стало быть, нет прошлого. Идеальная история - это настоящая история. Такова невещественная история Вико.

12. ОТНОШЕНИЕ ДВУХ ИСТОРИЙ У ВИКО

Но в ней имеется кое-что еще. Вико не говорит, каким образом здравый смысл, "кузнец этого мира наций", с одной стороны, уравнивается с Божественным Провидением, но, с другой стороны, не подавляет свободу отдельно взятого человека. Он утверждает свободу не менее решительно, чем общность (универсальность, бесконечность, божественность) человеческого ума - например, человека, являющегося Джамбаттистой Вико, который обдумывает "Новую науку" и понимает историю. И в самом деле: хотя Вико не проясняет, каким образом индивид и "здравый смысл" составляют одно целое - так, чтобы действие последнего ничуть не препятствовало действию первого, - однако не существует иного пути для достижения сверхчувственности истории.

13. ЕДИНСТВО ДВУХ ИСТОРИЙ

История является не временной, но вечной, ничего не утрачивая из своих особенных и конкретных определений. Стало быть, тот самый индивид, который, с точки зрения этих определений, предстает действующим во времени как особенный субъект, движимый особенными мотивами (которые называются страстями, потому что в своей непосредственной партикулярности они отвергают универсальность разума (являющегося провиденциальным "здравым смыслом" Вико)), - рассмотренный глубже, как раз и является универсальным действующим лицом исторического процесса, или кузнецом мира наций. И, таким образом, он осуществляет истинную индивидуальность, которая является партикулярностью но лишь поскольку она растворена в универсальности разума, или сознания, свойственного человеку. Ибо та индивидуальность, которая является элементом множества - и, в силу этого, чистой и простой партикулярностью, - не субъект (утверждающий сам себя), но объект, и предполагает субъект, с которым соотнесено это множество и который, в самом деле, может иметь перед собой лишь множество, чье единство, напротив, может быть только внутри него (субъекта). Но тот, кто говорит "индивидуальность", говорит "единство", и поэтому объективная индивидуальность - слово, лишенное смысла [1].

1 Относительно понятия индивида см. "Общую теорию духа". Гл. VII.

14. ДВЕ СТОРОНЫ (ВНЕШНЯЯ И ВНУТРЕННЯЯ) ЧЕЛОВЕКА

И действительно, человек может рассматриваться и всегда рассматривался, как мы уже видели, с двух глубоко различных сторон: с одной из них, он объект, и входит в состав природной реальности, и не способен на свободу и, стало быть, не подводится под суждение, которое приписывает ему или отрицает ценность; с другой - тот самый человек, который глядит на природную реальность, и делает ее своей проблемой, и является в специфическом смысле человеком, отличая себя от всей природы; и не может не считать себя свободным (поскольку без свободы он не смог бы поставить себе проблему свободы - пусть даже для того, чтобы дать ее отрицательное решение); и действует и живет в мире, в котором не приостанавливается никогда одобряющее или порицающее суждение.

С первой стороны - которая не позволяет даже, чтобы была поставлена проблема истории, поскольку в этом аспекте сам человек есть природа человек, который эмпирически предстает как действующее лицо истории, представляет себя как особенное среди особенных - как вещь среди вещей или (что, по сути дела, одно и то же) человека среди вещей и среди людей.

Со второй стороны, человек рассматривается уже не извне, а изнутри, где каждый из нас встречает и видит собственную человечность с ее потребностями и интересами, с чувством своей неизбывной свободы и вытекающего из нее долга; и тогда человек всегда является единством множества - единством, без которого множество (либо пространство, либо время, либо атомическая и механическая природа, либо история в пространстве и во времени) оказывается совершенно непонятным. Единством, которое в силу этого не дано ни при каких условиях трансцендирования. Единством, стало быть, бесконечным и вечным.

15. ЧЕЛОВЕК КАК ЕДИНСТВО

Все дело в том, чтобы понять, чем должно быть отношение между единством и множеством. И если единство понимается абстрактно, как существующее само по себе (и, стало быть, множество - как чуждое ему или от него производное), то понятие бесконечного и вечного единства индивидуальности в конечном счете завершается солипсизмом, иллюзионизмом и тому подобными глупостями, свойственными дилетантам. Это отношение - изначальный синтез, так что единство, которое отличает себя от множества и противопоставляет себя ему, само не причина, но следствие более глубокого единства, производящего отношение между единством и множеством, центром и периферией. Человек, как некто, находящий множество вне себя, не является истинной индивидуальностью - потому, что последняя принадлежит человеку как единство, полагающее разом и в абсолютном синтезе то единство человека, которое имеет вне себя множество, остающееся существовать вокруг вышеуказанного единства.

16. БЕСКОНЕЧНАЯ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА И СОФИЗМ ОППОЗИЦИИ ИММАНЕНТИЗМУ

Иными словами, тот человек, в котором осуществляется индивидуальность, являющаяся истинной человечностью, творящим духом, свободой, - не поверхностный человек, который сам находится в пространстве, во времени, в природе, в механизме и т. д. Этот человек - не причина, а следствие. Он существует потому, что существует другой, глубинный человек, который порождает этого поверхностного человека - имеющего сознание о себе и сознание о другом, и поэтому противопоставляющего себя другому; и, таким образом, делающего самого себя другим и чуждым самому себе, и, стало быть, вновь оказывающегося во множестве, пусть даже как центр окружности, которая соотносительна с этим центром, но которая изменяется до бесконечности вместе с изменением самого центра. Поэтому он - относительный центр, субъект скептического релятивизма, который не может найти твердую точку [опоры] - и в силу этого ниспровергает основы того истинного субъекта, являющегося истиной и свободой. Но коль скоро он обретен, релятивизм и иные вышеупомянутые глупости исчезают, как и все другие глупости натуралистического представления мира, закрытого в отношении всякого чувства реальности духа.

К этим теням нужно также причислить все теистические представления трансцендентного Бытия, человека и истории, потому что эта трансцендентность тоже является отнесенной к поверхностному человеку (который не тот, о ком говорят, когда заводят речь о бесконечной человеческой индивидуальности или об абсолютном духе). Критика имманентизма вся основывается на этом софизме ignorantia elenchi*.

17. ОСТАТОК ТРАНСЦЕНДЕНТНОСТИ В НЕКОТОРЫХ ДИСТИНКЦИЯХ ВИКО И ГЕГЕЛЯ

Но какова эта бесконечная индивидуальность, действующая в истории? Как обретается эта индивидуальность? И нет ли опасности, что, отличая глубинного человека от поверхностного, вечного человека от эмпирического, снова впадут, mutato nomine*, в трансцендентность исторического теизма? Этой опасности не избежали ни Вико, ни Гегель. Для них и в самом деле существует реальное различие между эмпирическим человеком и здравым смыслом или мировым духом, творцом истории. Согласно обоим, именно мысль творит историю. Но, согласно обоим, есть мысль - и мысль; есть мысль человеческая - и мысль божественная, и одна не есть другая (хотя одной не существовало бы без другой, и их истина - в их единстве). Учение этих двух философов относительно данного основополагающего пункта оставалось всегда неясным и сохраняло остаток трансцендентности. Для одного и для другого божественная мысль - истина, внутреннее живое и деятельное ядро человеческой мысли; но в человеческой мысли само это ядро облечено в неподлинные формы, от которых она должна постепенно освобождаться, чтобы от грубой фантазии примитивных варваров могла дойти до разума, полностью объясненного "Новой наукой", или от непосредственной формы чувственной достоверности - до чистой мысли заключения "Феноменологии" и начала "Науки логики". И что это - та неподлинная форма? Не похожа ли она явно на материю или на несущее Платона? И не подвергает ли она, следовательно, новую философию трудностям старого метафизического дуализма?

18. ДИАЛЕКТИКА АБСТРАКТНОГО И КОНКРЕТНОГО ЛОГОСА

Дуализм ни за что не будет преодолен - до тех пор, пока не примут, во всей его строгости, актуалистическое понятие тождества божественной мысли и мысли человеческой и диалектическое различие абстрактного и конкретного логоса [1]; и, одним словом, философию в целом, о которой хотя и говорят многие, но не все улавливают ее смысл и последствия. И, прежде всего, тождества. Человеческая (или псевдочеловеческая) мысль - то, что было названо поверхностным человеком - не есть нечто актуальное. Когда мысль актуальная мысль, или мысль в акте, внутри нее нельзя найти ничего иного, кроме как божественную мысль - бесконечную индивидуальность, без которой не существует свободы, истины, и исчезает не та или иная особая, характерная черта мысли, но сама мысль в ее универсальности. Акт мысли оказывается снятым, как раз когда он являет себя чем-то конечным, которое можно было бы считать особенным (и, стало быть, лишь абстрактно истинным, но конкретно ложным), или когда он сам по себе недостаточен и нуждается в дополнении, или коррекции, или исправлении (каковое он, безусловно, не может дать себе без вмешательства последующей мыслящей деятельности). Сама мысль, ставшая объектом для самой себя, была снята в акте, являющемся отрицанием этой мысли, - конкретной мыслью (мышлением) абстрактной мысли (помысленного). Но это саморазличение, благодаря которому мысль противопоставляет себя себе и множится, является не снятием конкретного акта мышления, а, напротив, все более интенсивной реализацией этого самого акта. Так что абстрактно кажется, что существует, и существует всегда, что-то снятое; а конкретно неснимаемое, бесконечное, вечное.