Мэри Расселл - Дети Бога

• Название: Дети Бога
• Автор: Мэри Расселл
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-046711-2, 978-5-9713-6157-2

Планета Ракхат системы Альфа Центавра. Мир загадочной древней цивилизации.

Мир, на который отправилась первая экспедиция землян, спонсируемая Ватиканом, причем на борту звездолета присутствовали не только врач, инженер и астроном, но и четыре миссионера-иезуита.

Из всех членов экспедиции на Землю вернулся только один — молодой иезуит Эмилио Сандос, познавший на Ракхате все ужасы и унижения плена и рабства.

Отныне его единственная цель — держаться как можно дальше от враждебной планеты.

Однако генерал иезуитов не жалеет усилий, чтобы вернуть Эмилио на Ракхат…

---

— Тюрьма — это стены, которыми мы окружаем себя сами! — смеясь, пропел Рештар.

Слегка качнувшись из стороны в сторону, опасаясь неправильно его понять, секретарь спросила:

— Мой господин, позволить чужеземцу Сандосу уйти?

— Да! Пусть его комната распахнется! — воскликнул Китери. — Пусть Хаос пляшет!

И это стало последней услугой, Которую оказал ему чужеземец. Ибо Хлавин Китери родился в обществе, державшем взаперти дух своего народа, увековечившем Тупость, бездарность и леность правителей, принуждавшем к пассивности тех, кем они управляли. Теперь Хлавин понимал, что вся структура джана'атского общества базируется на рангах, но это искусственное неравенство, поддерживающее худших и ослабляющее лучших;

— Представьте себе, — убеждал Рештар своих последователей, — спектр варьирования, который стал бы естественно очевидным, если бы каждый мог сражаться за свое место в истинной иерархии!

«Он безумен, точно моя мать», — стали говорить люди.

Возможно, так и было. Не связанный условностями, свободный от всех ограничений, не имея причин цепляться за нынешнее положение вещей, Хлавин Китери замыслил мир, где ничто: ни родословная, ни рождение, ни обычай — ничто, кроме способностей, проверенных и доказанных, не обуславливало место человека в Жизни: И с пугающей грандиозностью фантазии Хлавин об этом пел, пока его отец и братья не уразумели, о чем он толкует, и не запретили концерты.

Кого бы это не вывело из равновесия? Мечтать о свободе, вообразить мир без стен — а затем вновь оказаться в тюрьме…

Среди поэтов у Хлавина Китери были настоящие друзья, истинные почитатели, и некоторые остались с ним в этой новой и более страшной ссылке. Будучи людьми рассудительными, они надеялись, что Хлавин сумеет успокоиться и удовлетвориться компактным и изысканным пространством Дворца Галатны. Но когда он начал убивать, одну за другой, наложниц из своего гарема и сидел, наблюдая изо дня в день, как гниют их тела, лучшие из друзей оставили Хлавина, не желая быть свидетелями его падения.

Затем — как вспышка света во тьме: новости, что Джхолаа успешно оплодотворили и сейчас она беременна, что Рештара Галатны выпустят из ссылки и разрешат на короткое время вернуться в Инброкар, дабы он присутствовал на церемониях инаугурации линии Дарджан, присвоения имени первому ребенку его сестры и присуждения статуса аристократа гайджурскому торговцу, доставившему ему Сандоса.

Хлавин Китери давно измерил, сравнил и оценил отвагу нынешних правителей и знал, что они ему не ровня. На вопрос «зачем?» он ответил. Остались лишь «когда?» и «как?», и, зная это, Рештар Галатны улыбался в безмолвной засаде, выжидая момент, чтоб ухватить свободу. Момент настал, когда его смехотворный зять Супаари ВаГайджур покинул Инброкар, унося безымянного младенца. В этот день — с прорвавшейся свирепостью голодного хищника — Хлавин Китери уложил всех, кто стоял на его пути к власти.

Последние свои дни в качестве Рештара он провел, участвуя в серии похоронных церемоний, посвященных его убитым братьям и отцу, его злодейски зарезанным племянникам и племянницам, его беззащитной сестре и отважному, но жутко неудачливому гостю семьи, Ира'илу Вро, «подло атакованным в ночи рунскими слугами, коих подговорил изменник Супаари ВаГайджур». В самом деле, весь домашний персонал резиденции Китери объявили замешанным в преступлении и без промедления вырезали. А на сбежавшего зятя Хлавина Китери в тот же день был оформлен судебный приказ, санкционировавший немедленную казнь Супаари ВаГайджура, его ребенка и любого, кто способствовал их побегу.

Сметя со своего пути препятствия, точно скошенные цветы, Хлавин Китери приступил к исполнению детально разработанного ритуала вступления на пост сорок восьмого Верховного Инброкара и приготовился освободить свой народ.

9

Неаполь

Октябрь — ноябрь 2060

Погода в октябре стояла сухая и теплая, и уже одного этого было достаточно, чтобы Эмилио Сандос почувствовал себя лучше. Даже после трудной ночи солнечный свет, струившийся в окна, оказывал целебное действие.

Работая руками с крайней осторожностью, поскольку невозможно было предсказать, что спровоцирует боль, первые часы каждого дня Эмилио проводил, наводя в квартире порядок, — полный решимости делать как можно больше, обходясь без чьей-либо помощи или разрешения. После столь долгого периода инвалидности было очень приятно самому убрать постель, подмести пол, сложить чистую посуду. Если сны в эту ночь терзали его не слишком, к девяти часам он уже успевал побриться, принять душ, одеться и был готов переместиться на высокую, безопасную почву одиночного исследования.

Благодаря своей работе Эмилио стал обладателем наследия уже почти вымершего поколения американского демографического взрыва, чье старение привело к образованию огромного рынка устройств, помогавших ослабленным и недееспособным. Потребовалась неделя, чтобы научить компьютер распознавать речевые образцы на четырех языках, которые Сандос использовал в этом проекте наиболее часто, а затем еще почти столько же, чтобы самому научиться выговаривать слова в горловой микрофон. Предпочтя знакомое, он заказал также виртуальную клавиатуру и к тринадцатому октября начал прибавлять в скорости, используя дистанционные пульты, позволявшие ему печатать, едва заметно двигая пальцами.

Роболингвист, подумал Сандос в то утро, напялив на себя шлем, скрепы и оснастку для клавиатуры. Поглощенный поисками омонимов и словосочетаний в ракхатских радиопередачах, он за наушниками не услышал стука в дверь и поэтому очень удивился женскому голосу, позвавшему:

— Дон Эмилио?

Стащив аппаратуру с головы и рук, он подождал, не зная, что сказать или сделать, пока не услышал:

— Его нет дома, Селестина. Придем в другой раз.

Все равно — сегодня или в другой раз, подумал Эмилио. Он спустился к двери — слышался голос ребенка, писклявый и настойчивый, — и открыл ее перед женщиной, в свои тридцать с небольшим лет выглядевшей озабоченной и усталой, но, как и Селестина, похожей на ангела Ренессанса: карие глаза на безупречном овальном лице, имевшем цвет слоновой кости и обрамленном светлыми кудрями.

— Я принесла тебе морскую свинку, — объявила Селестина.

Вовсе не обрадовавшись, Сандос посмотрел на ее мать, ожидая объяснений.

— Простите, дон Эмилио, но Селестина решила, что вам нужен домашний питомец, — извинилась женщина, жестом показав свое бессилие перед детским натиском, продолжавшимся, видимо, с тех самых крестин. — Моя дочь — человек настойчивый, и уж если что-то решила…

— Мне знаком этот феномен, синьора Джулиани, — с неловкой вежливостью сказал Эмилио, вспомнив Аскаму — на сей раз лишь с любовью, без пронзительной боли.

— Для вас — Джина, — сказала мать Селестины, пытаясь с помощью сдержанного юмора преодолеть неловкость ситуации. — Поскольку мне предстоит сделаться вашей тещей, полагаю, мы можем обращаться друг к другу по имени. Согласны?

Подыгрывая, священник вскинул брови:

— Прощу прощения?

— Селестина вам не говорила?

Джина вынула изо рта прядь волос, заброшенную туда ветром, и машинально сделала то же самое для Селестины, пытаясь придать ерзающему, сопротивляющемуся ребенку презентабельный вид. Что было весьма неблагодарным занятием.

— Дон Эмилио, моя дочь намерена выйти за вас замуж.

— Я надену свое белое платье с именами, — сообщила Селестина. — И тогда оно станет моим навсегда. И ты тоже, — добавила она, спохватившись. — Навсегда.

На лице матери вдруг проступила боль, но Сандос сел на нижнюю ступеньку, чтобы смотреть прямо в глаза Селестины, чей курчавый нимб словно бы пылал в ярком солнце.

— Донна Селестина, я польщен вашим предложением. Однако должен вам указать на то, что я весьма пожилой джентльмен, — с герцогским достоинством сказал он. — Боюсь, я неподходящая партия для такой юной и прекрасной леди.

Дитя с подозрением уставилось на него:

— Это чего значит?

— Это значит, carissima, что тебя отвергают, — устало сказала Джина, уже сто раз это объяснявшая, причем только за сегодняшнее утро.

— Я слишком стар для тебя, cara, — с сожалением подтвердил Сандос.

— А сколько тебе?

И Скоро исполнится восемьдесят, — ответил он. Джина засмеялась, и он вскинул на нее взгляд — лицо серьезное, глаза светятся.

— Сколько это пальцев? — спросила Селестина. Выставив четыре своих, она сказала:

— Мне вот столько.

Подняв перед собой обе кисти, Сандос под жужжание скреп медленно расправил и сжал их восемь раз, считая для ребенка в десятках.

— Это много, — сказала впечатленная Селестина.

— Действительно, cara. Множество. Уйма.