Аркадий Стругацкий - Летающие кочевники

• Название: Летающие кочевники
• Автор: Аркадий Стругацкий
• Жанр: Научная Фантастика

Авторы повести — девять известных советских фантастов и один критик Вл. Дмитриевский, которые написали её, сменяя друг друга, главу за главой.

В 1960-е годы ленинградские фантасты уже имели опыт написания подобных коллективных повестей для радио. По рассказу А. Балабухи О несуетности служения, или Ода негромкому голосу, при этом основной целью пишущего было выйти из ситуации, в которую загнал его предшественник, и усложнить задачу тому, кто будет писать следующим. При написании следовало соблюдать только два правила: не убивать всех героев сразу и не объявлять всего происходящего сном.

Первая глава, которая определяет сюжет повести, была написана братьями Стругацкими на основе созданного ими примерно в 1963 году рассказа «Дикие викинги» [Стругацкий. Комментарий к пройденному]. Позднее глава публиковалась как отдельный рассказ под названием «Первые люди на первом плоту» (название — строчка из поэмы Н. Гумилева «Капитаны»).

---

— Вы ботаник, мсье Брусвеен? — поинтересовался Антуан.

— Да, мсье, так же, как и мой отец, профессор Пер Антон Брусвеен. Мадемуазель, я рекомендую вам это вино. «Шато Марго» 1940 года. Виноделы считают этот год превосходным…

— Для французских виноделов этот год был черным, — заметил Антуан.

— Именно тогда я навсегда распрощался с Европой, — быстро сказал Брусвеен. — Кровь, насилие, кипение политических страстей — это не для меня. Я укрылся в гилее, как в монастыре, и не пожалел.

«Брусвеен, Брусвеен, — думал Антуан. — Откуда мне известна эта фамилия? Я никогда не интересовался ботаникой. Статей его я не мог читать. Откуда же я знаю эту фамилию?.. Кажется, от бразильской жары я перестаю соображать…»

— Я только ученый, — продолжал хозяин, — и поклоняюсь одному владыке — хлорофиллу. Меня куда больше занимает трансформация его зерен, нежели трансформация политических режимов. Кстати, вы случайно не родственник профессора Пьера Симона Берже?

— Он мой отец, — поклонился Антуан.

В прозрачных, как льдинки, глазах Брусвеена мелькнуло что-то похожее на изумление.

— Вот как… — протянул он. — Ваш отец был великим ученым.

«Вспомни, ну вспомни же! — приказывал себе Антуан. — Ты должен вспомнить. Этот странный человек имеет отношение к твоей собственной судьбе. Откуда он знает отца? Тот прославился открытиями в области ядерной физики именно в годы войны, уже когда Брусвеен, по его словам, жил затворником в Бразилии. Отец погиб в застенках гестапо в сорок четвертом…»

Внесли дымящееся, остро пахнущее блюдо.

— Вкусно, — похвалила Софи, пробуя огненную смесь из тушеной зелени, рачков и рыбы, обильно сдобренную красным перцем.

— У вас вкус настоящей бразильянки, — вежливо сказал да Пальха. Каруру — наше любимое национальное кушанье, так же как у вас… гм… лягушки…

— Ненавижу лягушек, — отрезала Софи.

Подали кофе, ликер.

Решив, что наступил подходящий момент, да Пальха стал объяснять Брусвеену причину визита.

Тот слушал не перебивая, не задавая вопросов. Когда да Пальха закончил свой странный рассказ, Брусвеен снисходительно улыбнулся.

— Я читал в каком-то американском журнале вздор о летающих тарелках, — сказал он, неторопливо раскуривая сигару. — Но то, что вы рассказали мне сейчас, побивает все рекорды. Летающие ладьи… пестрые человечки… Ваш метис просто алкоголик. Я скромный ботаник, господа, но я привык к логическому научному мышлению. История, которую вы мне поведали, чудесна. Но смею вас заверить, что ни на территории моей фазенды, ни вблизи от нее никогда не происходило ничего сверхъестественного. А единственные мои гости за последние три-четыре года — это вы, господа.

«Если он даже сейчас мне лжет, — думал Антуан, — откуда все-таки я знаю его фамилию?..»

— Простите, мсье Брусвеен, — обратился он к ботанику, — вам приходилось встречаться с моим отцом?

В прозрачных глазах хозяина мелькнуло что-то похожее на колебание:

— Нет… То есть да… Впрочем, это было очень давно. Задолго до войны.

«Ложь, все это ложь, — твердо решил Антуан. — Может, он не тот, за кого себя выдает? Но тогда кто?..»

— Я мечтаю подстрелить ягуара, — сказала Софи.

— Я знал одного охотника, — голос Брусвеена звучал очень мягко, — он выходил на единоборство с ягуаром, вооруженный копьем. Считал, что ружье может отказать, а копье… Впрочем, я не знаток охоты на диких зверей. Мое единственное оружие — ланцет, а добыча — листья и цветы.

— А из «вальтера» вы хорошо стреляете? — неожиданно спросил Антуан.

Брусвеен широко распахнул свои прозрачные глаза.

— Я стрелял только из лука. Да и то в далеком детстве.

— Но неужели вам… — начал Антуан. Ему не удалось договорить.

В столовую без стука ворвался уже знакомый путешественникам привратник и гаркнул по-немецки:

— Герр Брусвеен… Они там…

Яростный взгляд Брусвеена ударил его словно хлыстом.

Извинившись, хозяин фазенды встал из-за стола и неторопливо подошел к привратнику. Минуту они тихо переговаривались. Потом Брусвеен повернулся к гостям.

— Простите, господа… Произошло нечто непредвиденное.

Он был явно встревожен.

Гости поднялись. Поблагодарив за гостеприимство, распрощались с хозяином.

Он вышел на веранду, прощально взмахнул рукой.

И вот белая дверь в стене вновь раскрылась и захлопнулась со звуком, напоминающим пистолетный выстрел.

— Не кажется ли вам, что нас водили за нос? — спросила Софи.

— Герр Брусвеен… Вот так, — сказал Антуан, напирая на слово «герр».

Жоакин ждал возле джипа.

— Здешний фазендейро утверждает, что не видел ни летающей гамбарры, ни маленьких дьяволят, ни Машадо, — сказал да Пальха.

— Каррамба! Он лжет! Лжет! — темнея от гнева, закричал Жоакин.

Как бы в подтверждение его слов, за высокой бетонной стеной что-то громыхнуло, завыло, и продолговатое массивное тело свечой взметнулось ввысь.

— Ол-ля! Гамбарра! — завопил Жоакин.

Где-то невдалеке затарахтел крупнокалиберный пулемет, прочертив зеленую стену леса и небо над ней бледно-розовым пунктиром трассирующих пуль.

— Единственное оружие — ланцет, — усмехнулся Антуан. — Вот так, друзья мои! Едем быстрей отсюда. Интересно, это бунт или Брусвеен пытался захватить то, что ему не принадлежало…

6

Кабы нам писать не продолжение, а начало, — мы бы еще и не такое напридумывали.

А.Шейкин, А.Томилин

За окнами качались сосны, касаясь ветвями стен. Тишина и полная отрешенность от сумасшедшего темпа жизни современного города царили в клинике института высшей нервной деятельности.

Прошла уже неделя с тех пор, как в одной из палат появился странный пациент. Врачи, да еще врачи-психиатры — народ привычный, но и они оставляли работу, чтобы взглянуть на мешковатую фигуру, безучастно бредущую вслед за санитаром. Именно фигуру, потому что лица человека разглядеть было невозможно, оно все сплошь заросло густыми блестящими волосами. Однако не это явилось главной причиной его пребывания в клинике.

Этот больной, по фамилии Марков, был внешне безучастен к окружающему миру, хотя первая же цереброграмма показала непрестанную и бурную деятельность головного мозга. Вначале Марков еще хоть как-то отвечал на вопросы, история его болезни заполнялась рассказом о пережитом им приключении. История получалась крайне несвязной, разорванной, а вскоре больной вообще замолчал.

Случай был чрезвычайно загадочный! Все усилия врачей разбивались о нечувствительность пациента к любому внешнему раздражителю. А ведь от этого человека ученые с таким нетерпением ожидали подробностей о посещении нашей страны неведомым летающим кораблем…

На расширенном консилиуме было решено: необычайным больным специально займется доктор Горелов.

* * *

— Алвист!.. Доктор Алвист!.. — Антуан мчался, опережая собственный голос. Белый халат, накинутый на него проворной медицинской сестрой, развевался за плечами. Секретарша профессора кинулась ему наперерез, но успела поймать лишь вихрь слетевших со стола бумаг. Дверь в кабинет шефа хлопнула.

— Вот! — Антуан кинул на стол перед Алвистом газету. — На странице четырнадцатой… Я отметил… Читайте, читайте!

Алвист развернул газету. Статья, отмеченная ногтем, не имела броского заголовка и настолько терялась среди остального материала, что было ясно: эта скромность преднамеренна. Статья посвящалась новому способу расшифровки излучений головного мозга, примененному в Ленинградском отделении института высшей нервной деятельности. Подробностей автор не приводил. Новое достижение советской науки он обрисовал сдержанно, зато в конце запускал «черный шар»:

«Отныне ничто не может укрыться от глаз коммунистической Чека. Полный видеоконтроль над мыслями — вот что означает новое изобретение Советов».

Профессор оторвался от газеты:

— Очередная репортерская утка. Почему она вас так взволновала, мой друг?

Антуан уже успел отдышаться и, раскурив сигарету, глубоко затянулся и выпустил облако голубого дыма.

— В том-то и дело, уважаемый доктор, что это не утка! Два года назад я был в аспирантуре у ленинградского этнографа профессора Почиталина. Там же, в Ленинграде, я познакомился с некоторыми работами института высшей нервной деятельности. Уже тогда группа доктора Горелова была занята работой над тем, что в этой статье называется «видеоконтроль». И, насколько я мог судить, они успешно продвигались вперед… Конечно, метод разрабатывался сугубо для психических заболеваний. Для тех случаев, когда узнать причины расстройства — главное, а больной сам не в состоянии ни вспомнить, ни ответить на вопросы врача…

Алвист смотрел на молодого француза сквозь очки, сдвинув брови. Он уже понял ход мыслей собеседника и теперь быстро прикидывал в уме, какие преимущества получил бы он сам и его институт от сотрудничества с русскими… «Да, перспективы заманчивы, — думал Алвист, — но могу ли я пригласить русских в Бразилию? Это прежде всего политика…» Он не хотел рисковать своим положением.