Лариса Гармаш - Лу Саломе

• Название: Лу Саломе
• Автор: Лариса Гармаш
• Жанр: Биографии и Мемуары

Ей по праву принадлежит роль одной из самых исключительных женщин в истории Европы. Во всяком случае немецкий писатель Курт Вольф утверждал, что "ни одна женщина за последние 150 лет не имела более сильного влияния на страны, говорящие на немецком языке, чем Лу фон Саломе из Петербурга".

И в самом деле, такой "коллекции" потерявших голову знаменитостей не встретишь более ни в одной женской биографии: Лу была "Великой Русской революцией" в жизни Ницше, её боготворил и воспевал Рильке, ею восторгался Фрейд, её собеседниками были Ибсен и Толстой, Тургенев и Вагнер, с её именем связывают самоубийства Виктора Тауска и Пауля Рэ, по настоянию Мартина Бубера, известного философа и близкого друга, ею была написана книга под названием "Эротика", которая стала бестселлером в Европе и выдержала 5 переизданий...

Лариса Гармаш

---

Паулю действительно повезло значительно меньше: не только Ницше негативно оценил его книгу — он пытался защитить свой текст в качестве диссертации и получил единогласный отказ. Утраченные надежды привели к тому, что он решил расстаться с философией и начал обучаться медицине. Вопреки своему раннему философскому недоверию к идее равенства людей (для него было слишком очевидным, что все равенство заключается в себялюбии, зависти и тщеславии и что на таком равенстве нельзя построить братства) он, став врачом, вел себя как последовательный ее поборник: помогал бедным, слабым, тем, кто не мог платить за лечение. Закончив в Мюнхене медицинский факультет, он лечил бедных со всей округи, часто за собственные деньги отправлял их в госпиталь в Берлин или Бреслау. В конце жизни он поселился в деревне Селерина в Швейцарии, в том самом доме, в котором пятнадцать лет назад жил с Лу. В глазах бедняков, которых он лечил бесплатно, он был почти святым. Некоторые считали его священником, избравшим особую форму богослужения — творить добро среди бедных. Такой парадоксальный вираж судьбы для человека, писавшего книги, наполненные вольтерьянским духом и повествующие о земных корнях всяческих религий! Он жил на мизерную лепту благодарности своих больных и, казалось, в большем не нуждался. Любил горные прогулки и во время одной из них, 28 сентября 1901 года, поскользнулся на скале и насмерть разбился, упав в реку Инн. Была ли это лишь трагическая случайность? Исследователи не исключают версии о самоубийстве. Это страшное подозрение не давало покоя и Лу. Получив известие о смерти Рэ, она написала Фриде фон Бюлов: "Узнала, что он упал со скалы в Селерине, где мы провели когда-то лето. Погрузилась в старые письма, и многое прояснилось, все, что было, ожило. Мое главное впечатление: много, очень много имела! В Пауле слишком много добра и богатства в расчете на одну человеческую судьбу. Отсюда эта покорность…" Похороны "святого врача" в Селерине походили скорее на некое траурное религиозное паломничество: пришедшие проститься воздавали ему поистине королевские почести.

Вернемся, однако, в 1886 год. Тогда Лу и Рэ начали жить раздельно, поскольку, занявшись лечебной практикой, Пауль был вынужден каждое утро анатомировать и с этой целью снял себе маленькую комнатку возле университета. Возможно, для ликвидации совместного жилища были и другие причины, но об этом ни один из двоих сведений не оставил.

И однажды в дверь к живущей теперь отдельно Лу постучал незнакомый мужчина — благообразный, черноволосый, со слегка седеющей бородой, по виду старше ее лет на пятнадцать. Извинившись, он сказал, что узнал о ней через Брандеса, и представился. Его звали Карл Фридрих Андреас…

Загадка замужества

Мы бродили вдвоем и печальны

среди тонких и длинных стволов.

Беспощадные, жадные тайны

нас томили, томили без слов.

В. Брюсов

Непредвиденным для большинства виражом ее "карьеры в невозможном" оказался брак с Фридрихом Карлом Андреасом, профессором-иранистом, человеком весьма экзотического происхождения, родившимся 14 апреля 1846 года на Яве. В нем причудливо слилась кровь старинного персидско-американского рода князей Багратуни с малайской. Его дед по материнской линии, врач, осел в Индии, женился на красивой малайской девушке. Мать вышла замуж за происходившего из рода персидских князей Андреаса (Багратуни), — его имя вследствие династических споров стало фамилией. Семья переехала в Гамбург в 1852 году, когда Карлу Фридриху было шесть лет.

Хорошее образование в Швейцарии, Германии, Дании сделало из него выдающегося ориенталиста, знатока множества языков и наречий — персидских, афганских, грузинских, армянского (родного языка отца) и других. Получив степень доктора в Эрлангенском университете и пройдя специализацию в Копенгагене, он принял участие в войне 1870 года, а также в научных экспедициях в Персию и Индию, где шесть лет изучал местную культуру, древние языки, археологические раскопки. Был Андреас причастен поэзии — переводил Хафиза и Омара Хайяма, — а также и мистике, как едва ли не всякий, кто соприкасается с Востоком. Возвратившись в Германию, он стал преподавать на кафедре востоковедения в Берлинском университете. Когда Лу познакомилась со своим будущим мужем, он, помимо всего прочего, обучал немецкому языку турецких офицеров, проживавших в том самом пансионате, в котором она снимала для себя скромную комнату. Первое впечатление от него у нее было позитивное. Немного ниже ее, с проникновенным взглядом темно-бронзовых глаз, взлохмачивающий в задумчивости свою густую бороду, — он казался пришельцем из другого мира, о чем свидетельствовала и его биография: на Лу враз повеяло реальностью той жизни, о которой она до сих пор знала лишь из книг.

Что побудило "Заратустру" на двадцать шестом году жизни выйти замуж, остается, пожалуй, наиболее головоломным вопросом в ее и без того немало запутанной биографии. По некоторым версиям, ее отказ мог бы повлечь за собой самоубийство Андреаса. Думается, однако, едва ли Лу была чувствительна к подобному шантажу: таинственные обстоятельства смерти Пауля Рэ и Виктора Тауска она решительно отказывалась воспринимать как повод для укоров совести.

Брачный договор Лу, согласно ее требованию, исключал всякую возможность сексуальной близости: сохранились свидетельства яростных вспышек неутоленной страсти Андреаса и того беспощадного сопротивления, с которым их встречала Саломе. Почему, в таком случае, ради вступления в этот брак Лу решила разрушить свой столь же бесполый союз с Паулем Рэ (человеком, чьей дружбой она, по собственному признанию, дорожила больше всего на свете и потерю которого считала невосполнимой)? Похоже, что в Андреасе ее властно притягивала некая странная экзотическая харизма: с удивительным для нее послушанием она переняла все его жизненные привычки — вегетарианство, хождение босиком по земле, близость к природе и любовь к животным. Его глубоко интересовала тайна связи человека с миром животных: он умел подражать голосам птиц и, как вспоминает Лу, часто утром в саду именно так начинал день. Быть может, фигура Андреаса воплощала для нее гипнотическое наваждение Востока? Во всяком случае, невзирая на фиктивность их союза, супруги бережно хранили этот брак до старости, пока Лу не стала вдовой Андреас, унаследовав поместье в Геттингене и завещав, в свою очередь, все свое состояние внебрачной дочери Андреаса и их экономки, Марии, которая ухаживала за Лу до конца ее дней. Более того, Лу наотрез отказывалась развестись с Андреасом всякий раз, когда кто-либо из ее возлюбленных начинал требовать узаконить их узы, и всегда тщательно следила, чтобы ни один из ее романов не скомпрометировал ненароком имя и реноме мужа. Оговорив с Андреасом свою взаимную свободу в смысле чувств, они условились рассказывать друг другу обо всем, не скрывая ни одного факта, могущего унизить достоинство партнера. И как бы там ни было, их брак просуществовал сорок три года.

Итак, исходя из противоречивых и парадоксальных признаний и воспоминаний, следует, вероятно, согласиться с тем, что мотивы замужества Лу были для нее самой не менее внутренне таинственными, чем для окружающих. Уже оснащенная фрейдовским методом, она вновь попыталась вернуться в эту точку своего пути и проникнуть в собственную тайну. В 1915 году в психоаналитическом журнале "Имаго" в одном из своих эссе она писала о роли сублимации (вытеснения) влечений: "Нет дороги от сублимации к сублимации, как нет пути от вершины к вершине, без погружения в лежащую между ними пропасть. Наиболее "подкожные" движущие силы активизируются при духовном творчестве, а наиболее высокие "сублимации" являются следствиями извержений из наиболее глубоких пропастей. Везде, где идеализируются объекты и сублимируются влечения, есть что-то спрятанное, приглушенное. Однако всегда есть больше причин, чем только эти…"

Неизвестно, что с самого начала было "приглушено" в их отношениях, — кое-кто считает, что Лу увидела в Андреасе некоторые черты Густава фон Саломе. И если отношения с Рэ она всегда ощущала как союз брата и сестры, то Андреаса она хотела уважать как понимающего и заботливого отца. Действительно, они часто шутя называли друг друга "старичок" и "доченька". И в таком контексте начинает проступать различие для Лу между этими двумя бесполыми союзами. Жизнь, впрочем, показала, что в брате она нуждалась не менее остро, чем в отце: она откровенно пишет о разрыве с Рэ как об одном из примеров, когда она не выбрала то, что сама чувствовала как естественное и правильное. Рэ исчез после ее помолвки с Андреасом, оставив лишь краткую записку: "Сжалься, не ищи". И Лу объясняет его отъезд неспособностью Пауля поверить в то, как он был важен для нее, его хроническим сомнением в возможности любви к нему. В свою очередь, она не сумела убедительно объяснить Андреасу суть собственных отношений с Рэ или назвать границы этих отношений. И хотя свобода продолжать встречаться с Паулем была частью брачного контракта, Андреас не позволил бы ей объяснить ему все это. И Рэ даже не подозревал, что Лу нуждалась в нем больше, чем когда-либо, что ее преследовали мучительные сны о нем, от которых она просыпалась в тягостном и угнетенном состоянии духа. Она особенно нуждалась в нем, вступив в отношения с Андреасом, "потому что то мистическое принуждение, под влиянием которого я предприняла этот безвозвратный шаг, отделило меня не только от Рэ, но и от меня самой". Не следует, впрочем, заблуждаться насчет того смысла, который Лу вложила в слово принуждение: это не было каким-либо насилием со стороны Андреаса. Скорее, это было наваждением некоего чувства неизбежности и судьбинной необходимости быть вместе, которое безраздельно владело Андреасом и которым он загипнотизировал и Лу: "В конечном счете он, должно быть, был прав в своей уверенности, что мы принадлежали друг другу". Сохранилось описание Лу вечера перед помолвкой, когда Андреас схватил нож, лежавший у нее на столе, и вонзил его в грудь — это был аффективный способ убедить ее в том, что они должны пожениться. Саломе вспоминает, что доктор, которого вызвали ухаживать за Андреасом, явно подозревал ее: едва ли он мог понять, что "это был знак выражения их взаимного отчаяния и замешательства" перед "законом неизбежной принадлежности" друг другу, которому она все еще пыталась воспротивиться. Интересны слова Лу о значении в ее жизни "непроизвольных выборов", когда мотивы ее поведения вырастали из подсознательного знания в большей мере, чем из тщательно продуманной сознательной позиции: она приводит два примера "непроизвольных выборов" в своей жизни. Первым был отказ конфирмоваться в родительской церкви, после того как ей приснился сон, в котором она услышала себя говорящей "нет". Она пыталась бороться со своим порывом, но это знание о будущем поступке было абсолютным и необратимым, потому что исходило из глубины ее самой. Она пишет, что невозможно когда-либо однозначно объяснить наши непроизвольные решения или оценки, но все же мы пытаемся "пришпилить" их, а они продолжают от нас ускользать. "И вдруг застываешь перед свершенностью факта, полностью изменяющего наши жизни навсегда". Во второй раз она совершила "непроизвольный выбор", приняв решение быть женой Андреаса в тот момент, когда они оба, потрясенные неизбежностью, "стояли перед смертью"; впрочем, столь же твердо она решила никогда не доводить эту роль "до конца": откровением этого "инстинктивного отказа" тоже стал сон — тот самый, когда она чуть не задушила мужа. Тем не менее готовность всерьез изменить жизнь была налицо: Лу намеревалась вслед за Андреасом покинуть Европу, когда предполагалось, что он обоснуется в Армении или в Персии. Друзья Лу отзывались о Карле Фридрихе Андреасе как об исключительно вдохновенном учителе и редком знатоке Востока, имевшем множество учеников и почитателей. Для человека Востока, каким Лу считала мужа, свойственны другие, нежели для европейца, взаимоотношения между жизнью и интеллектом: в его преподавательской практике тип мироотношения и эрудиция, парадоксально сочетаясь, порождали в студенте новое, "благоговейное" восприятие бытия. Но такой тип мыследеятельности имел свою изнанку: он затруднял для Андреаса письменное изложение. Лу попыталась выяснить для себя причины этой проблемы, тем более что некоторые биографы возлагали вину за его "молчание" на нее. Она пишет, что в Андреасе раскол между примитивным и сознательным, который уже заложен в нас с рождения, был особенно силен и сказывался как на его таланте, так и на его ограниченностях. Он был, по ее словам, зажат между собственной интуицией, визуальным восприятием вещей и приверженностью методу тщательного аналитического поиска, который не позволял достичь изначального интуитивного богатства и полноты. Следствием этого противоречия, по словам Саломе, как правило, и становилась неспособность Андреаса доводить свои проекты до конца. Как писателя его упрекали в пессимизме, беспокойстве, крайней степени разочарованности в культуре — Саломе называла эту его особенность "отсутствием Воскресений". Он вообще был человеком крайностей — и в своем гневе, и в своей нежности: "диким и ласковым" назвал его Гауптман. Вообще, друзья Лу окрестили Андреаса "Луманом" — человеком Лу: так они приняли перемену в судьбе Саломе, поняв в конце концов, что, с одной стороны, она считает ее незыблемой, с другой же, вопреки их первоначальным ожиданиям, не собирается изменять никаким своим жизненным кредо и остается верной своему поиску "карьеры в невозможном". Тем не менее замужество Лу заметным образом сказалось на ее отношениях с матерью. Мать приехала в Шмаргендорф и с удовольствием оставалась тут долгое время. Это были самые гармоничные их дни. Мать была уверена, что Андреас, как она выражалась, "освободил Лу от Сатаны". Лу же не разочаровывала ее, ей не хотелось портить вдруг возникшую близость.