ИГОРЬ ИРТЕНЬЕВ - Стихи и проза

• Название: Стихи и проза
• Автор: ИГОРЬ ИРТЕНЬЕВ
• Жанр: Прочий юмор

Стихи и проза Игоря Иртеньева разных лет

---

– Смотри, звезды так и сыплются, – сказала девушка. – Давай загадаем желание.

– Давай, – согласился парень. – А какое?

Она что-то прошептала ему на ухо, и оба рассмеялись.

– Идет, – согласился парень, и в это время еще одна светящаяся точка чиркнула по небу.

– Успел?

– Успел, – И они опять засмеялись.

„Мне, что ли, попробовать?“ – подумал Капюшонов. Он откинулся на спинку и стал ждать оказии. Прошло пять минут, десять. Ничего. Звездопад прекратился так же внезапно, как в одно мгновенье на всем скаку прекращается вдруг проливной дождь. Движение в небе замерло одновременно и во всех направлениях. Парень с девушкой давно ушли, а Капюшонов, задрав голову, неотрывно вглядывался в ночное небо и постепенно наливался злобой. В аквариуме у него забурлило.

„Это что же выходит, – думал он. – Теперь, значит, простому человеку и желание изъявить нельзя. Им, стало быть, можно, а нам, стало быть, нельзя. Тут целый день за баранкой гнешься, а эти только в дискотеках своих полы трамбуют, и им, выходит, пожалуйста“.

Возмущение переполнило Капюшонова. Выбрав посреди неба подходящую звезду, он мысленно приказал ей: „Падай!“.

Звезда и не подумала стронуться с места.

– Падай, кому говорят! – страшным голосом закричал про себя Капюшонов, и в этот момент звезда, словно сорвавшись с невидимого гвоздя, заскользила вниз.

„То-то же, – удовлетворенно подумал Капюшонов, – нет чтобы сразу“.

Первое желание не заставило себя ждать.

– Для начала машину новую получить надо. Старую Колька-сменщик совсем раздолбал. В прошлом месяце еле сто сорок заработал, да слесарям еще за ремонт двадцатку отстегнул.

Звезда, набирая скорость, неслась к земле.

– Погодь, – приказал звезде Капюшонов, – тут подумать надо.

Звезда послушно замедлила ход, а Капюшонов погрузился в раздумья. За тридцать восемь лет жизни желаний у него накопилось немало, и требовалось выбрать самые заветные.

– Чтоб Зинаиде отпуск летом дали, тогда на юг вместе махнем.

Прошлым летом он отдыхал отдельно от жены, в желудочном санатории по горящей путевке. Тощища была смертная, хоть вой. Поселили его с двумя очкариками. Целый день они толкали друг другу про какие-то поля, а что они растят на тех полях, Капюшонов, сколько ни слушал, в толк взять не мог. Еле дождался конца срока.

– Чего бы еще такое загадать? – он почесал затылок и опять задрал голову вверх. Звезда была уже на уровне телевизионных антенн, натыканных на крыше его дома.

„С собаками чтоб не шлялись“, – пронеслось в голове, Собак Капюшонов не любил, а из живой природы больше всего уважал огурцы. А звезда уже тем временем скрылась за домом.

– И бачок, бачок, чтоб не тек, – плачущим голосом закричал Капюшонов, чувствуя, что его мысленная энергия уже на исходе.

За домом что-то сочно шлепнулось, словно упал большой бутерброд с колбасой. Капюшонов, крякнув, нагнулся, обул туфли и пошел домой спать.

1980

Критерий

Недавно у нас собрание было. Среди прочих решался вопрос, кому из коллектива предоставить право приобрести автомобиль „Запорожец“. Была предложена кандидатура лаборанта Кряквина. Говорят, мол, ударник, и работает давно, и с точки зрения моральных качеств сомнений тоже не вызывает. Председатель спрашивает:

– Какие будут мнения?

– Поставить! – все кричат.

А я смотрю из четвертого ряда на этого Кряквина и вижу: что-то в нем не то. То есть вроде и одет нормально, и туфли на нем отечественные, а есть в нем что-то такое, неуловимое. В глазах, может, а может, и не в глазах, но есть, одним словом.

Я тогда встаю и говорю:

– Я не знаю, кто как, товарищи, но я бы, например, с Кряквиным в разведку не пошел.

И сел.

Кряквин тут же вскочил, галстук на себе рванул, руками махать начал. Сразу стало видно, что это за человек. А тут у него от волнения еще и голос сел.

– Не надо мне, – сипит, – вашего „Запорожца“!

Понятно, что не надо. Кто ж его теперь тебе даст, горемыке?

С тем и разошлись.

Но, чувствую, что ко мне после этого собрания как-то уважительнее относиться стали. В дверь первым пропускают. За советами обращаются. В жилищную комиссию избрали.

Проводим мы как-то заседание. Рассматриваем заявление экономиста Низрюхиной об улучшении ее жилищных условий. Она проживает с мужем и двумя детьми в однокомнатной квартире. Работает на предприятии восемь лет.

– Какие будут мнения? – спрашивает председатель.

– Поставить! – все кричат.

А я сижу за длинным столом на угловом стуле, смотрю на эту Низрюхину и вижу – не тот она человек. То есть вроде бы все у нее как у всех, а вместе с тем что-то не то.

– А ваше мнение, товарищ Верзаев? – спрашивает меня председатель.

– Дело, конечно, ваше, товарищи, – говорю, – но лично я бы с экономистом Низрюхиной в разведку не пошел.

Растерялась Низрюхина, глазом заморгала, губы у ней задрожали.

– Почему это, – говорит, – Верзаев, вы бы со мной туда не пошли?

А я в ответ только руками развел – в том смысле, что сердцу, мол, не прикажешь.

Тут все как-то немножко поостыли и решили с улучшением Низрюхиной пока повременить. А через полгода меня избрали в другую комиссию.

Сижу я как-то в торце стола, провожу заседание. Обсуждается кандидатура инженера Черноплодова на предмет его туристической поездки по странам Средиземноморья. Вроде бы по всем показателям товарищ подходит. А я на него смотрю – и весь он у меня как на ладони. Поднимаюсь я с председательского места и говорю:

– Я не знаю, товарищи, какие будут мнения, только я бы с товарищем Черноплодовым в разведку не пошел. Не пошел бы я с товарищем Черноплодовым в разведку!

И сделал Черноплодову окорот.

Выхожу я после заседания из своего кабинета. Гляжу, стоит Черноплодов у окна. Головой к стеклу прижался. В руке окурок догорает, к пальцам подбирается. Жалко мне его стало, и думаю я про себя: „И чего ты, дурак, разнюнился? Да я бы и без тебя в разведку не пошел. Чего я там забыл, в разведке этой?!“.

1980

Каждый охотник желает знать, где сидит фазан

Четыре дня выступал в городе Калачаеве известный иллюзионист Альберт Замарин. Каждый вечер зал калачаевского Дворца культуры был переполнен до отказа, однако всем желающим места все равно не хватало. И тогда работники местного радио решили пригласить Замарина к себе в студию, чтобы дать всем своим землякам возможность если не увидеть, то хотя бы услышать выступление замечательного артиста.

В назначенное время все сознательное население Калачаева сгрудилось у радиоприемников. Сердца калачаевцев радостно трепетали в ожидании предстоящего чуда. И лишь одно сердце оставалось холодным и бестрепетным. Принадлежало оно кладовщику Грелкину – человеку в силу своей профессии материалистическому и ни в какие чудеса не верящему. С ранних лет Грелкин решил для себя, что все на свете фокусники – обыкновенные жулики либо, в лучшем случае, халтурщики. И теперь, отравленный ядом скептицизма, он сидел у приемника вместе со своей женой Зинаидой, в отличие от него сгоравшей от нетерпения.

Наконец раздался щелчок включаемого микрофона, и…

– Добрый вечер, дорогие зрители. Виноват, слушатели, – начал Замарин. – Сейчас я покажу вам, вернее, расскажу, короче говоря, сейчас я исполню свой первый номер. Передо мной на столике лежит обычная шляпа. В ней, как вы сами… В общем, в ней ничего нет, поверьте мне на слово. А сейчас слушайте внимательно Раз, два, три! Ап! Я достаю из нее живого зайца.

Восхищенные слушатели дружно захлопали у своих приемников, и только Грелкин процедил сквозь зубы:

– Все врет. Уши он оттуда достал. От мертвого осла. Нет там никакого зайца, и шляпы тоже нет.

Зинаида толкнула мужа в бок, а Замарин, откланявшись, приступил к исполнению следующего номера.

– У меня в руке обычный газетный лист. Теперь внимание – я рву газету на мелкие клочки. Готово. А сейчас следите за моими руками. Раз, два, три! – И в следующий момент Замарин неуловимым движением развернул перед потрясенными слушателями абсолютно целую газету.

Город взорвался аплодисментами.

– Не было у него никакой газеты, все липа, – сплюнул Грелкин.

– Заткнись, – отрубила жена.

В этот вечер Замарин был явно в ударе. Решительно все удавалось ему. По ходу программы студию постепенно заполняли гирлянды живых цветов, аквариумы с золотыми рыбками, целая стая голубей и даже начальник местной пожарной охраны, непостижимым образом оказавшийся в рукаве иллюзиониста. Калачаевцы были вне себя от восторга.

– И в заключение, – сказал Замарин, – я исполню номер, который был отмечен специальным призом жюри на международном конкурсе в Болонье. Номер называется „Каждый охотник желает знать, где сидит фазан“. Сразу предупреждаю – с фазаном он никак не связан. Каждое слово в названии соответствует цвету шарика. Всего шариков семь. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Все эти шарики я буду поочередно извлекать из своего правого уха и жонглировать ими в воздухе. Когда я достану последний, фиолетовый, свет в студии погаснет, шарики же, наоборот, зажгутся и будут прыгать в воздухе как бы сами собой, оставляя в темноте разноцветные следы. Те, кто успел побывать на моем выступлении, знают, как это красиво, тех же, кто не имел такой возможности, я призываю довериться собственному воображению. Итак, начинаем. В руках у меня, как обычно, ничего нет. Раз! – И из уха фокусника появился красный шарик. – Два! – Вслед за ним выскочил оранжевый. – Три! – Желтый. – Четыре! – Зеленый. – Пять! – Голубой. – Шесть! – Синий.