Лидия Чарская - Сестра Марина

• Название: Сестра Марина
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Детская проза

---

— Вон! — не своим голосом крикнула Нюта. — Сию же минуту вон! И если вы не уйдете сейчас же от меня, я позову, крикну на помощь!..

Ее серые глаза горели решительным огнем. Побледневшее лицо было бело, как известь.

— Ухожу, барышня, ухожу, но помните: все узнается нынче же: Дементий Карпыч умеет постоят за себя и мы еще посчитаемся, сестрица! Возьмите терпения на час, не замедлю отплатить. Еще посмотрим, чья возьмет. А теперь, счастливо оставаться, пока что.

И, нахально-презрительным взглядом окинув Нюту, он вышел из комнатки. Девушка стремительно кинулась к все еще стонущему и рыдающему от боли Джиованни.

— Мальчик мой, бедный, милый!.. Джиованни мои, радость моя, успокойся; забудь этого злого человека, дитя мое! Тебе больно, да? Крошка мой несчастный!

Она обнимала ребенка, целовала его, гладила своею нежною ручкой его черные кудри.

И постепенно стихали, под влиянием ее ласки, жгучие слезы обиженного, побитого малютки.

Джиованни поднял лицо, залитое слезами, с влажными глазами, похожими на черешни, облитые дождем, ли, сжимая руки Нюты, залепетал быстро-быстро:

— Папо вышел… пришел злой zio (дядя) и стал бить Джиованни за то, что он испачкал пол… Было больно, очень больно, ах! — и он заплакал снова.

— Милый ты моги, бедный, слушай меня: злой дядя не придет больше, мы его не пустим, а вечером пойдем в залу, зажжем елку, будет много детей, играть с ними станет Джиованни, а потом будет смотреть, как двигаются и пляшут фигурки на полотне. И гостинцы будут, и подарок для Джиованни. Sorella Марина, его сестричка, приготовила ему кое-что, а пока…

Тут Нюта вытащила из кармана пирожное и сунула в руку итальянца.

Его слезы высохли совсем. Глаза уже блестели оживленной, радостной улыбкой. Недавнее горе и побои, если и не были вполне забыты впечатлительной детской душой, то постепенно теряли свою острую боль воспоминаний, и мальчик был снова счастлив в эти минуты…

ГЛАВА XVII

Ровно в семь часов широко распахнулись двери столовой, и огромная толпа детишек, возрастом от двух до двенадцати лет, ввалилась в комнату. За ними вошли почетные попечительницы, начальство, приглашенные гости, доктора с их семействами, родственники сестер и сами сестры.

Часть их, впрочем, уже находилась в столовой и, в качестве хозяек, радушно принимала гостей.

А посреди комнаты стояла великолепная, развесистая, прямая и стройная ель, вся в золотых украшениях и блестках, освещенная бесчисленными огнями свечей. Вдоль стен длинными рядами тянулись столы с подарками и мешочками гостинцев.

Почетная попечительница и члены благотворительного общества пришли на помощь сестрам в устройстве в общине елки и прибавили свои пожертвования к их скромной складчине.

И елка вышла на славу.

Ребятишки испуганно восхищенными глазами, с прерывавшимся дыханием и раскрытыми ртами, смотрели на нее.

Им, выросшим в затхлом воздухе сырых чердаков и подвалов, было дивно и необычайно это сказочное зрелище рождественского праздника.

Робко и смущенно толпились они в дверях до тех пор, пока резвая, как птичка, всюду поспевающая Розочка не влетела в их толпу, не схватила на руки самую маленькую из всей толпы девчурку и, приказав всем остальным детям следовать за собою, не повела их к столам.

Сестра Кононова раздавала билетики, сестра Двоепольская назначала подарки. За роялем, сдвинутым к печке, сидела Юматова, с бледным, улыбающимся обычной своей грустной улыбкой, лицом и с чувством играла старинный рождественский гимн.

Сестра Клементьева, обычно такая суровая, строгая, «свирепая сестра», как ее в шутку прозвал Валентин Петрович, усадила к себе на колени маленького, особенно бедно, убого одетого мальчугана и угощала его сочными ломтиками апельсина.

В. другом углу стояла Нюта, держа за руку Джиованни. Пальцы мальчика конвульсивно сжимали руку девушки, его глаза впивались в огоньки елки. Его губы шептали восторженно:

— O, Santa Virgine Maria! O, Dio-Creatore! (О, Святая Богородица! О, Бог Создатель!), как хорошо, как хорошо!

— Вот тебе билетик, иди за подарком, — подлетела к мальчику Розанова.

— А sorella Марина пойдет со мной?

— И sorella твоя пойдет, не бойся… В пекло ада полезет за тобой твоя sorella, — смеясь ответила Катя, увлекая к столам Нюту и ее маленького приятеля.

— А что, сестрицы, на мою долю не припасли подарочка? — спросил, высунувшись из толпы, гостей, Семинарист.

— Да побойтесь вы Бога, Дмитрий Иванович, это детям подарки. Разве вы дитя? — замахали на него руками сестры.

— А разве нет? — делая обиженное лицо, произнес тот.

Действительно, он, этот огромный человек, был похож на большого, добродушного ребенка: так неподкупно-искренне светились чистой детской радостью его большие темные глаза.

— Берегитесь, доктор, вы елку повалите, — предупредила маленькая Двоепольская, неожиданно схватывая и отводя от дерева огромного Ярменко.

— Ну, нет, шалите, сегодня я ничего не сокрушу. Увидите, сестрицы не в таком я нынче настроении, — ответил Ярменко, но в то же мгновение, отступив назад, метнулся в сторону.

На полу лежал маленький мальчик, что называется, заходясь от рева. Нечаянно Ярменко толкнул малютку.

— Ага, что я говорила! — торжествовала подоспевшая Розочка, — если не чашку, так кому-нибудь нос разобьет.

Все бросились к пострадавшему мальчику, но сам Ярменко опередил всех, подхватил на руки плачущего крошку, вскинул его на свое огромное плечо и, тщательно поддерживая своими сильными руками ребенка, запрыгал с ним по комнате.

— Вот как мы! Гоп-ля-ля! Гоп-ля-ля!

Недавних слез не было и помину. Сияющий от счастья, мальчугашка вцепился обеими ручонками в львиную гриву гиганта и заливчато смеялся на всю комнату.

В противоположном углу три молоденькие сестры, испытуемые-курсистки, окружив доктора Козлова, усиленно потчевали его сластями и фруктами.

— Орешков, Валентин Петрович, флотишек, пожалуйста, — предлагала ему миловидная Симонова.

— И Господь с вами, сестрица, чем же грызть их буду? Уже лет десять, как я блещу отсутствием зубов, — смеялся веселый доктор.

— Я вам раскушу, хотите?

— И я!

— И я!

— Вы бы апельсинчик взяли, Валентин Петрович!

— Сохрани, Боже! Кажется, никак три же проглотил!

— Четвертый тогда. И, полно, что за счеты?

— Да что вы, сестрички? Бог с вами, что вам аз грешный надоел, что ли, окормить хотите? Караул! Закармливают тут, караул! — неожиданно выкрикнул доктор Козлов и, комично подпрыгивая, дал «тягу» от курсисток, к общему восторгу и смеху присутствующих.

Доктор Семенов держался больше группы гостей, ухаживая за «светскими барышнями и дамами».

— Ишь, ты, с нами и разговаривать не хочет, — заметив Семочку в «светской» группе, бросила запыхавшаяся Розочка, и лукавая улыбка пробежала по ее насмешливому задорному лицу.

— Доктор, Евгений Владимирович, подержите мне этого плаксу. Мне надо игры устраивать, а он не дает, все руки отдавил, право. — И, прежде чем Семочка успел ответить что-либо, на его коленях очутилось какое-то двухгодовалое, неистово ревущее существо.

Делать было нечего, пришлось волей-неволей ублажать плачущего ребенка, который, кстати сказать, кричал так пронзительно-звонко, что все находившиеся подле Семочки гостьи-барышни отлетели от него, зажимая уши и убегая в противоположный угол комнаты.

А смущенный, растерявшийся и раздраженный Семенов шипел и присвистывал, прищелкивая пальцами, всеми мерами стараясь успокоить исступленно ревущего мальчишку.

— Доктор Фок! Доктор Аврельский! Дмитрий Иванович! Валентин Петрович! К нам не примкнете ли? У нас золотые ворота сооружаются, — кричала веселая молоденькая сестра Симонова, с миловидным вздернутым носиком и веснушчатым, точно желтым бисером усыпанным, лицом.

— Увольте старика, сестрицы, — хмурясь и улыбаясь в одно и то же время, бросил Аврельский в то время, как остальные доктора, желая потешить маленьких гостей и милых хозяек, приняли деятельное участие в устройстве игр.

Шум, смех, веселый, заразительный смех счастливого детства мигом наполнили комнату. Играли в золотые ворота, в кошки-мышки, в трубочиста и ангела.

Счастливые, ярко разгоревшиеся лица детишек, их радостные голоса, визг и топот их маленьких ножек перемешивались с голосами взрослых, едва ли менее довольных, нежели детвора.

Под веселый смех присутствующих, погнался Фик-Фок за живым и юрким, как обезьянка Джиованни и неожиданно растянулся при гомерическом хохоте присутствующих во всю свою длину.

— О, фуй, какой оплошность! Я шуть-шуть не упаль немножко, — заявил, смущенно улыбаясь, присутствующим немец, вызывая новый взрыв веселого смеха.

* * *

Одна только Нюта чувствовала себя несколько не по себе. Сегодняшняя угроза Дементия не выходила у нее из головы. Она мучительно сосала сердце девушки, как червяк точила его, не отпуская ни на минуту своей жертвы.