Антон Чехов - Воспоминания современников об А. П. Чехове

• Название: Воспоминания современников об А. П. Чехове
• Автор: Антон Чехов
• Жанр: Биографии и Мемуары

В книгу вошли воспоминания Гиляровского, Короленко, Репина, Станиславского, Немировича-Данченко, Горького, Бунина, Куприна и многих других современников Антона Павловича Чехова.

---

Он водил меня по комнатам, показывал, где и что предполагает сделать, гулял в садике, рассказывал, какие хочет сделать насаждения, как устроить сад. Угощал потом виноградом, говоря шутливо, что это из «собственных виноградников».

Вообще он в это время был полон всяких планов и надежд. И когда наконец устроился на даче совсем, оживление не покидало его. Дом его находился довольно далеко от центра города, но он бывал в городе довольно часто. Как-то утром я встретил его так: Чехов идет, постукивая палкой, веселый и оживленный, за ним идет служивший у него турок с корзиной.

— Иду на базар, — сказал А. П-ч на мой вопрос.

В это время он охотно знакомился с местными людьми, широко отзывался на местные нужды. Между прочим, он принял звание члена училищного совета, дал взаймы довольно большую сумму на одну из наших школ; записался членом попечительства при аутской церкви, сделал пожертвование в греческую церковь, в приходе которой находилась его дача, и, кажется, на татарскую мечеть. Впоследствии возникла мысль пригласить А. П-ча попечителем одной из земских школ; помню, что он согласился, но как и чем кончилось это дело — не могу сказать.

Бывал А. П-ч в женской гимназии, с начальницей которой, как и с некоторыми преподавателями, был хорошо знаком; он принял на себя звание члена попечительного совета гимназии. Одно время А. П-ч как бы взял под свое покровительство ялтинских греков. Греки, «аутские греки», были его соседи. В старое, впрочем не очень давнее, время Аутка была деревней, населенной греками. В Аутке была и греческая церковь. Умирая, многие греки, люди вообще очень привязанные к церкви, оставляли «на помин души» земельные участки. Когда Ялта стала быстро заселяться, Аутка соединилась с Ялтой и вошла в черту города. И мало-помалу греки были вытеснены дальше, на гору, в так называемую Верхнюю Аутку. Греческая церковь, находившаяся в Нижней Аутке, стала считаться русской, священников к ней посвящали русских, и богослужение совершали в ней уже на славянском языке. Греческой же осталась небольшая, невзрачная, даже не каменная, а деревянная церковка св. Феодора Тирона в Верхней Аутке. Она к тому же не была самостоятельна, а приписана к русской церкви.

И к тому времени, как Чехов поселился в Аутке, между греками и русскими шли острые споры по случаю назначения новых священников, перестройки церквей, относительно церковного имущества и пр. Представители греков во главе со священником явились к Чехову и просили его взять на себя защиту их дела. А. П-ч согласился на их просьбу, принял в деле большое участие, был с документами, которые они дали ему, у архиерея. Противная партия не понимала, отчего он хлопочет, была раздражена и толковала, что он сам грек, потому и хлопочет за греков.

К нашей школе А. П-ч относился очень тепло. С удовольствием о ней слушал, расспрашивал и смеялся разным маленьким анекдотам, которые у нас нередко случались. Ученицы школы были большею частью дети тех же аутских греков и жили на той же улице, что и он. Почти всё это были бедные дети.

А. П-ч как-то зашел в школу, спросил учителя. Его не было. Тут-то девочки в первый раз и познакомились с писателем. Потом он постоянно встречал их на улице, маленьких, с большими связками книг, и заговаривал с ними. И иногда, прибежав в школу, дети с восторгом сообщали, что Чехов говорил с ними. Иной раз надо было послать А. П-чу книги. Попросишь снести их одну девочку, идут непременно две или три. Они любили бегать на «белую дачу», как в Аутке скоро прозвали чеховскую дачу, иногда ссорились из-за того, кому идти. Он давал им иногда гостинцы, присылал для них некоторые детские книжки. Раз предложил: «Напишите, какие книжки вам хотелось бы иметь в школе, я привезу их». И действительно, возвратившись из Москвы, он привез все книжки, которые были записаны. Приблизительно к этому времени относится приезд в Ялту Московского Художественного театра. Приезд московских артистов, да еще такого театра, был настоящим и большим праздником для города. Билеты раскупались нарасхват. Из чеховских пьес играли «Чайку» и «Дядю Ваню». Автор был в театре, его приветствовали взволнованно, радостно и шумно.

V

Мне пришлось раза два докучать Антону Павловичу своими произведениями. Вот что высказал он в разное время по поводу писательства.

Я просил прочитать рассказ.

— Знаете, — начал он говорить, когда прочел, — прежде всего о начинающем писателе можно судить по языку. Если у автора нет «слога», он никогда не будет писателем. Если же есть слог, свой язык, он, как писатель, не безнадежен. Тогда можно рассуждать о других сторонах его писаний.

Он встал с моей тетрадью в руках и перегнул ее пополам.

— Начинающие писатели часто должны делать так: перегните пополам и разорвите первую половину.

Я посмотрел на него с недоумением.

— Я говорю серьезно, — сказал Чехов. — Обыкновенно начинающие стараются, как говорят, «вводить в рассказ» и половину напишут лишнего. А надо писать, чтобы читатель без пояснений автора, из хода рассказа, из разговоров действующих лиц, из их поступков понял, в чем дело. Попробуйте оторвать первую половину вашего рассказа, вам придется только немного изменить начало второй, и рассказ будет совершенно понятен. И вообще не надо ничего лишнего. Все, что не имеет прямого отношения к рассказу, все надо беспощадно выбрасывать. Если вы говорите в первой главе, что на стене висит ружье, во второй или третьей главе оно должно непременно выстрелить, А если не будет стрелять, не должно и висеть. Потом, — говорил он, — надо делать рассказ живее, разговоры прерывать действиями. У вас Иван Иванович любит говорить. Это ничего, но он не должен говорить сплошь по целой странице. Немного поговорил, а потом пишите: «Иван Иванович встал, прошелся по комнате, закурил, постоял у окна».

Некоторое время спустя, посылая А. П-чу книжку журнала, я вложил в нее другой небольшой рассказец, не предупредив его. Вечером звонит телефон.

— Чей рассказ вложен в книгу «Русского богатства?» — спрашивает А. П-ч.

— Мой.

— Приходите ко мне.

Когда я пришел, А. П-ч объявил мне:

— Рассказ хороший. Давайте пошлем его — только куда? Я предлагаю… — И он назвал два журнала и одну газету.

— Куда вам больше хотелось бы?

Я назвал один из журналов, впрочем спросил:

— Да поместят ли?

— Думаю, что поместят, — сказал А. П-ч, — если бы я был редактором, непременно бы поместил.

Вообще он оживился и проявил большое участие.

— Мне не нравится ваше заглавие. Надо другое. Я назвал бы рассказ так: «Глупости Ивана Ивановича».

Признаюсь, я не ждал такого заглавия. Похождения моего героя не казались мне глупостями. Неожиданное название осветило их с новой стороны, и, посмеявшись над собой, я должен был признать его более подходящим, чем то, которое написал сам.

Затем А. П-ч стал говорить:

— В двух местах я немного вычеркнул. Я уже говорил: не делайте авторских пояснений. Пусть обо всем, о чем надо, говорят те лица, которых вы описываете. Смотрите, недавний рассказ N, — А. П-ч назвал имя известного писателя, — прекрасный рассказ, но автор портит его пояснениями. Мне их прямо неприятно читать, я не понимаю этого. В рассказе не должно быть публицистики. — Затем он подумал и проговорил: — Советую переделать конец. У вас Иван Иванович женится. Ужели он так много выстрадал и много думал только для того, чтобы жениться? Лучше, если бы конец был другой, иного характера.

Кончив о самом рассказе, А. П-ч сказал:

— Теперь придумаем вам псевдоним. У вас плохая фамилия, не звучная.

— Ужели на это следует обращать внимание?

— Следует. Станете писать еще, рассказ будет кончаться как-нибудь эффектно, и вдруг подпись… — он назвал мою фамилию и засмеялся, — не хорошо!

Потом опять заговорил серьезно:

— Вообще следует избегать некрасивых, неблагозвучных слов. Я не люблю слов с обилием шипящих и свистящих звуков, избегаю их. — Прощаясь, он спросил: — А вы знаете, как переписывать для печати? — Остановил меня снова, нарезал бумаги, сказал, что следует писать только на одной стороне листка, указал, где ставить цифры. — Перепишите на этой бумаге и принесите мне.

Когда я переписал, он сам послал рассказ в редакцию журнала.

— Чтобы стать настоящим писателем, — учил он, — надо посвятить себя исключительно этому делу. Дилетантство здесь, как и везде, не даст уйти далеко. В этом искусстве, как во всяком, нужен талант, но и труд. Надо трудиться самым настоящим образом. И прежде всего над языком. Надо вдумываться в речь, в слова. Вы обращали внимание на язык Толстого? Громадные периоды, предложения нагромождены одно на другое. Не думайте, что это случайно, что это недостаток. Это искусство, и оно дается после труда. Эти периоды производят впечатление силы.

Как-то я пришел к нему.