Азиза Джафарзаде - Баку - 1501

• Название: Баку - 1501
• Автор: Азиза Джафарзаде
• Жанр: История

---

Как, по какому праву я именем создателя уничтожал и призывал уничтожать его же творения? Меня охватывает ужас, дедушка! Я пытаюсь заглушить свое горе кубками, залить поднимающийся в сердце бунт. Вдохнови же меня на познание истины! После утреннего намаза я отвезу на родину ваши священные останки, твои и моего отца, Шейха Гейдара, чье лицо вспоминается мне с трудом. Я клянусь до последнего вздоха убежденно распространять вашу веру, во имя которой мы безропотно приносим жертвы и погибаем! Пока рука моя в силах держать меч, не выпущу его, не вложу в ножны. Я продолжу ваше дело, но я... я объединю разрозненную родину насколько смогу, усилю ее мощь, прославлю наш язык, поэзию на весь мир, открою двери дворцов ашыгам... Не знаю, так ли вы думали, так ли хотели - ты и отец. Но я должен думать о будущем. До сих пор перед моими глазами Султаным-ханым... Она была права. Я выполню и ее пожелание. Тогда и только тогда я уверюсь, что пролитая кровь, вызванные мной слезы, принесенные жертвы были не напрасны. Да возрадуется ваш дух! Да вознесутся ваши души в рай! И да молятся они за меня во имя претворения в жизнь моих намерений. И да падет на меня ваша благость! Пусть земля и небо - пусть каждая пядь родной земли и каждая капля текущей в ней воды вместе со мной скажут: "аминь"...

Эти долгие, непрерывной чередой текущие мысли не покидали Исмаила в бесконечные часы молитв и поклонов. Уста его произносили молитву, повторяли суры Корана, а сердце раздирали противоречивые думы. Шейх Садраддин сам объявил утренний азан. Все воины произнесли ритуальную молитву. Монотонно-печальные звуки ее, слившись с ревом Самура, эхом отозвались в горах, в отвесных скалах ущелья. Едва только засветилось, как воины уже выстроились в походном порядке. В запряженную пятью парами волов повозку постелили персидские ковры. На них бережно поставили обернутые тарной и покрытые зелеными и черными накидками гробы. В левом углу арбы, против гробов, укрепили зеленое шелковое знамя с насаженной на конце древка вырезанной из серебра кистью человеческой руки.

По обе стороны арбы выстроились десять молодых всадников в черных одеждах. Сидя на вороных конях, воины походили на ожившие траурные статуи. Следом за арбой ехал верхом сам государь, а рядом с ним Байрам-бек Гараманлы, Рагим-бек, Мухаммед-бек Устаджлу, Леле Гусейн-бек Бекдили и другие придворные и военачальники. Впереди процессии выступал закутанный в черные одежды знаток Корана шейх Садраддин. После первого салавата шейх начал читать суру Корана "Аррахман", обязательную при отпевании тела и похоронах.

Хазралинцы и двадцать мастеров, оставленных, чтобы построить здесь мечеть Шейха Джунейда, смотрели вслед медленно удаляющемуся войску. Государь даровал им земли, и они останутся в Хазре навсегда: женятся, заведут детей, распространят среди окрестных жителей шиитство и из поколения в поколение будут передавать легенду о том, что останки Шейха Джунейда не увезены, а по просьбе хазралинцев оставлены в здешней могиле, и она, таким образом, является святым местом, чудодейственно исцеляющим болезни и горести...

Шах рассудил так: "Нужно оставить памятник, который напоминал бы о величии нашего рода и внушал верность идеалам нашей религии, дабы искоренить остатки сомнений в душах тех, кто принял святое шиитство под угрозой меча".

На отвесных скалах беспечно вили гнезда скворцы и ласточки. Самурское ущелье здесь постепенно сужалось, гул реки усиливался. На склонах, вдоль гряды скал, росли ореховые, яблоневые, грушевые деревья, мушмула, на кустах розы самозабвенно заливались соловьи. Высоко в небе парили орлы. Только им и был виден медленно тянувшийся караван. Природа вернулась к своему привычному бытию. Вечна ее изначальная красота, вечен изначальный напев!

* * *

Процессия с останками Шейха Джунейда и Шейха Гейдара двигалась траурным шагом. Погода стояла прекрасная. Природа ласкала воображение государя красотами крутого Самурского ущелья, убаюкивала его журчащими напевами реки, уводила в прошлое, к тем годам, когда простившись с трудным детством, он вкусил первую свою победу, первое счастье. Теперь он мысленно находился рядом с Таджлы-ханым...

...Красавица-весна наступала медленно, жеманно прихорашивалась, как это присуще всем красавицам. Весна, как размеренный, спокойный, здоровый пульс шептала время от времени влюбленным: "Я иду, я иду!" Двадцать второе февраля 1514 года пришлось на очень хороший день - на среду. В селе Шахабад праздновали свадьбу: Шах Исмаил Хатаи вводил в свой дворец первую жену. Это была Таджлы-ханым - дочь Абдин-бека, правнучка Султана Ягуба, считавшегося одним из самых влиятельных представителей древнего тюркского племени Бекдили-Шамлу. Исмаил с юных лет видел Таджлы-ханым то скачущей на коне, то бьющейся на мечах со своими сверстницами. И вот уже несколько лет с тех пор, как Таджлы-ханым была привезена во дворец. Провожая ее, совсем еще девочку, девушки ее племени пели:

Трону твоему - слава, невеста!

Счастью твоему - слава, невеста!

Белые руки красной хной покрыла невеста,

Слава тебе, слава, невеста!

После изучения дворцовых правил и достижения половой зрелости девушка станет старшей женой падишаха. А пока что Мовлана19 Ахунд Ахмед Ардебили хотя и заключил брачный договор, молодые люди еще не были близки и держались друг от друга в отдалении. Но, возвращаясь с военных походов или с занятий стрельбой из лука, палицей, упражнений с мечом или охоты, Исмаил неизменно стремился увидеть закутанную в чадру, стройную, как кипарис, фигурку, а иногда, если повезет, то и лицо Таджлы. "Моя гвоздика, - думал он, - мой кипарис, сосенка моя, моя единственная!" Влюбленно, с восхищением всматривался он в прекрасное лицо девушки: "Ты так нужна мне. Я должен видеть тебя каждый день! Каждый день должен касаться твоих рук, чтобы получить от этого прикосновения силу; должен ощущать твой аромат, чтобы насладились мои чувства. Я должен каждый день слышать твой голос, видеть нежный изгиб твоих губ - чтобы непрестанно восхищаться тобой. Я должен ежедневно впивать свет счастья, излучаемый твоими глазами - я умру, если этого не будет..."

Поистине, Таджлы-ханым была чудом, сотворенным матерью-природой. Она была щедро наделена и красотой, и разумом, и воинской доблестью. Казалось, еще при рождении предопределена была ей высокая участь: быть женой государя, матерью государя, родоначальницей царской династии. Создатель будто знал наперед, что этой красавице из большого рода Бекдили предстоит с мечом в руках защищать трон любимого мужа, честь родной земли и свою собственную, что она сумеет вырваться из такого плена, из которого и тысяча мужчин вырваться не смогли бы. И, видать, поэтому мать-природа наделила ее всем в изобилии: красотой - как жену поэта, умом и рассудительностью - как жену государя, дала ей храброе сердце и крепкое тело.

Исмаил редко видел свою невесту, большую часть времени проводил вне дома. Разносторонней была его натура, и под стать ей были мечты: он видел себя то падишахом на троне, то муршидом в мечети, то военачальником в бою. Но стоило Исмаилу попасть домой, и он тотчас же превращался во влюбленного поэта. Начинали бурлить и искать выход подавляемые им в сердце во время походов и битв чувства; глаза его всюду искали стройную, как кипарис, фигурку Таджлы-ханым, мягко окутанную чадрой. Он тосковал по ее голосу, похожему на нежное звучание желтого тенбура - любимого им музыкального инструмента. "Мой кипарис, сосенка моя, мой ирис, колосок, единственная моя", - говорил он, и нахлынувшие чувства искали выход в любовных газелях. Ему особенно запомнились некоторые из их встреч.

- Мой кипарис, сосенка моя, мой ирис, единственная моя, прошептал он и с силой сжал маленькие, но приобретшие от занятий мечом твердость руки Таджлы, которой не было еще пятнадцати лет.

- Мой государь! Если правда то, что вы говорите, если я вам действительно нужна - то либо берегите себя и не бросайтесь сломя голову в битвы, либо, по старым дедовским обычаям, берите и меня с собой.

- Далекая, далекая моя, горная лань! Как долго я преследую тебя, кокетливая лань моя! Что делать, взять тебя с собой на те битвы - за пределами моих возможностей. Я сумел отомстить убийцам моего отца и деда, стер с лица земли их род. Но я еще не смог покончить с отмщением всех людей! Объединить под одним знаменем наши разрозненные племена, расширить наши границы - вот что завещано мне. И этот завет мною не выполнен, путь мой в этом направлении еще не завершен. И писания мои, и речи направлены к тому, чтобы ликвидировать религиозную разобщенность мусульман, объединить их. Но у меня самого есть только одна вера - это любовь! Мой путь к постижению истины лежит через любовь...

Хотя порой девушка и не вполне понимала смысл его убежденных и полных противоречий слов, она с широко раскрытыми глазами изумленно и доверчиво внимала Исмаилу.