Тимоти Финдли - Пилигрим

• Название: Пилигрим
• Автор: Тимоти Финдли
• Издательство: АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-018747-5, 5-9577-0297-8

Человек, не способный умереть, снова — в очередной раз! — безнадежно пытается совершить самоубийство — а попадает «под прицел» самого Карла Густава Юнга…

Каким же окажется «личное бессознательное» пациента, прожившего — притом без малейшего желания — уже четыре тысячи лет?!

Перед вами — блистательный «черный юмор» и изысканный постмодернизм, топко стилизованный под «психологический реализм». Возможно ли такое?

А — почему бы и нет?

---

Нефы и алтари европейских соборов обращены на восток, по направлению к Иерусалиму. Поэтому главныи портал собора всегда выходит на запад. Во время заутрени и вечерни прихожане освещены соответственно восходящим или заходящим солнцем. Хоры в основном расположены вдоль южной стены, хотя и не везде. Но в Шартре было именно так, и там, за хорами, уходило ввысь «личное окно» Пилигрима.

Первым делом он подошел к главному алтарю, встал на колени и перекрестился. Не будучи религиозным, Пилигрим тем не менее считал необходимым выказать уважение к монументальному сооружению, которое собирался разрушить.

В нем шевельнулось смутное воспоминание, больше похожее на сон, о том, как он преклонял колени здесь раньше, причем не единожды. «Когда я знал своего Бога». Это место считалось священным еще до христианской эры. Во времена друидов земля, на которой стоял ныне собор, была посвящена языческому чуду рождения ребенка девой. «Богородице Дево, радуйся, — пробормотал Пилигрим, — Благодатная Марие, Господь с Тобою…»

Потом он встал и подошел к хорам у южной стены. Вглядываясь во мглу, Пилигрим воззрился на одно из окон вверху. Notre Dame de la Bellе Verriere — Богородица на прекрасном стекле. Тьма скрывала невероятную голубизну старинного витража с рубиновыми и розовыми вкраплениями, а кроме того, окно находилось слишком высоко, так что Пилигрим не смог различить инициалы, выгравированные им на одной из синих пластин у ног Пресвятой Девы. Но он знал, что они по-прежнему там: «С. Мл.». Симон Младший.

Пилигрим повернулся к Форстеру, который ждал его с двумя канистрами бензина, стоящими рядом на полу.

— Начнем отсюда! — Пилигрим показал на деревянные хоры под Богородицей.

Взяв канистру, он аккуратно полил бензином резные скамейки и отступил назад.

— Попрощайся со всем этим и пойдем, — сказал он камердинеру, отдав ему пустые канистры и вытащив из кармана коробок спичек.

Форстер ничего не ответил. Он побледнел от страха и безнадежности. Ему казалось, что ни он, ни мистер Пилигрим не переживут этого кошмара.

— Ты готов? — спросил наконец Пилигрим.

— Да, сэр. Да, — пробормотал Форстер.

— Тогда ступай. Я пойду следом.

Форстер, не оглядываясь, зашагал к воротам. Неф внезапно показался ему бесконечно длинным, миль двадцати, не меньше, и, пока он шел к громадной двери, ему все чудилось, что он бредет по морю во время прилива.

Пилигрим залез в карман и вытащил три носовых платка. Связав их вместе, он положил жгут на пол, одним концом в лужу бензина.

А потом очень осторожно зажег две спички сразу.

Закрыл глаза, открыл их — и бросил спички на ближайший конец жгута из платков. Пламя начало подбираться к бензину. Пилигрим отвернулся и быстро пошел по церковному нефу к воротам.

В пять часов утра они уже ехали в Тур — а окна Шартрского собора, оставшегося позади, заалели от пожара.

9

Самый большой заголовок «Эн-це-це» за четвертое июля был посвящен сто тридцать шестой годовщине независимости Америки. Второй по величине сообщал, что император Японии находится при смерти — и действительно, три недели спустя он скончался.

Юнг, сердитый на американцев из-за их недавнего бряцания оружием недавней агрессии в Гондурасе, не стал читать передовицу. Что до японского императора, тот тоже вечно сражался, в основном с Россией, и режим его был насквозь продажным. Юнг пропустил и эту статью, обратив внимание на последнюю, оставшуюся на странице.

Загадочный пожар в Шартрском соборе во Франции.

Боже правый!

Юнг пробежал глазами коротенькую статейку: к счастью, ущерб невелик… Власти в замешательстве… Началось расследование.

Пилигрим. Это мог сделать только Пилигрим.

Сперва он украл «Ману Лизу» — наверняка он, больше некому! — а теперь поджег свой любимый собор. Он что, решил лишить Францию всех ее сокровищ? Его неабходимо остановить…

Приехав в клинику, Юнг попросил фройляйн Унгер узнать, как можно связаться с французским послом в Берне. Репутация Юнга заставит посла прислушаться к его словам о том, что сбежавший пациент объявил войну искусству и происшествия в Лувре и Шартре, без сомнения, его рук дело. Как найти беглеца — вопрос другой, главнае, что они будут знать, кого искать.

Эмму в Кюснахте это известие тоже повергло в отчаяние, но по другой причине. Если мистера Пилигрима схватят, как это отразится на его страстном желании исправить прошлое? Именно в этом, по ее мнению, заключалась проблема Пилигрима. Между зловещим настоящим и катастрофическим будущим стояло только одно — признание истинного значения прошлого. В записях Пилигрима она постоянно сталкивалась с мыслью о присущей искусству цельности. «ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ!» — вновь и вновь писал он заглавными буквами. Но никто его не слушал. И теперь, чтобы привлечь внимание к этой цельности — которая по самой сути своей взывала к состраданию и примирению, — он решил уничтожить наиболее наглядные произведения, в которых утверждались эти идеи. «Когда свидетельства сострадания. и примирения исчезнут, написал он в одном из дневников, — мы поневоле вспомним об их истинном значении». И вот он начал свай крестовый поход.

11

В среду вечером, третьего июля, когда Пилигрим с Форстером приехали в Тур, в прессу уже просочилось известие о пожаре в Шартре. «Сначала Мона Лиза, а теперь собор!» — таков был один из заголовков. «Шартрский собор в огне!» — возвещал другой.

На снимках виднелся дым, валивший из церковных ворот, и обугленные хоры, однако история была гораздо печальнее…

Когда в соборе началось расследование, полиция обнаружила останки сгоревшего человека. Похоже, один из прокаженных, спавших на церковном дворе, увидел в разноцветных окнах отблески огня и заполз внутрь, пытаясь потушить пожар. Там он и погиб. Другие прокаженные и нищие, не дожидаясь приезда пожарных, образовали цепочку и начали заливать огонь водой из ведер. В конце концов пожар потушили, однако прокаженного спасти не удалось.

Прочитав об этом, Пилигрим погрузился в молчание и отказался от еды. Они с Форстером пошли в ресторан отеля «Турень», полистали меню и выпили вина.

— Я, пожалуй, снова закурю, — проговорил наконец Пилигрим и послал Форстера за сигаретами.

Он не курил вот уже несколько лет — бросил, когда заметил, что леди Куотермэн пристрастилась к сигаретам. «Противная привычка, — сказал он ей, — особенно для женщины». Но теперь ему необходимо было отвлечься — чем-то заняться, на чем-то сосредоточиться, поскольку у Форстера был такой жалкий вид, что Пилигрим не мог на него смотреть. Форстер походил на Крота из «Ветра в ивах» (книга для детей английского писателя Грэма Кеннета (1859–1932)): отерянный, несчастный и бесконечно печальный. Как и Крот, Форстер хотел вернуться домой.

Ночью Пилигриму приснился человек без пальцев на руках и ногах, как его описывали в газетах, который полз к пламени, тщетно пытаясь его потушить. Пилигрим ни в коем случае не хотел человеческих жертв и молился о том, чтобы их не было. Собор остался стоять, почти неповрежденный, а человек погиб. Образы во сне были столь живыми и яркими, что Пилигрим закричал, и Форстеру пришлось его разбудить.

Утром пошел дождь. Слишком поздно.

Во вторник, четвертого июля, ровно в полдень, после легкого завтрака Пилигрим с Форстером сели в «рено» И направились к югу.

— Прошу прощения… Мы едем в Испанию, да? А куда именно? — спросил Форстер, пытаясь говорить как можно более небрежно, словно это его не слишком интересовало.

— В Авилу, — ответил Пилигрим, не добавив больше ни слова.

Форстер никогда не слыхал об Авиле. Ему это название ни о чем не говорило.

В два часа они остановились на окраине деревушки Вираж, названной так потому, что Луара делала здесь поворот.

На перекрестке стояла маленькая гостиница. Следующую остановку они намеревались сделать в Пуатье, хотя Форстер сомневался, что им удастся добраться туда дотемна.

Поскольку на завтрак Пилигрим с Форстером выпили только cafe au lait (кофе с молоком, фр.), поделив пополам круассан, они решили остановиться в гостинице «Шандорез», названной так в честь семейства, владевшего ею со времен революции.

Пилигрим, недовольный и нервный, послал Форстера узнать, смогут ли их покормить.

— Закажи хороший обед и бутылку кларета, — велел он. — Скажи, что мы голодны, как волки, и вели заколоть жирного тельца.

Форстер, стоявший возле машины, даже не улыбнулся. Он кивнул, сдвинул кепку назад и пошел к дверям гостиницы.

«А я пока поеду к реке, — подумал Пилигрим, проводив камердинера взглядом. — Я всегда был неравнодушен к рекам, а Луара — одна из самых красивых в мире».

Усевшись за руль, на место Форстера, Пилигрим завел еще не остывший мотор.

Когда Форстер входил в гостиницу «Шандорез», ему почудилось, что он слышит звук отъезжающей машины. Но поскольку Форстер был уверен, что этого не может быть — ведь мистер Пилигрим не умел водить, — то он не обратил на это внимания и пошел искать proprietaire (владельца, фр.).