Валерий Попов - Горящий рукав

• Название: Горящий рукав
• Автор: Валерий Попов
• Жанр: Современная проза

В книге исповедальной прозы Валерия Попова читатель заново переживет веселые шестидесятые, забронзовевшие семидесятые, сумбурные восьмидесятые, интригующие девяностые годы. И хитрые нынешние, когда автору, по его собственному признанию, все труднее утверждать, что "жизнь удалась". И все же – удалась! Если, конечно, считать жизнью вечную погоню не за деньгами, а за полнотой ощущений, и роскоши материальной предпочитать роскошь человеческого общения. С неподражаемой, "фирменной" интонацией Валерий Попов рассказывает о своих друзьях и знакомых: как о людях известных – В.Аксенове, А. Битове, И.Бродском, А.Кушнере, Ф.Абрамове, С.Довлатове, так и обо всех тех, кто лишь своим присутствием в жизни автора помог ему составить яркую мозаику нескольких десятилетий. Книга "Горящий рукав . Проза жизни" вошла в "длинный список" литературной премии "РУССКИЙ БУКЕР"-2006

---

– Хорош! – кто-то из них дал команду, и они исчезли. Спотыкаясь, путаясь в обрывках одежды, отплевываясь, мы как бы их преследовали и вылезли на шоссе, где шло обычное вечернее гулянье, яркие фары вырывали из темноты страстные парочки… Мстить оказалось некому… может – тот гарный парень с дивчиной и есть главный наш избиватель?

Но теперь-то его за что? Оставлять это дело так было невозможно – если не месть, то хоть какой-то общественный резонанс… Мы почему-то оказались на почте с дрыгающимся синеватым светом в плоских плафонах. Что – тут? Нелепость нашего появления на почте видна была даже нам… но больше ничего другого поблизости не было.

Тут мой друг схватил ручку с пером, облокотившуюся на чернильницу, и, тыкнув два раза в воздух, пробормотал: "В глаз, в глаз!" – и выбежал.

Я тоже схватил ручку. Потом вдруг подтянул к себе телеграфный бланк, забытый кем-то на столике, и стал писать. Некоторые живые подробности, особенно после ударов по голове, быстро отваливаются… успею ли записать?

Увлекшись, я взял уже и второй бланк и на третьем уже заметил, что улыбаюсь: толстый дядька в соломенной шляпе нетерпеливо переминался рядом, словно хотел в туалет, – может, он и действительно туда хотел, но сперва должен был отбить телеграмму.

– Сейчас! – пробормотал я, подтягивая четвертый бланк. – Извините! – извинился я перед дядькой. На этом бланке я писал как раз про него – без него этот вечер был бы неполон. К счастью, вошел мой мстительный друг и метнул ручку на стол. "Ушел!" – пробормотал он. И заскрипели перья. Ручки вернулись к своей обычной работе, объясняя нам жизнь, гармонизируя ее, делая выносимой.

Недавно я ехал в метро. В вагоне сидели персонажи, которым, казалось бы, положено ненавидеть друг друга: две разряженные дамы, задерганные работяги, дикого вида юнцы.

Вот дверь открылась, и в вагон вошел богатый господин, всем своим видом показывающий, что в метро он едет впервые в жизни. В руках он держал картонную коробку с надписью "Сифон бытовой". Казалось бы, все должны понимать, что это всего лишь прибор для газирования воды… но – первыми не выдержали и прыснули дамы, за ними захохотали работяги, потом и молодежь. И даже сам хозяин сифона не выдержал и усмехнулся: надо же, что пишут! Все вдруг стали на мгновение едины.

И эта любовь к языку, ощущение многозначности, цветастости, роскоши слова, безграничной возможности игры с ним и наслаждение от этого вдохновляет и объединяет всех нас – без этого бы никто из нас не выжил. И это общее наслаждение объединяет даже тех, кто не хочет объединяться, не дает нам разодраться окончательно.

Люди, уверен я, делятся не только на классы и нации, но и на людей слышащих и неслышащих. И неслышащие ненавидят слышащих: чего это они там услышали? Чему улыбаются? Ведь ничего же нет!

И при чем здесь политика, да и цены, в конце концов? Ведь в раю, говорят, нет материальной заинтересованности и политики нет – нет ничего, кроме самого рая. И рай этот вовсе не за океаном, а у тебя во рту, и открывается одним легким поворотом языка. Одно слово – и вы в раю, хотя и ненадолго. А почему, собственно, ненадолго? Ведь у нас, слава богу, хватает слов!

Нынче, увы, бушует тезис, сколь распространенный, столь и ложный:

"Вот будет человеческая жизнь – тогда по-человечески и заговорим!"

Это все равно что сказать, слушая Шаляпина: "Мне бы столько платили

– и я бы не хуже спел!" Но ведь когда-то он собрал все силы души и запел – бесплатно. А счастье и богатство пришли потом.

Однажды мне позвонили из "Плейбоя":

– Валерий Георгиевич! Мы очень вас любим, напишите для нас рассказ.

– Не ожидал, честно, – сказал я. – Но вам, наверное, специфический рассказ нужен? Секс? Я в этом не очень.

– Нет. Секс надоел нам… как фрезеровщику стружка! Напишите просто рассказ! Интересный случай из жизни. В Москве, случайно, не будете?

– Как раз буду!

До отъезда чего я только не пробовал – не получался рассказ! Все!

Финиш! Куда уж для "Плейбоя" тебе писать! Разве что для журнала

"Огородник"! И то… Грустный, я шел по платформе. И вдруг – колоссальную догнал девушку! Она шла типичной раздолбанной походкой манекенщицы, закидывая одну ногу за другую. О! Тормознули вместе с ней: вагон третий! Вот это да!

– Девятнадцатое, – буркнул проводник, разглядев ее билетик и даже не взглянув на нее.

Схватившись одной рукой за поручень, девушка гибко втянулась внутрь и – тут не было никаких сомнений – обернулась и улыбнулась! Сунув свой билет проводнику, я устремился за ней… Забыл, что буркнул этот толстяк, запихивая мой билет в кармашек своей сумы… двадцать первое? В одном с ней купе? Не может быть! Я поравнялся с дверью, возле которой темнели в рамке цифры "19-22", затаив дыхание, заглянул в щель. Изогнувшись, разметав длинные волосы по плечам, она устанавливала свой крохотный рюкзачок на верхнюю полку, а на нижней, обалдело уставясь куда-то в район впалого ее живота, на двадцать первом месте сидел лысый лопоухий интеллигент, безвольно что-то лопоча, вроде "…пожалуйста… разумеется…". Господи! Как же мне не везет! Лопоухому счастье. Будет лопотать, вместо того чтобы сразу, энергично, "под микитки"! Иди… твой номер тридцать первый.

Ну, ясное дело – последняя дверь, возле туалета. Дверь с глухим визгом отъехала… О, вот это твой вариант!

Худой, как палка, военный в чине капитана, лишь злобно глянувший в ответ на мое вежливое приветствие, прильнувшая к нему сдобная жена с гладкой прической, грустно кивнувшая мне в ответ. Весь проход занят громадным чемоданом, обвязанным веревками.

– Извините, это ваш чемодан?

Взгляд капитана был яростно устремлен куда-то вдаль – слов моих он явно не слышал. Жена кивнула наверх.

– А вам что, мешает? – свесился злобный старичок.

Я криво уселся. С трудом задвинул дверь, глядел в тусклое зеркало, идиотски подмигивая сам себе. Ничего! Стянул с верхней полки скатанный матрац, шерстяное одеяло, стреляющее в полутьме зарницами.

Расстелил… Ничего! Как говорила моя бабушка: Христос терпел и нам велел! Ничего. Будет другая манекенщица… в другой жизни… Ничего!

Я потянулся к ночнику.

– Не включать! – вдруг рявкнул военный. Словно от тока, я отдернул руку.

– Извините, – испуганно глядя на мужа, пробормотала жена.

Ну и соседушки! Пружины между вагонами заскрипели, рябые прямоугольники света, вытягиваясь, поползли по купе. Поехали.

Я крутился так и сяк, пытаясь пристроить ноги… ложиться вроде пока что невежливо, раз напротив не спят. Буду тащить свой крест.

– Извините, – несколько осмелев, но все же поглядывая на мужа, заговорила женщина, – но, понимаете, такая ситуация… Десять лет с

Виктором на Севере… от лейтенанта до капитана. Теперь – академию закончили. Думали – хоть теперь в город! Опять в тундру! Простите его…

– Ну конечно, – пролепетал я.

Перед очами моими вдруг свесились ноги в слегка спущенных носках, задергались, заелозили – старичок с верхней полки торопливо подтягивал порты, явно спеша спуститься, принять участие в душевном разговоре – как же без него?

– А я вот пять лет безвинно отсидел! – проговорил он, оказываясь рядом.

– Интересно! – проговорил я. И сразу вспотел… что значит -

"интересно"? Не то, наверное, слово?

– Да уж, интереснее некуда! – уцепился старичок. Он вытащил из шаровар платок, долго утирал губы, готовясь к рассказу.

Ну что же… я приготовился слушать… нести свой крест. Но хоть бы дали его спокойно нести! Дверь со скрипом отъехала, и явился проводник. Ни "здрасьте", ни "извините"! Он молча уселся, потеснив женщину. Все молчали. Он считал, что пояснения излишни, что все и так должны знать, зачем он пришел. Женщина, засуетившись, вытащила деньги… Ах да – за белье!

– Сколько уже теперь-то? Десять? Ох, мать ети! – бормотал старичок.

Я молча протянул деньги… Новая заморочка: проводник почему-то их не брал, даже не поднял руки… в карман ему, что ли, надо засовывать?

– Билет, – безжизненно произнес он.

– Но я же вам отдал его!

– Ты на каком месте сидишь?

– На… тридцать первом, – на всякий случай глянув на бирку, ответил я.

Он молча раскинул свою переметную суму, показал – в кармашке с цифрой "тридцать один" билета не было!

– Ну?..

– Я точно вам отдал билет!

– Ну так где же он?

– Не знаю… Может быть, мимо сунули?

– Я мимо не сую! Собирайся – на первой сойдешь.

– Не собираюсь.

– А это мы поглядим! – Проводник удалился. Господи! Почему все наваливается на меня? "Агнец, берущий на себя все грехи мира"? С какой стати?

– Так вот… – выдержав паузу по случаю постигшего меня горя, старичок продолжил. – Как было: брат приехал погостить ко мне. Так?

– Наверное, – неуверенно пробормотал я.

– Поехал уже его провожать. Ну, выпили маленько, конечно, на ход ноги…

Пауза. Чувствую, он рассчитывает рассказ на всю ночь!