Юрий Мамлеев - Сборник рассказов

• Название: Сборник рассказов
• Автор: Юрий Мамлеев
• Жанр: Современная проза

Сборник рассказов Ю.Мамлеева, сгруппированных по циклам.

Юрий Мамлеев - родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы.

Сверхзадача метафизика - раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека.

Самое афористичное определение прозы Мамлеева - Литература конца света.

Жизнь довольно кошмарна: она коротка... Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь.

---

— Уже давно, как я думаю только о загробной жизни… Мучаюсь: что там, вечность или ничто… Видения бывают… И знаете, к чему я пришел, — он дыхнул в меня и опять оглянулся. Его лицо вдруг стало выглядеть не женственно-изломанным, а чудовищно-лохматым, насупленным, как у старца, — что одинаково кошмарна и вечность, и ничто. Мы заперты в клетку.

— Почему? — завопил я.

— Что ничто кошмарно — это понятно. Но знаете ли вы, — продолжал он, — что такое вечность, настоящая, непридуманная?! От этого с ума можно сойти. А реальность, та, высшая реальность?! Пусть переходы, трансвоплощения, иные состояния — но главное, это путь в абсолютную тьму… И страдания… Страдания… Чудовищные страдания… И всегда можно погибнуть навек, выйти из игры… Зачем, зачем?!! …Не христианство, не манихейство… Не сатанизм убогий — потому что он всего лишь протест против света, реакции, донкихотства… Но света-то нет! Нет света!! Вот в чем дело! …Одна тьма, одна абсолютная тьма… Тьма!!!

— Да как вы смеете! — чуть не закричал я и хотел было плеснуть в него водкой.

— Тсс! — вдруг хихикнул он и опять оглянулся, но уже на потолок. — Знаете, что мне открылось: что Бога нет, а мир создан Крысой, огромной такой, трансцендентной, омерзительной и припадочной, мстительной, галлюцинацией, бредом, тяжелым, кошмарным характером.

— Не может быть, — испугался я.

— Почему же не может быть? — усмехнулся он. — У меня откровение было… А потом, разве вы сами не видите, естественным разумом, что мир — чудовищная экспериментальная мастерская для крысы, для зла… Ведь смотрите в корень: для чего мир создан: для добра или зла? — Он вдруг сладострастно подскочил на стуле, пролил уксус, глазенки его загорелись, и, весь дрожа от смешков и нетерпения, он потянул меня за галстук. — Обратите внимание, — он прямо сгорал от радости, — на одну тончайшую, убедительнейшую деталь-с. Добра и жизни в мире отпущено как раз ровно столечко, сколько необходимо для зла и смерти… Матерьялец, матерьялец ведь нужен для зла, для садизма — вот что такое жизнь! — (он так стал хихикать, что чуть не упал лицом в блюдо) — Ну, подумайте сами: стопроцентная смерть и стопроцентное зло — бессмыслица, потому что тогда некому было бы умирать и некого мучить. А наоборот, пропорция добра и зла в нашем мире как раз в самую тютельку, — он опять взвизгнул, — подходит для самого наихудшего, патологического мучительства, для Крысы… Добра и жизни — как раз столечко, сколько ее крысиной душонке нужно, чтобы истязать. …Этот мир — самый оптимальный для зла и Крысы…

Он тяжело дышал, губы его дрожали, по лицу лил пот. Мне стало жутко…

— Тысячелетия, — с воем опять начал он, — люди считали, что мир создал Бог, добрый и всемогущий, и сочиняли замысловатые, отчаянные объяснения торжества зла на земле, и никому не приходило в голову, что мир создан не Богом, а Крысой, злобной и параноидной, создан для того, чтобы было ей что мучить… По ночам я смотрю на чистое звездное небо и в хаосе галактик вижу ее огромную патологическую проекцию… Крыса… Тонкие, безумные, как звездная пыль, омерзительные очертания… Ее тень всегда с нами: в трепете травы, в шуме ветра, в корчах гибели, в нашей душе… Вы думаете, будет конец мира? Ерунда! Тогда нечего будет истязать… Ей, может быть, уже самой все это противно, она блюет сгустками крысиной злобы, но не может кончить истязание — как не может кончить измученно-обезумевший развратник… Вы заметили, как легко и нелепо человеком овладевает надежда, и именно в самых безнадежно-ясных ситуациях? Это Крыса впустила в человеческую душу такое глупенькое, никогда не оправдывающееся чувство, чтобы каждый человек погибал не сразу, а медленно, по кусочкам, надеясь, чтоб был материал-с, экономия… Посмотрите на этого типа — вон на эту рожу, — он пришел сюда мрачный, как труп, а сейчас выпил немножечко — и уже веселый. Как мало нужно человеку… Для счастья… Хе-хе… Это тоже предусмотрено… Потому что, если не было бы такого ослиного переключения, все бы давно повесились… Красота, природа… Это тоже предусмотрено (он хихикнул). — И ласковый весенний ветерок, и дымные очертания гор, и далекий плеск моря — все это нужно для того, чтобы сильнее привязался человек к своей обреченной жизни — и тогда больше будет простора для садистической фантазии Крысы…

Я был оглушен. Откуда-то из неведомого измерения смотрела на меня тупая и бессмысленная морда Крысы.

Он ухмылялся и парил в небесах:

— Даже величайшие мудрецы мучились, как примирить идею всемогущего и мудрого Бога с идеей о его благости… Сами знаете, сколько рахитичных, хиленьких объяснений появилось на свет — их даже гипотезами стыдно называть… И никто не взял на себя крест соединить в единое идею Творца и зло.

Он горделиво посмотрел на меня.

— Мое открытие предельно просто. Как все великое, оно даже слегка слабоумно… Я могу объяснить, почему в мире есть добро, а вы не можете, почему есть зло.

Я наконец собрался с мыслями, перевел дух и сказал:

— Допускаю, что все традиции весьма слабы… Но вот одна. То, что зло нужно для испытания, для того, чтобы существовало Добро как его противоположность. И чтобы не уснул духовно человек в своем благе. Эта теория обратна вашей. Зло нужно, чтобы оттенить добро. Докажите мне, что наоборот.

Он подленько рассмеялся:

— Однако вы не глупы. Но ерунда это все. И вот почему. — Он глотнул маленькую одинокую картошечку с моей тарелки и опять схватил меня за галстук. — Слушайте. Для чего же тогда вашему всемогущему и доброму Богу понадобилось так кошмарно, патологически много зла, чтобы оттенять добро? На днях, например, у нас в доме крысы — не мировая Крыса, а обыкновенные, имманентные крысы — сожрали живьем трехлетнего мальчика. Для какого оттенения добра или для какого пробуждения понадобился этот фокус? Особенно если, подобно вашему Творцу, иметь в виду добро как цель, как постоянную реальность. Кроме того, добро вполне можно было бы оттенять просто меньшим благом. Потому что, скажем, если у вас имеется дом, а вы хотите быть нравственно совершенным, то меньшее благо может оттенять большее. …В то время как зло — отрицание чего-то, значит, должно быть что-то положительное, материал-с для терзаний, а не просто какое-нибудь меньшее отрицание… Итак, соотношение добра и зла в мире такое, что если его создал Бог, то он либо не добр, либо бессилен, то есть в любом случае уже не Бог. А если мир создала Крыса, тогда все станет на свое место, потому что введение в мир еще большего зла, чем оно есть, разрушило бы жизнь, материалец. А сейчас — все в меру. Крыса-то и всемогуща, и зла-с, оказывается. Полное совмещение атрибутов. — (он хихикнул) — Тот свет тоже, конечно, в веденье Крысы; ведь то, что там благо, воздаяние за нелепые земные страдания, это, может, пожелание одно, писк; а если и есть — то просто золотой сон, грезы погибшего, приличие потусторонних похорон. А сущность: тьма, вечная тьма.

Мне стало совсем жутко. Я уже не видел ни слившихся для меня в один кошмарный туман жующих рож, ни извивающихся задниц жирных официанток. Он замолчал, улыбнулся и вдруг начал тихонечко так, нежно гладить мои ручки.

— Хороший, — сказал он, посмотрев на меня. — Обратите внимание, — умилился он опять, — в какие психопатические, жуткие, выверченные антиномии впал человеческий разум. …И не то еще будет… Это вам не девятнадцатый век, не Достоевский, не слезинки замученного ребенка! К тому же вспомните массовое убийство человеческих душ!.. Самого сокровенного…

— А духовный прогресс?! — вдруг, вспомнив, взвизгнул я, опрокинув графин с водой. — А духовный прогресс?! Искусство, субъективная жизнь?!

Он даже подскочил от радости. Захихикав, потирая руки, он сломя голову побежал в уборную. Через две минуты вернулся оттуда, оправленный.

— Уморили вы меня, — извинился он. — Да знаете ли вы, что такое духовный прогресс, искусство, субъективная жизнь? Видели ли вы когда-нибудь глаза раздавленной, но еще живой собаки, которую переехала на улице машина? Загляните, обязательно загляните как-нибудь в такие глаза, наклонитесь так покойненько и всей душонкой своей живите ее последним, человеческим взглядом… Не бойтесь, она вас не укусит… Только пить не давайте… Вольные, фантастические видения раздавленной собаки — вот что такое духовный прогресс, искусство, субъективная жизнь… Простая, неадекватная, истерическая реакция человека на невыносимые, навсегда непонятные для него страдания — вот что такое жизнь духа. Жалкая, обреченная слезинка на глазах раздавленной собаки — вот что это такое. Заметьте, как символически сплелись в один клубок между собой… великие духовные откровения и самое мелкое, пакостное страданьице. А вне страданий нет и так называемой духовной жизни — одна животность и одичание…

— А наслаждения? — вдруг тупо спросил я и от конфуза даже покраснел.