Андрей Алдан-Семенов - Семенов-Тян-Шанский

• Название: Семенов-Тян-Шанский
• Автор: Андрей Алдан-Семенов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Книга посвящена жизни и деятельности знаменитого русского географа П. П. Семенова-Тян-Шанского.

---

Петр Петрович радостно встретил Чокана. По его представлению Валиханова избрали членом Географического общества.

От Чокана он узнал подробности трагической гибели Адольфа Шлагинтвейта. Сведения, сообщенные Валихановым, были ужасны.

Кашгаром правил ходжа Валихан. Курильщик опиума, деспот, садист, он расправлялся со всеми неугодными ему кашгарцами. Каждый день в городе происходили казни. На площади Кашгара из голов казненных складывали пирамиду.

Вот к этому-то «правителю» и явился Адольф Шлагинтвейт из Британской Индии. У Шлагинтвейта были с собой письма, адресованные к кокандскому хану Худеяру. Валихан-ходжа потребовал эти письма. Шлагинтвейт отказался. Взбешенный ходжа приказал немедленно казнить путешественника.

Адольф Шлагинтвейт был казнен. Голову его положили на чудовищную пирамиду, «сотворенную» кашгарским деспотом.

Петр Петрович слушал рассказ о гибели Шлагинтвейта и думал о том, сколько ума, выдержки, ловкости, смелости потребовалось Валиханову, чтобы благополучно совершить свое путешествие по Кашгарии.

Он гордился своим молодым талантливым учеником. Он перезнакомил его со всеми выдающимися учеными и общественными деятелями Петербурга. Хлопотал в Географическом обществе об издании его книги, добился, чтобы Чокана наградили орденом, повысили в чине, оставили в столице для научных занятий.

Семенов не забыл увековечить и память Адольфа Шлагинтвейта. Значительно позже по его настоянию в Кашгаре воздвигли памятник мученику науки.

Усталый, но довольный, возвращался он в свою большую холостяцкую квартиру: дома ждали его любимые писатели да картины голландских живописцев.

Коллекционирование картин уже давно стало страстью Семенова. Страсть эта гоняла его по антикварным лавкам и петербургским базарам. Он покупал, не торгуясь, любую картину так называемых «маленьких голландцев». У него уже появились великолепные картины Рейсдаля и Ван Гойена, Стэна и Гельста. Он дорожил картинами Питера Артзена, Абрама Ван Темпеля, Гольста-младшего, Иона ван Клеве, но мечтал заполучить великого Рембрандта. Тайная мечта пока не сбывалась.

В свободные часы он любил рассматривать своих «голландцев». В раскрытые окна вливался неосязаемый, неуловимый свет. Над городом сходились вечерняя и утренняя зори. Нева и каменные плиты ее набережных отсвечивали бронзой.

Петр Петрович останавливался перед картинами Соломона ван Рейсдаля. Пейзажи «маленького голландца» дышали радостями патриархальной жизни, крестьянского мирного труда, бледными красками северной природы. Скромные, тихие — река с лодкой, ивы над водой, сеть, закинутая рыбаками, — они напоминали пейзажи Волги. Безлунное сияние петербургской ночи заливало старые полотна.

Он долго глядел на «портрет молодой девушки» кисти Гаспара Натшера, фламандца, художника XVI века. Портрет прежде мало привлекал его, но теперь, что-то вспомнив, он опустился в кресло…

Молоденькая девушка с щенком на коленях облокотилась на круглый столик. У нее еще детская головка с пепельными волосами, забранными в узел. Припухшие губы тронула лукавая улыбка, глаза доверчиво смотрят в пространство. Правое плечо обнажено, грудь прикрывает тяжелое бархатное платье, на шее коралловое ожерелье. Девушка как бы пробудилась, но еще во власти сновидений встречает утро.

«Портрет молодой девушки» имеет сходство с Лизой Заблоцкой-Десятовской. Та же лукавая улыбка, те же глаза. И такие же пепельные волосы, стянутые узлом на затылке.

А тени белой ночи, блуждающие по комнатам, продолжали манить и тревожить. Петр Петрович надел плащ, вышел на улицу. Был одиннадцатый час, но все вокруг смутно сияло. Темные воды Невы, Медный всадник, шпиль Петропавловской крепости, громады Зимнего дворца и Адмиралтейства.

Над Петербургом плыла белая ночь. В белые ночи влюбляются, создают поэмы, страдают от неисполнимых желаний.

Сам не замечая того, он очутился у подъезда старинного дома. Дверь открыла Лиза.

Он извинился за поздний визит. Андрея Парфеновича дома не оказалось. Лиза предложила Петру Петровичу чашку кофе. Он пил мелкими глотками и любовался девушкой — ее незащищенными от человеческой боли глазами, добрым голосом, волосами, стянутыми в узел. Он рассказывал о Тянь-Шане, Хан-Тенгри, Киргизской степи, о рязанских привольных рощах.

На его расспросы она отвечала живо и весело. Да, она любит живопись, только у нее нет лишних денег, чтобы приобретать картины. Да, она переписывает сочинения отца, только страницы, испещренные бесконечными цифрами, скучны. Сочинение «О финансах Австрии», например.

Смеясь, она призналась, что боится молнии и прячется в темной комнате от грома. Ей, опять призналась она, больше по душе размеренная домашняя жизнь, звон посуды на кухне, крик ребятишек в доме.

Он ушел от нее очарованный и влюбленный. Томящее одиночество исчезло, усталости как не бывало.

Теперь с утра он садился за работу, днем спешил в Главный комитет, вечером на свидание с Лизой. Они бродили по набережным Невы, посещали картинные галереи, антикварные лавки. Говорили о литературе, музыке, живописи.

Он был убежден, что ненависть не породила ни одного крупного художественного произведения. Ненависть бесплодна, как тень. Художник, ищущий вдохновения в ненависти или в презрении к человеку, тоже бесплоден. Искусство должно любить человека, служить человеческой правде.

В жизнь Петра Петровича снова вошла любовь. И снова он ощущал в себе прилив творческих сил и опять был уверен, что его хватит на тысячу дел.

Весной 1861 года он женился на Лизе Заблоцкой-Десятовской, переехал на квартиру к тестю и навсегда поселился в доме по Восьмой линии.

Елизавета Андреевна оказалась нежной, доброй, заботливой женой. Она была отзывчивой на людские беды, избегала шумных сборищ, светского общества. По ее просьбе Петр Петрович вызвал из деревни восьмилетнего Митю. Елизавета Андреевна полюбила и воспитывала мальчика, как своего сына.

Семенов полностью отдался научной деятельности. В шестидесятые годы он перевел третий том «Землеведения Азии» с новыми дополнениями об Алтайско-Саянской горной системе.

Теперь, когда он посвятил себя науке, он все больше задумывается над ее назначением. Еще недавно в своем предисловии к первому тому Риттеровой книги он писал: «Национальность же науки заключается именно в том, чтобы она проникала в жизнь народную, делалась для него не мертвым символом, а пластическим началом. Это необходимо потому, что наука в наш реальный век уже не есть туманное отвлечение схоластических умов; она есть самопознание, познание окружающих предметов и сил природы, умение подчинить их своей власти, употребить их для нужд своих и потребностей…

Поэтому стремлением каждого ученого, если он не желает оставаться холодным космополитом, а хочет жить одной жизнью со своими соотечественниками, должно быть, кроме старания подвинуть абсолютно вперед человеческое знание, еще и желание ввести его сокровища в жизнь народную».

Пришло время, когда он должен оправдать свои же собственные слова о назначении науки. По поручению Географического общества он выезжал в Англию, Францию, Бельгию для знакомства с работой и достижениями научных учреждений. Эти поездки помогли изучить систему податей и акцизных сборов, вопросы статистики, новые проблемы географической науки.

Семенова избирают председателем отделения физической географии Географического общества. Здесь чаще всего возникают идеи новых исследований по географии, этнографии, истории России, Центральной Азии, сопредельных стран. Петр Петрович становится как бы аккумулятором этих идей и организатором экспедиций. Он добивается, чтобы Большая Сибирская экспедиция продолжала свои незаконченные работы. Возбуждает вопрос об исследовании Верхнего или Черного Иртыша, совершенно неизвестного науке. В записке Географическому обществу он рекомендует для иртышских исследований Григория Потанина.

Занятый с утра до вечера неотложными и увлекательными делами в Географическом обществе, он все же с грустью вспоминает о своей третьей, несостоявшейся экспедиции на Тянь-Шань. Особенно грустно ему при встречах с вице-председателем общества адмиралом Литке. Он не может забыть слов адмирала об его проекте: «Такая грандиозная экспедиция неосуществима в ближайшем будущем».

Может быть, это действительно так? У Географического общества нет средств, а у него — времени. Кроме этих важных причин, есть еще одна, самая значительная. Взгляды его на исследование Азии необычно расширились.

Для изучения Азиатского материка нужны не две, не пять, а десятки комплексных экспедиций. Киргизские степи, монгольские пустыни, сибирские чащи, тундровые просторы, побережье Ледовитого океана все еще остаются «белыми пятнами» на географических картах.