Катерина Врублевская - Первое дело Аполлинарии Авиловой

• Название: Первое дело Аполлинарии Авиловой
• Автор: Катерина Врублевская
• Издательство: Книжный клуб 36.6
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-98697-015-2

Изысканный эпистолярный детектив. Время действия — конец XIXвека. Бал в институте благородных девиц губернского города Н-ска заканчивается трагедией. Чтоб спасти от обвинения невиновных, молодая вдова Полина Авилова берется за поиски настоящего убийцы. Читатель пройдет вместе с героями через чопорные дворянские гостиные, мрачное святилище дикой богини на экзотическом острове, спальни публичного дома и классные комнаты — приведет ли этот путь к разгадке тайны? Или прошлое окажется сильнее… Страницы романа перенесут вас из среднерусского Н-ска на экзотический остров, а когда имя убийцы будет уже известно даже полиции, загадки отнюдь не будут исчерпаны…

---

Встретил Викентий Григорьевич меня весьма любезно:

— Присаживайтесь, дорогой Владимир Гаврилович, рад вас видеть. Мы уж отчаялись — ведь столько времени прошло.

— Благодарю за беспокойство, ваше сиятельство, — кивнул я, — это путешествие было не в пример тяжелее и опаснее всех предыдущих, хотя мне многое пришлось испытать: на меня тигр в уссурийской тайге нападал, и в пустыне Кара-Кум без воды оставался. Много чего было…

— Читал ваши отчеты. Весьма, весьма интересные и познавательные. И посылки приходили в целости и сохранности. Все же нынешняя почта работает не в пример лучше, чем год назад, — удивительное высказывание для пожилого человека, обычно считающего, что раньше все было не так, как нынче, а намного лучше, чище и пристойнее.

— Благодарю вас за оценку моего скромного труда, — поблагодарил я.

Граф посмотрел на меня с интересом:

— Я понимаю, что вы с превеликими трудностями избежали смертельной опасности — я читал ваше письмо, посланное из Германии. В том же письме вы сообщили, что везете некоторые образцы, собранные вами на островах в Индийском океане. Что ж, любопытственно…

Он встал, вышел из—за стола и подошел к небольшому низкому столику возле окна.

— Показывайте, г-н Авилов, ваши находки. Здесь прекрасное освещение.

Осторожно, по одному, я стал доставать из кожаного саквояжа предметы, которые мы с фон Цюбихом тщательно закаталогизировали и снабдили ярлыками. Здесь были камни от метеорита, образцы светящейся плесени (правда, она не светилась, но отчет о ее свойствах был приложен), почва из-под корней пандануса ароматного в бумажных пакетиках, листья, и самое главное — семена удивительного растения в скорлупе-оболочке.

— Что это? — заинтересовался граф, вертя в руках скорлупу.

— Удивительный плод, ваше сиятельство, — ответил я.

— Давайте присядем, Владимир Гаврилович, и вы мне все по порядку расскажете. И оставьте ваш придворный этикет.

Он снова сел за свой стол, не выпуская из рук оболочку пандануса.

— Не смею отнимать у вас время, Викентий Григорьевич, я уже написал отчет, который приложил к сим образцам.

Граф Кобринский нахмурился и в нетерпении качнул головой:

— Отчет отчетом, но я хочу выслушать о вас повесть ваших приключений. Чтобы не занимать ни моего, ни вашего времени, начните вот с этого, — он показал на плод в руке.

И я рассказал о том, как попал на остров, как меня лечили, как мне захотелось узнать побольше о таинственном «инли», о валуне, упавшем с небес, о дереве внутри него… Только о своих отношениях с девушкой-туземкой не рассказал я графу. Это была моя тайна, которую я не хотел открывать никому, кроме тебя, Полина.

Наша беседа продолжалась около четырех часов. За это время я ответил на сотни вопросов графа, рассказал в подробностях ритуалы аборигенов и легенду о Матери-Богине. Его интересовало все, до мельчайших подробностей, особенно лечебные свойства спор из семян пандануса. Рассказ об излечении припадка падучей у матроса со «Святой Елизаветы» вызвал у Викентия Григорьевича живейший интерес. Граф сочувствовал мне, когда я рассказывал о сутках, проведенных в океане, о борьбе со стихией, и даже смеялся, когда я описывал ему обычаи туземцев и как чудом избежал свадебного ритуала. Но, несмотря на то, что он был прекрасным собеседником и слушателем, по окончании беседы я чувствовал себя выжатым лимоном.

— Что ж, Владимир Гаврилович, — сказал мне граф Кобринский на прощанье. — Думаю, что после предоставления доклада на высочайшее имя мне удастся добиться для вас ордена за заслуги перед отечеством.

— Благодарю, вы очень добры ко мне, ваше сиятельство.

— Полно… — улыбнулся он. — Ведь мы с вами не чужие люди. Вы женаты на племяннице Марии Игнатьевны, удивительной женщины! Передайте обязательно ей поклон от меня, как вернетесь.

— С удовольствием, передам непременно.

— И вот еще что, — остановил он меня, когда я уже был у двери, — вы передали географическому обществу все документы и образцы?

— Разумеется, — ответил я, скрыв, что из части семян сделал бусы для тебя, Полина. Мне не хотелось возвращаться домой с пустыми руками.

— Хорошо, — наклонил он седую голову. — Идите, Владимир Гаврилович, постарайтесь отдохнуть и принимайтесь за книгу. А уж мы здесь, в столице, посодействуем, чтобы ее издали.

Радостный и обласканный графом, я еще раз поклонился и покинул Императорское географическое общество. Меня точила только досада, что я его обманул с пресловутыми бусами, но вскоре я забыл об этом пустяковом инциденте — я всегда привозил тебе, Полина, подарки из дальних странствий, и непонятно было, почему на этот раз я должен был отказаться от нашей традиции, ведь я отдал половину зерен.

* * *

В поезде Санкт-Петербург — N-ск, 30 сентября 1885 год.

Вот и подошло к концу мое путешествие. Последние слова дописываю в поезде. Телеграмма уже послана, и надеюсь, что, как и в прошлые разы, ты будешь ждать меня на перроне, несмотря на поздний час. Сейчас я закончу свою летопись и вручу дневник тебе, моя жена.

* * *

Там же спустя час.

Нет… Не хочу омрачать твое чело подозрениями, что кто-то лучше тебя, что я был тебе не верен. Дневник спрячу, а прочитаешь ты его лишь после моей смерти. Так будет лучше и покойнее для всех нас. Хочу, чтобы мои последние слова к тебе в этом дневнике были: «Милая Полина, я люблю тебя и счастлив, что прожил с тобой пусть такие короткие мгновения. Меня уже нет на этой грешной земле, но знай: я никогда не переставал любить тебя, моя путеводная звезда».

Твой Владимир

* * *

Аполлинария Авилова, N-ск — Юлии Мироновой, Ливадия, Крым.

Юля, дорогая, здравствуй!

У меня меланхолическое настроение — читала дневник мужа и плакала. Как он любил меня! Не забывал даже в самые отчаянные мгновения жизни. Мне пусто без него, и даже Николай не может скрасить своим присутствием эту пропасть в моей груди.

Мне не дает покоя вопрос — кто же убийца? Сколько смертей еще следует ожидать? В одном уверена: это не безумец, наподобие того, о ком два года назад писали газеты. Помнишь — Джек-Потрошитель из Лондона? Правда, Потрошитель не лишал жизни попечителей института, а здешний убийца не распарывает животы несчастным, хоть и пропащим женщинам.

Газеты пишут, что следует всех подозрительных подвергнуть бертильонажу — измерению всех пропорций тела, а потом сравнить. А я думаю — с чем сравнивать? Друг с другом? С непойманным Потрошителем? Какие только глупости не пишут в газетах! Интересно, через сто лет газеты будут также исправно поставлять читателям разные досужие вымыслы, а не истинные события?

Я тебе писала, что тот неизвестный господин, приходящий к Любе, молился на латыни. Представь, я даже поняла, что это за молитва — «Credo», просто девушка не могла правильно выговорить слова. Значит, он — католик. Но я в городе не знаю ни одного католика! Или он тщательно скрывает свою веру? зачем? Католики — те же христиане и веруют в Господа нашего, Иисуса.

Если этот человек из мещан — мастеровой или торговец какой-либо, то ему незачем скрывать веру — на доходе не отразится, привык ли он слушать мессу или ходить к всенощной. Но если он дворянин, и служит в присутственном месте, то можно предположить, что начальство будет косо смотреть на его веру и не повышать по должности. Оттого у него и белье такое… Хотя причем тут белье?

Ох, Юля, совсем я запуталась. Пытаюсь рассуждать, а ума никакого. Владимир бы сразу все распутал, а его нет… Может быть, с papa поговорить? Решено, за ужином, когда отец вернется с заседания адвокатской коллегии, спрошу его, что он думает обо всей этой истории. Да и Настенька меня волнует.

Вечером к нам зашел с визитом Лев Евгеньевич, наш Урсус.

— Вот, мадам, — сказал он, целуя мне руку, — пришел к вам, так сказать, sine prece, sine pretio, sine poculo, что означает «без просьбы, без подкупа, без попойки», хотя от стаканчика винца не отказался бы.

— Милости прошу, Лев Евгеньевич, мы очень вам рады, — я пригласила его за стол и попросила Веру подать еще один прибор.

— Не помешал? — Урсус задал риторический вопрос, нисколько не дожидаясь ответа, и тут же принялся за курицу в сметанном соусе.

— Давненько я не брал в руки шашек, — усмехнулся мой отец. — Что, Лев Евгеньевич, сыграем в шахматы? На этот раз я вас начисто обставлю. И не спорьте!

При этих словах я взглянула на Настю, которая сидела ни жива ни мертва и боялась, что откроется, как пропала белая королева. Но никто не заметил ее состояния.

— Как успехи в институте, барышня? — спросил Урсус Настю, промокая усы салфеткой. — Знаете ли вы, что tantum possumus, quantum scimus? Мы можем столько, сколько мы знаем.

— Да, — пискнула Настя, и мне стало ее жалко. — Я стараюсь, учу языки.