Николай Лесков - Том 4

• Название: Том 4
• Автор: Николай Лесков
• Издательство: Москва, Художественная литература, 1956-1958
• Жанр: Русская классическая проза

Великий русский писатель Н. С. Лесков стремился в своем творчестве постигнуть жизнь разных классов, социальных групп, сословий России, создать многокрасочный, сложный, во многом еще не изученный образ всей страны в один из самых трудных периодов ее существования.

В четвертый том вошли произведения: "Соборяне", "Запечатленный ангел", "Очарованный странник".

http://rulitera.narod.ru

---

При обсуждении «Соборян» в отношении к Лескову в критике наметился несомненный перелом. В Лескове — Стебницком стали видеть уже не только тенденциозного романиста «Русского вестника», но и художника-реалиста, по-новому осветившего целую область русской жизни — быт и нравы православного духовенства. В одном автор безмолвно согласился с критикой — после «Соборян» в его произведениях больше не появлялись карикатурные нигилисты. Скоро Лесков разочаровался и в той борьбе за «истинную церковь», которую безуспешно вел его любимый герой — Савелий Туберозов. Через три года после выхода в свет «Соборян» Лесков писал из-за границы Щебальскому: «Вообще сделался «перевертнем» и не жгу фимиама многим старым богам. Более всего разладил с церковностью, по вопросам которой всласть начитался вещей, в Россию не допускаемых… Скажу лишь одно, что прочитай я все, что теперь много по этому предмету прочитал, и выслушай то, что услышал, — я не написал бы «Соборян» так, как они написаны, а это было бы мне неприятно. За то меня подергивает теперь написать русского еретика — умного, начитанного и свободомысленного духовного христианина, прошедшего все колебания ради искания истины Христовой и нашедшего ее только в одной душе своей» («Шестидесятые годы», стр. 330–331).

Запечатленный ангел

Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Полное собрание сочинений, т. I, СПб., 1889, стр. 463–540, с исправлениями по первой журнальной публикации («Русский вестник», 1873, т. CIII, № 1, январь, стр. 229–292) и по отдельным изданиям — «Запечатленный ангел. Рождественский рассказ. — Монашеские острова на Ладожском озере. Путевые заметки Н. С. Лескова», СПб., 1874; «Повести и рассказы Н. С. Лескова. Книга III. Запечатленный ангел», СПб, 1887.

«Запечатленный ангел» писался, по-видимому, в 1872 году, скорей всего во второй половине года, после того как в «Русском вестнике» были напечатаны «Соборяне». По указанию А. Н. Лескова, первоначально «Запечатленный ангел» был предложен в журнал С. А. Юрьева «Беседа», но принят издателем не был и затем уже отдан в «Русский вестник» (см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 293–294).

Лесков заинтересовался раскольниками еще в начале 1860-х годов. Интерес этот отразился в ряде его статей, связанных с официальными поручениями («С людьми древлего благочестия» — «Библиотека для чтения», 1863, № 11, ноябрь; 1864, № 9, сентябрь, и др.). Как писал позднее Лесков, его взгляд на раскол сложился под влиянием П. И. Мельникова-Печерского: см. статью Лескова «Народники и расколоведы (Nota bene к воспоминаниям П. С. Усова о П. И. Мельникове)» — «Исторический вестник», 1883, т. XII, № 5, май. Общественно-историческую роль раскола Лесков оценивал отрицательно. Это критически-отрицательное отношение проявилось в «Чающих движения воды» (1867), где раскольники являются носителями застарелых традиций домостроевского жизненного уклада, фанатичными и жестокими изуверами.

На рубеже 1860-1870-х годов Лесков увидел в расколе ту сторону, которую ранее не замечал. Заинтересовавшись в это время русской иконописью, особенно старинной, Лесков увидел в раскольниках истинных хранителей древнего русского народного искусства, гибнущего от невнимания и отсутствия какой-либо правительственной или общественной поддержки. Сам Лесков позднее склонен был объяснять возникновение у него интереса к русскому иконописанию тем положением, в которое он себя поставил романом «Некуда». В статье «Благоразумный разбойник» Лесков писал: «Когда, в довольно долголетнем отвержения от литературы… меня от скуки и бездействия заняла и даже увлекла церковная история и самая церковность, я, между прочим, предался изучению церковной археологии вообще и особенно иконографии, которая мне нравилась» («Художественный журнал», 1883, № 3, стр. 194). Не отрицая значения этих обстоятельств общественной биография Лескова, можно считать, что его увлечение древнерусским искусством, несомненно, связано с общим его интересом к национально-своеобразным чертам русской жизни в ее прошлом и настоящем.

Большое значение для практического изучения русской иконописи имело знакомство Лескова с Никитой Севастьяновичем Рачейсковым (ум. в 1886 г.). В статье, написанной после смерти Рачейскова («О художном муже Никите и совоспитанных ему» — «Новое время», 1886, № 3889, 25 декабря), Лесков писал: «Никита Рачейсков был «изограф», то есть иконописец в древнем русском стиле. После знаменитого московского мастера Силачева, который тоже умер, Никита Рачейсков по справедливости мог считаться одним из самых лучших мастеров по изографскому искусству. Особенно он был искусен в миниатюре, которую исполнял своими огромными и грубыми на вид ручищами удивительно нежно и тонко, как китаец. В этом роде я не видал и не знал равного ему мастера в России… По выходе в свет моего рождественского рассказа «Запечатленный ангел» (который был весь сочинен в жаркой и душной мастерской у Никиты) он имел много заказов ангела». В мастерской Никиты Рачейскова Лесков мог познакомиться с техникой иконописи, с иконописными сюжетами, с так называемым «Иконописным подлинником» — рукописным руководством для «изографов», в котором содержались указания по тематике, композиции и по образам святых, расположенным в порядке православных святцев, то есть по календарю; несомненно, что многое для бытовой и технической стороны содержания «Запечатленного ангела» было почерпнуто Лесковым из общения с Никитой Рачейсковым.

«Запечатленный ангел» появился в печати в то время, когда было положено начало научному изучению древнерусской живописи и, в частности, иконописи. Таким основополагающим трудом было исследование Ф. И. Буслаева «Общие понятия о русской иконописи» («Сборник общества древнерусского искусства», М., 1866, стр. 3-107), в котором впервые древнерусская живопись была подвергнута рассмотрению с точки зрения ее места в процессе мирового художественного развития, определено ее своеобразие и значение в истории мирового искусства. Лесков в своих статьях упоминает об этой работе Буслаева. Мысль Буслаева о том, что только русская иконопись сохранила до XVIII века всю цельность и чистоту религиозного взгляда на жизнь и на искусство, была принята Лесковым и положена в основу замысла «Запечатленного ангела». Буслаев писал в своем исследовании: «Искусство русское, самими недостатками к развитию удержанное в пределах религиозного стиля, до позднейшего времени во всей чистоте, без всяких посторонних примесей, осталось искусством церковным. Со всею осязательностью внешней формы в нем отразилась твердая самостоятельность и своеобразность русской народности, во всем ее несокрушимом могуществе, воспитанном многими веками коснения и застоя, в ее непоколебимой верности однажды принятым принципам, в ее первобытной простоте и суровости нравов» («Сборник общества древнерусского искусства», М., 1866, стр. 24). Буслаев видит преимущество древнерусского искусства перед западноевропейским в том, что оно не пережило своей эпохи Возрождения, не заменило религиозный идеал материалистическим, чувственно-земным.

При такой оценке исторического значения древнерусского искусства живописи Буслаев, в противоречии с самим собой, в сущности отказывает русской иконописи в эстетическом значении. При этом он с большим неодобрением отзывается о развитии иконописания в Строгановской школе.

Следуя Буслаеву в общей оценке древнерусской живописи как подлинного выражения народного духа и национального характера, Лесков резко расходится с ним в эстетической ее оценке. Тот художественно-эстетический анализ иконописи, который дан Лесковым в «Запечатленном ангеле», является совершенно самостоятельным и оригинальным.

Любители и знатоки, до Буслаева, писавшие о русской иконописи (И. П. Сахаров. Исследования о русском иконописании, СПб., 1849; Д. А. Ровинский. История русских школ иконописания, СПб., 1856), также не касались художественной стороны древнерусского иконописания. Рассказ Лескова в этом отношении оказал несомненно влияние на начавшееся в России в конце XIX — начале XX веков действительно научное изучение русской иконописи как одного из важных явлений истории искусства, а не только памятника религиозной мысли.

С чисто фактической стороны «Запечатленный ангел» довольно точно отражает достигнутый тогда наукой о русской иконописи уровень знаний. Так, Лесков повторяет деление на иконописные школы, изложенное у Ровинского; вслед за современниками он повторяет ошибочную датировку Ватиканских створов русской работы XIII веком; не знает, что описанные им как очень древние, особо чтимые героями рассказа иконы ангела-хранителя и богородицы на самом деле никак не старше второй половины XVII века, и т. д.

В критике 1870-х годов «Запечатленный ангел» получил в общем положительную оценку. Критика с удовлетворением отмечала, что в новом произведении Лескова нет «злокозненных нигилистов» («Новое время», 1873, № 55, 28 февраля, «Журналистика»). Тогда еще либерал В. Буренин писал («С. Петербургские ведомости»,1873, № 61, 3 марта, «Журналистика»): «Относительно формы повести я позволю себе высказать слово похвалы. Говорю «позволю себе», потому что г. Лесков имеет такую литературную репутацию, что хвалить его есть своего рода смелость. Но рискнем похвалой на этот раз; быть может, она повлияет на г. Стебницкого благоприятно и будет способствовать тому, что в следующих своих произведениях он воздержится хоть от двух-трех «стебницизмов». Похвала моя относится к языку повести. Автор ведет рассказ от лица раскольника, и надо отдать справедливость авторскому дарованию: язык этого раскольника выходит у него очень типичным и оригинальным. Видно, что г. Стебницкий добросовестно вчитывался в произведения раскольничьей литературы и прислушивался к живому говору раскольников». Однако критика единодушно осуждала концовку повести, указывая, что обращение раскольников в православие носит «водевильно-комический» характер (С. Т. Герцо-Виноградский. Очерки современной журналистики — «Одесский вестник», 1873, № 88, 25 апреля). К общей положительной оценке «Запечатленного ангела» (хотя и с осуждением развязки); присоединился и Ф. М. Достоевский, печатавший тогда в «Гражданине» свой «Дневник писателя» («Смятенный вид» — Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений, М. — Л., т. 11, 1929, стр. 55–57). В другой статье «Дневника писателя», уже полемического содержания («Ряженый» — там же, стр. 89–92), Достоевский дал очень интересное определение стилистического своеобразия Лескова, впервые с такой полнотой проявившегося именно в «Запечатленном ангеле». Речевую характеристику, принятую Лесковым для своих героев, Достоевский назвал эссенциями «У типиста-художника он (герой. — И. С.) говорит характерностями сплошь, по записанному, — и выходит неправда. Выведенный тип говорит как по книге. Публика хвалит, ну а опытного старого литератора не надуете» («Ряженый» — там же, стр. 90).